— Доброго дня, господа, чем обязан вашему визиту? — я выразительно посмотрел на Д,Аламбера, который тут же выпрямился и начал говорить. Хоть он и выучил уж русский, ради его приятеля я начал говорить по-французски, чем сразу же, судя по брошенному на меня взгляду, приобрел кучу очков у этого самого приятеля.

— Позвольте мне представить вам, ваше высочество, моего доброго друга, с которым мы вместе учились в юридическом колледже, Дени Дидро, — я посмотрел на этого Дидро. Слишком мало мне было известно про это время, но имя Дидро было мне известно. Он был одним из тех вольнодумцев, работы которых в итоге легли в основу доктрины и едва ли не стали причиной Великой Французской революции. И вот теперь внимание, вопрос: а нужны ли мне здесь в России такие вот подогреватели различных революционных движений?

— Прежде, чем вы поведаете мне, чем же занимается господин Дидро, и что привело его в Российскую империю, кроме того, что здесь его друг и бывший однокашник сейчас проживает, я хочу поздравить вас, господин Д,Аламбер с завершением «Трактата о динамике». Он прекрасен, я просто в восторге, и приказал выделить вам премию в размере двухсот рублей.

— О, вы слишком добры, ваше высочество к моим скромным заслугам, — Д,Аламбер просто аки красное солнышко засиял.

— Вовсе нет, — я покачал головой. — Именно ваш принцип решения дифференциальных уравнений позволил Эйлеру и Брюсу рассчитать структуру будущей клоаки того города для ученых, который я планирую создать на территории Ораниенбаума, так что никакой переоценки ваших заслуг в этом нет, уж поверьте. Ну, а теперь вернемся к господину Дидро. Вы прибыли просто погостить, или по делу?

— Я приехал, чтобы некоторое время погостить с моей молодой супругой у моего друга, — кивок в сторону Д,Аламбера. — В одном из разговоров с ним, Жан упомянул о том, что ваше высочество очень бережно относится к книгам и предметам искусства, и даже выделили средства для восстановления галереи, создавая в ней особые условия, чтобы картины сохранялись в полном порядке. Видите ли, ваше высочество, одно время мне покровительствовал маркиз дю Шатель, бывший большим ценителем предметов искусства. В свое время он собрал уникальную коллекцию, больше четырех сот полотен, скульптуры, рисунки и гравюры известнейших художников как прошлого, так и настоящего и библиотеку в двадцать тысяч томов. Но самую большую ценность, безусловно, представляет коллекция резных камней. Среди них есть и очень древние, пришедшие к нам от эллинов. Так получилось, что мой патрон умер два года назад, и теперь на части его коллекции претендуют герцог Орлеанский и сам король Франции, а также шведский престол.

— Это все безумно интересно, но, зачем вы мне все это рассказываете? — я откинулся в своем кресле, сложив руки на груди.

— Племянник маркиза, унаследовавший от дяди как титул, так и все имущество, как раз перед моим отъездом в Петербург вернулся из Пруссии, где находился с миссией его величества и вынужден был задержаться. Какие-то непредвиденные обстоятельства, не иначе. Он хотел сразу же продать с аукциона коллекцию дяди, но так как его не было в то время в Париже, решил воздержаться до личного присутствия. Теперь же, он говорит, что остро нуждается в деньгах, — и я его отлично понимаю. Кто в наше время не нуждается в деньгах? — Маркиз готов продать всю коллекцию целиком за четыреста тысяч ливров.

Нет, хорошо, что я сидел в это время. Потому что от озвученной суммы точно свалился бы на пол. Сколько он хочет за коллекцию? По-моему, все, что я подумал, отразилось на моем лице, потому что вперед вышел Д,Аламбер, и быстро проговорил.

— Поверьте, ваше высочество, это чрезвычайно дешево. Я видел коллекцию Пьера Кроза, это поистине уникальное зрелище. Насколько я помню, Мариетт оценил как-то коллекцию в один миллион ливров. Видимо, маркиз действительно остро нуждается в деньгах, раз согласен на такую невыгодную для него сделку.

— Он готов ждать до марта, ваше высочество. Если я не привезу ответ, желательно, вместе с деньгами, то в середине марта состоится аукцион, где большая часть коллекции будет просто распродано. То, что с таким трудом собиралось столько лет, просто разлетится по всему миру.

