Он сказал:
— Алиша была убита в воскресенье вечером на лестничной клетке перед своей квартирой.
Рот Мириам приоткрылся, как будто ей не хватало воздуха.
— Убита?
— Ее кто-то убил, — повторил Уилл. — Я думаю, что она знала нападавшего. Я думаю, что она вышла за ним на лестницу, и там он нанес ей… — Он запнулся. — Он нанес ей травму, которая привела к смерти.
— Травму? — эхом повторила Мириам. — Что это означает? Она страдала?
Он собирался соврать — не будет никакого вреда, если сказать родителям, что их ребенок умер быстро, — но не смог.
— Не думаю, что мы когда-нибудь узнаем, понимала ли она, что происходит. Я надеюсь, что не понимала… — Он помолчал. — Я надеюсь, что в ее крови было достаточно наркотиков, чтобы она не отдавала себе отчета в происходящем.
Мириам ахнула.
— Я видела это в газете! Женщина была убита в Грейди Хоумс. Там не было указано ее имя, но… я никогда не могла подумать, я просто догадывалась…
— Мне очень жаль, — сказал Уилл и подумал, что за последние дни произнес эту фразу большее количество раз, чем за всю предыдущую жизнь. Он вынул ксерокопию письма Алиши. — Мы обнаружили это в ее почтовом ящике. Письмо вернулось, потому что за него было недостаточно заплачено.
Мириам Монро схватилась за письмо, как за спасительную соломинку. Она смотрела на него, и по ее щекам текли слезы. Она прочла его не менее десятка раз, прежде чем пробормотать:
— Пария…
— Вы можете объяснить, о чем речь?
Мириам положила письмо на колени, руки ее дрожали.
— Этот дом был на другой стороне улицы — на расстоянии трех домов и на расстоянии целой вселенной от нас. — Она посмотрела в окно, словно видела его там. — Тогда мы были единственной чернокожей семьей во всей округе. Мы с Тобиасом смеялись, когда люди возмущались: «Куда катится наш район!», в то время как дьявол жил у них буквально на заднем дворе.
— Эта семья по-прежнему живет там?
Она покачала головой.
— В этом доме жило уже больше десятка семей, после того как Карсоны съехали оттуда. Дом был достроен, превратился в своего рода дворец, а в то время это был просто маленький домик, где творились отвратительные вещи. Такой есть в каждом районе, верно? Один плохой дом с одним плохим ребенком.
— Да, мэм.
Она снова посмотрела в окно.
— Вечеринки каждый уик-энд. Машины, которые носятся по улице взад-вперед. Тот мальчик отравлял каждого, кто вступал с ним в контакт. Мы называли его Парией с Пейсли-стрит.
Уилл подумал о письме, в котором Алиша называла себя парией.
Она продолжала:
— Его матери никогда не было дома. Она была адвокатом, как это ни парадоксально звучит. — Она снова повернулась к Уиллу. — Думаю, я могла бы до посинения обвинять во всем этом ее, но на самом деле она была так же не способна управлять своим сыном, как и все мы.
— Алиша сбежала с этим мальчиком?
— Нет, — ответила Мириам. — Она сбежала с тридцатидевятилетним мужчиной по имени Маркус Кейт. Он был одним из консультантов в программе ее лечения. Позже мы выяснили, что он уже сидел за растление несовершеннолетних. — Она грустно усмехнулась. — Это все равно, что установить во всех тюрьмах Америки вращающиеся двери со свободным входом-выходом.
Уилл осторожно спросил:
— В своем письме она, похоже, в чем-то упрекает вас.
Мириам с трудом улыбнулась.
— Когда Алише было одиннадцать, я оставила семью. Из-за другого мужчины. Но наши отношения скорее напоминали отношения матери и ребенка… — Она подняла письмо. — Грехи родителей, как выразилась моя дочь.
— Потом вы вернулись.
— Мы с Тобиасом помирились, но отношения еще долго оставались натянутыми. Нам было не до Алиши, она отошла на второй план и в этот момент связалась с тем мальчиком с нашей улицы. — Она подняла руку и нащупала висевший на шее маленький крестик на золотой цепочке.
Уилл полез в карман и вынул крестик, обнаруженный в письме.
— Еще мы нашли вот это.
