Лукас помолчал.

— Я правда хотел бы тебе помочь. Если тебе нужна какая-то информация, я поделюсь. Я даже готов пообещать, что не буду тебя допрашивать. Используй шанс, Пинкертинка. Если за тобой шпионит кто-то из них, то прижмет тебя к стене по-настоящему жестко. Куда страшнее, чем я! И вполне возможно, что ты снова столкнешься с трёигрӱ.

Пинки вспотевшими пальцами дергала комочки растрепанных рюшечек.

— Поделись со мной тайной,— едва слышно выдавила она.— Что можно сделать, чтобы… чтобы оно так не действовало?

Лукас скептически посмотрел на нее:

— Ничего.

— Ничего?!

— Если боишься трёигрӱ, заведи контактные линзы. Линзы, а не очки, потому что их не так просто сорвать и растоптать. Ӧссеанин, конечно, заметит и будет смотреть на тебя с некоторым пренебрежением, но это гарантирует тебе хоть какую-то защиту. А если боишься, что не успеешь их вовремя надеть, обзаведись также бутылкой коньяка и бутылкой борной кислоты для устранения последствий. Но потом главное — залить коньяк в горло, а борную кислоту в глаза — не наоборот,— засмеялся Лукас.— Хотя с людьми после трёигрӱ бывает и такое!

— Но ты не носишь линзы. И в твоих карманах нет борной кислоты!

— Зато в баре есть коньяк! Не прошло и недели, как он понадобился мне после одного особенно выдающегося гриля.

Лукас подмигнул Пинки и понизил голос до драматичного шепота.

— Ведь на Земле есть зӱрёгал, дьявольский инквизитор, который шпионит и наказывает! Ты узнаешь его по платиновому треугольничку на лбу. Хоть он и делает вид, что это значок, обозначающий должность, на самом деле это антенна, через которую тайный кружок деревенских учителей передает ему приказы. Если где-нибудь его встретишь, обязательно повторяй про себя таблицу ­умножения и беги прочь.

Пинки уставилась на него.

— Ты серьезно?!

— Конечно! Тайные организации — мои любимые!

— Подожди. Ты правда повторяешь при трёигрӱ таблицу умножения?

— В основном все-таки стишки,— признался Лукас.— Немного помогает сосредоточиться на чем-то другом.

Он прислонился к Пинки головой.

— Вот так. Теперь ты знаешь все мои тайные рецепты.

— Я ожидала чего-то более действенного.

— Не существует какого-то волшебного способа.— Лукас замялся.— Ӧссеисты иногда пытаются специально повысить свою сопротивляемость, но это занимает годы. Когда нужно воспроизвести действие трёигрӱ, а под ­рукой нет ӧссеанина, используют инфразвук. Чтобы позаботиться об окружающих, его запускают в наушниках, поскольку это не очень-то приятная вещь. У меня еще есть микрод где-то тут.

— Так вот что ты делал?

— Иначе никак.

Пинки задрожала. Ей понадобилось некоторое время, чтобы переварить представленную сцену.

— Не легче было бы носить линзы и на Ӧссе?

— Конечно, легче,— усмехнулся Лукас.— С технической стороны можно было найти и лучшее решение. Например, можно было бы трансплантировать еще один слой роговицы, это обеспечило бы автоматическую защиту двадцать четыре часа в сутки. Но это совсем не то. Даже если этого избежать, людям такой выход все равно не поможет.

Видя, что Пинки не согласна, он вздохнул.

— Это трудно объяснить. Трёигрӱ — это еще один орган чувств, то есть само по себе оно нейтрально как слух или обоняние. Можешь представить себе инопланетян, которые имеют такие же защитные механизмы, как тот же электрический скат или скунс, но с ними все равно можно найти общий язык. Речь лишь о том, для чего они это используют. Все ӧссенское общество построено на постоянном выстраивании и укреплении иерархии. Каждый их разговор — это, на самом деле, битва за власть. А трёигрӱ — идеальное приспособление для этого. С его помощью они могут когда угодно и кого угодно утащить на свое собственное поле, а там уже хорошенько за него приняться. Как только человек попадает в трёигрӱ — а для этого хватает одного непроизвольного взгляда незащищенных глаз! — он тут же ­начинает играть по их правилам. Им все равно, что у тебя может и не быть никакой другой цели, кроме как отвести глаза и уйти куда подальше. Тебе придется бороться, хочешь ты этого или нет, только за право покончить с этим. А если ты не выдержишь, паук увлечет тебя туда, куда ему захочется.