Да знаю я, что они по своему правы. Знаю я также и то, что подобные вложения — это вложения в века. Уж мне-то известно, что через каких-то двести лет, каждое полотно будет стоить столько, что эти четыреста тысяч покажутся совсем уж смешной суммой. Проблема в том, что у меня нет этих денег. Я конечно могу обратиться к тетке, но Елизавета равнодушна к искусству, сомневаюсь, что она оценит перспективы. Мой мозг начал работать на полную мощность. Надо переговорить с Ушаковым. Думаю, если его новогодняя затея увенчается успехом, то часть денег можно забрать из клуба. Кстати, сам клуб может стать прекрасным местом, для хранения всех этих коллекций. Дворец огромный, в нем никто не живет, и очень много комнат стоит просто так. Переезд знаменитой коллекции в клуб, может сыграть на пользу имиджу, хотим же мы составить идеологическую конкуренцию масонам?

— Я дам ответ после Нового года, — наконец, я принял решение. — И, может так оказаться, что сделка произойдет раньше марта. Но что хотите вы, господин Дидро, за посредничество?

— Я хотел бы остаться смотрителем коллекции и каталогизировать ее. Также мне будет нужен постоянный допуск к книгам, — он покраснел, но договорил до конца.

— Вы в курсе, что коллекцию перевезут в Россию? — я посмотрел на него несколько скептически. Насколько я знаю, очень мало кто из иностранцев могли полностью освоиться на наших просторах, предпочитая возвращаться в свои курятники. Слишком различный образ жизни, который они никогда не понимали и вряд ли когда-нибудь поймут.

— Да, ваше высочество, — он кивнул.

— Тогда в чем истинная причина ваших намерений? — я смотрел исподлобья, и Дидро явно нервничал от моего взгляда.

— Мой отец категорически против моей жены, — выпалил он, сжимая кулаки. — Настолько, что пообещал выгнать нас из дома и лишить меня наследства.

— Вы настолько ее любите? — я склонил голову и теперь смотрел с любопытством.

— Да, — ответил Дидро твердо. — Вы так говорите, ваше высочество, будто не верите в существование любви.

— Ну, почему же. Наверное, она существует, только пока обходит меня стороной, — пожав плечами, я опустил руки на стол. — Господин Дидро, ваши мотивы мне понятны. Если сделка в итоге будет заключена, то я выполню ваши требования. Кроме того, я положу вам жалованье, достаточное, чтобы вы с супругой ни в чем не нуждались. Но у меня есть одно условие.

— Какое условие, ваше высочество? — он слегка побледнел, но продолжал смотреть прямо.

— Однажды, может быть, даже не скоро, мне понадобится философское и идеологическое обоснование некоего закона. И вы мне эти обоснования подготовите.

— Я? — он удивленно уставился на меня.

— Вы, — я кивнул. Если уж этот крендель сумел подвести идеологию к революции, то вполне способен найти объяснения и оправдания неким моим задумкам, еще невнятным, но уже настойчиво забредающим в голову. — Так что, договорились?

— Я, конечно, попробую и, клянусь, что буду стараться, но, боюсь, это не слишком выгодная для вас сделка, ваше высочество, — покачал головой Дидро.

— А вот об этом позвольте судить мне самому, — и я потянулся к Ушаковским докладам, давая понять тем самым, что аудиенция закончена. Мои посетители были людьми умными и намеки прекрасно понимали, поэтому, отвесив прощальные поклоны, дружно убрались из кабинета.

Я же действительно открыл доклады и углубился в чтение. Ничего нового и интересного не происходило. Никаких новых заговоров не намечалось, агенты, забрасываемые по салонам, скучали и отчеты их были лишены огонька и задора. Эти агенты — тоже мое изобретение. Раньше Тайная канцелярия действовала исключительно по доносам и крамоле, обнаруженной в письмах, сейчас же Ушаков под моим началом выходил на новый уровень, так сказать. Также я ему посоветовал использовать в темную болтливых провокаторов, типа Ваньки Лопухина, который в подпитии может такое выдать… Только предупредил, чтобы его агенты не забывали о том, что конкретный Ванька вовсе не заговорщик, а просто дурак, и не стремились хватать его и волочить в застенки Петропавловской крепости. Также проводились полевые учения агентов с кодовым названием «горничные». Ну, тут мы не первопроходцы, как бы приятно мне не было думать об этом, тут впереди нас кардинал Ришелье отметился. Мне об этом Ушаков рассказал, когда пришел с предложением попробовать таких вот агентов, которых на большом количестве прибывших делегаций с девицами можно было вполне обкатать. Моего тут само название «агент», на котором я настоял, потому что агент — это звучит гордо и круто во все времена.