Мириам посмотрела на крест, но не взяла его.
— У всех моих детей такие.
Уилл решил не говорить ей, что Алиша отослала его назад. Письмо и так было достаточно тяжелым. И все же он должен был спросить:
— Этот крестик имеет какое-то особое значение?
— Тобиас купил крестики, когда я вернулась домой. Мы собрались за столом, и он раздал их всем. Крестик символизирует наше единство, нашу веру в то, что мы снова можем быть семьей.
Уилл вложил крестик в руку Мириам и сжал ее пальцы.
— Я уверен, она хотела бы, чтобы это было у вас.
Он снова шел через холл — мимо предметов искусства, мимо фотографий, мимо всего того, что Мириам и Тобиас собирали много лет, чтобы создать в этом особняке настоящий семейный очаг. У входной двери стоял высокий стол, и Уилл остановился, чтобы положить на него свою визитную карточку, когда услышал из соседней комнаты голос, приглушенный расстоянием и горем. Очевидно, Мириам Монро говорила по телефону.
— Это мама, — сказала она одному из своих многочисленных детей. — Ты мне нужен.
Глава 30
9:16 вечера
К окончанию смены Энджи смертельно устала. В результате ее напряженного труда за решеткой оказались пара разъезжающих торговцев сжиженным газом, водитель грузовика и безработный отец троих детей. Все они в настоящий момент ломали голову над тем, как будут объяснять женам, что были задержаны за приставание к проституткам на улице.
Энджи понимала: при существующем порядке вещей то, что она делает, — занятие бессмысленное. Клиенты постоянно возвращались, девушки постоянно выходили на улицу. Никто не был заинтересован в том, чтобы добраться до корня проблемы. Последние шесть лет она занималась тем, что пыталась понять этих женщин. У всех в прошлом были примерно одинаковые истории сексуального надругательства и пренебрежительного отношения, все они от чего-то убегали. Не нужно быть выпускником экономфака Гарвардского университета, чтобы понять, что намного дешевле потратить деньги на помощь в защите их прав, пока они дети, чем садить их в тюрьму, когда они вырастут. Впрочем, таков пресловутый Американский путь. Потратить миллион долларов на то, чтобы помочь ребенку, упавшему в канализационный колодец, но только, боже упаси, не сотню баксов на то, чтобы закрыть этот колодец надежной крышкой, чтобы ни один ребенок в принципе не мог туда провалиться.
Жасмин Эллисон, вероятно, была одной из тех потерянных детей, которые никогда не будут найдены. Закончит она где-нибудь на улице, где у нее будет новое имя, новый статус и новые пагубные привычки, которые сутенер может использовать, чтобы контролировать ее. По тому, как Уилл говорил по телефону об этой девочке, Энджи понимала, что он обеспокоен. И у него были на то веские причины, учитывая, что Жасмин заплатили за телефонный звонок в полицию ночью, когда была убита Алиша. Энджи знала, что мог быть и миллион других мелочей, которые в итоге выгнали девочку из дому, но все же позвонила паре знакомых парней из городского управления и попросила присмотреть за этим делом.
Энджи посмотрела в свои записи, нацарапанные на листке, который она вырвала из телефонной книги. Кен Возняк жил в доме престарелых на Лоуренсвиль-хайвей. Дежурная нянечка, диктовавшая ей адрес, с энтузиазмом восприняла новость, что к этому человеку едет посетитель. Энджи до этого видела Кена всего несколько раз. Она вообще не была уверена, что он ее узнает.
Время посещений заканчивалось в десять. Судя по пустой парковке, Кен был не единственным здесь, к кому мало кто приезжал. В фойе с неизменно присутствующими в таких местах белой кафельной плиткой и люминесцентными лампами было пустынно, но чисто. На столике в небольшой комнате ожидания стояли искусственные цветы. Когда Энджи направилась к стойке приемной, громко булькнул аппарат с питьевой водой.
За стойкой, откинувшись на спинку стула, сидел мужчина. Он окинул Энджи с ног до головы понимающим взглядом, и его ухмылка говорила, что он точно знает, кто она такая и сколько может стоить. Он сцепил пальцы на затылке, рубашка на нем распахнулась, и стало видно жирное волосатое брюхо.