Лукас задумался.

— Понимаешь, это не нападение на людей. Ӧссеане делают это преимущественно с себе подобными. С помощью трёигрӱ они постоянно проверяют, не пытается ли кто занять в их стае место, которому не соответствует. Они постоянно друг друга экзаменуют.

— Страшно, наверное, там жить.

— Немного устаешь,— допустил Лукас.

— Когда я… — начала Пинки.

Она видела, как Лукас прислушался, и закусила губу. «Ну а что будет? Он все равно уже знает».

— Когда это произошло со мной, у меня не было чувства, что… что речь идет о доминировании,— спешно закончила она.

Ее лицо покраснело под изучающим взглядом Лукаса, и она тут же виновато опустила глаза.

— Прямо сейчас, Пинки, в этот момент, ни один ӧссеанин, который тебя хоть немного уважает, не позволил бы тебе отвести глаза,— констатировал Лукас.— Ты бы должна была заслужить в бою право сохранить свою тайну.

Лукас посмотрел на свой нетлог, затем снова удобно откинулся и закрыл глаза.

— Сложно делать выводы, не зная обстоятельств. Но если тебе кажется, что в этом разговоре никто не принуждал тебя сопротивляться, это свидетельствует лишь о том, что ӧссеанин вообще не посчитал тебя способной вступить в эту игру.

— Это трёигрӱ произошло по ошибке.

Лукас поднял глаза в изумлении.

— По ошибке?!

— Непроизвольно,— объяснила Пинки.— Ненамеренно.

Лукас рассмеялся:

— И сколько оно длилось?

— Целую… целую вечность.

— Постарайся определить в более конкретных единицах.

Пинки запнулась.

— Прости… Я… наверное… Наверное, полчаса? — предположила она.

— Нет,— сказал Лукас.

— Нет?..

Лукас задумался.

— Ну ладно, вот тебе пример, чтобы ты представляла себе масштаб,— сказал он со вздохом.— Когда я впервые попал в трёигрӱ, что произошло ровно в мой десятый день рождения, то потерял сознание примерно через двенадцать минут. Однако они намеренно ставили этот эксперимент — а я подобающим образом сопротивлялся, потому что меня это выводило из себя, так что можешь считать это верхней границей физических возможностей нетренированного человека. Я приходил в себя два дня. Классический синдром контакта — жар, тошнота, галлюцинации и прочее. В общем, только чудовища и никакого торта!

Лукас засмеялся и махнул рукой.

— Чаще всего до таких крайностей не доходит. Ты можешь хотя бы определить время, за которое пришла в себя?

— Господи, как… как твой отец мог такое допустить?

— Мой отец запланировал это,— заверил ее Лукас.— Ну же, Пинки. Ты можешь описать, что с тобой потом происходило?

— Около полутора часов я сидела… сначала плакала, потом просто смотрела в стену. У меня горели глаза, но не как от плача, сильнее. Я хотела заварить чай, но… но я просто не могла встать.

— Хм.— Лукас пожал плечами.— Должно быть, оно длилось около десяти секунд. Может, пятнадцать.

— Так мало?..

— Так много.

Лукас снова посмотрел на свой нетлог. Затем встал, подошел к рабочему столу и начал собирать с него вещи.

— Я пытался выяснить, сколько длилось трёигрӱ, потому что мне казалось, что это не могло быть ошибкой, Пинки. А теперь я в этом вообще не сомневаюсь. Для ӧссеан трёигрӱ — обычное дело, происходящее на автомате, это правда. Они мгновенно создают контакт, едва начав разговор, прямо как мы в разговоре спонтанно улыбаемся. Оно у них настолько в привычке, что, взгляни им человек прямо в глаза, они с огромной вероятностью отреагируют рефлекторно и начнут трёигрӱ — хотя чисто физиологически сами люди его вызывать не могут. Но когда ӧссеанин поймет, что ему это не нужно, он может очень быстро все прекратить. Никаких усилий с его стороны, потому что ты его удерживать не можешь. Только он тебя. Он отведет глаза, когда захочет, и его ничто не остановит, что иногда раздражает.