«Шкода» темно-синего цвета быстро несла нас по довольно пустынным улицам Праги. Оставив машину на стоянке, мы вошли в таверну «У Святого Томаша».

Несмотря на позднее время, все три сводчатых зала таверны были переполнены.

— Здесь обычно выступает один артист-сатирик, вроде нашего Райкина, — сказал В. Г., заказывая пиво и шпикачки. — Но сегодня его, к сожалению, кажется, не будет.

Уже за полночь В. Г. высадил меня за два квартала от отеля. Договорились встретиться через неделю.

НН я заметил лишь на четвертый день после приезда. Как позже выяснилось (мне рассказал об этом сам В. Г.), чехи почему-то не смогли сразу взять меня под наблюдение. То я, выйдя из отеля с большой группой иностранных туристов, затерялся в толпе на Вацлавской площади. То администратор отеля Якоб, который уделял мне определенное внимание, пригласил меня на футбольный матч. На стадионе же к нам присоединился долговязый парень, все время куривший трубку, и мы сидели вместе на трибунах, комментируя перипетии матча. Говорили мы на английском языке. Перед окончанием матча я, извинившись перед своими спутниками, спустился с трибун по естественной надобности (пили пиво все-таки). В это время матч закончился, болельщики побежали к автобусам и трамваям. А НН, очевидно, должна была взять меня, когда я буду выходить со стадиона с администратором Якобом. Не имея моего точного описания, НН взяла под наблюдение человека, вышедшего вместе с Якобом со стадиона, и довела его до ворот голландского посольства. Он оказался советником посольства.

На следующий день наружка не упустила меня и водила почти до самого отъезда.

Якоб не упускал случая, чтобы заговорить со мной. Я обычно болтал с ним несколько минут, отлично сознавая, что он работает осведомителем, но дальше светских разговоров у нас речь не заходила: не было базы для общения, а девочки, которых он мне довольно ненавязчиво предлагал, меня не интересовали.

И все же была попытка подослать ко мне агента-женщину. Однажды я зашел поужинать в ресторан, расположенный на берегу Влтавы. Я знал, что нахожусь под наблюдением, и поэтому сел за самый дальний от входа столик. Я заказывал ужин, когда заметил девушку приятной наружности, типа «модель». Она вошла, осмотрелась, но свободных столиков рядом со мной не было, и она уселась в дальнем углу. Знакомство не состоялось. Эта же девица мелькнула пару раз в районе танцплощадки, где парни и девушки увлеченно танцевали бальные танцы. Как позже мне поведал В. Г., у девицы было задание познакомиться со мной, но не подвернулось подходящего случая. А с меня, честно говоря, достаточно было Жаннет из Бухареста, поэтому я сознательно не стал облегчать ей задачу.

В день встречи с В. Г. НН было как обычно. Они уже попривыкли ко мне, а я к ним. Но они не знали, что сегодня до обеда я от них должен буду уйти. Мы с В. Г. собирались вместе пообедать, и соглядатаи мне были не нужны.

Я побродил по Старому Городу, с толпой туристов посмотрел на башенку, где каждый час под колокольную музыку проплывали забавные фигурки в средневековых одеяниях и доспехах. Наружников было, по всей видимости, трое, и я постоянно был в курсе их местонахождения. Они иногда снимали или надевали куртки, меняли головные уборы, носили в руках сумки или портфели, которые вдруг куда-то девались. Наверное, у них была машина, которую я пока не заметил, так как она держалась где-то поодаль. Но вот, наконец, я забрел на городское кладбище. Долго бродил по пустынным кладбищенским аллеям, словно бы разыскивая какой-то памятник. Затем вошел в помещение колумбария, состоявшего из нескольких залов. В одном из залов на огромной мраморной стене были выбиты имена тысяч чешских евреев, уничтоженных во время войны. Я долго стоял перед этой стеной, обнажив голову. Старик еврейской наружности, очевидно служитель колумбария, которого я заметил, прогуливаясь по залам, остановился рядом со мной. И что-то негромко произнес по-чешски. Я вопросительно взглянул на него.

— За вами следят, — сказал он вполголоса по-английски.

— Неужели? А зачем?

— Можете выйти вон через ту дверь, — сказал служитель кладбища, проигнорировав мой недоуменный вопрос.

— Благодарю вас, — ответил я, пожав плечами, и медленно двинулся вдоль стен колумбария, потихоньку приближаясь к той двери. В залах в это время находился только один наружник, который, отвернувшись от меня, рассматривал погребальные надписи. Я быстро юркнул в дверь и прошел в коридор, где было несколько дверей. Одна из них была приоткрыта и пропускала солнечный свет. Я вышел через нее, осторожно прикрыв ее за собой. Слабо щелкнул замок. Я очутился прямо на улице и в несколько прыжков достиг только что остановившегося трамвая. Дверцы захлопнулись, трамвай набрал скорость. Позади — никого.

Через неделю на явочной квартире резидент покажет мне отчеты чешского НН и их отзыв обо мне: «Этот канадский турист, похоже, «добже вывченый хлаб», судя по тому, как он лихо ушел от нас на кладбище — как сквозь землю провалился».

— Скажите, но уйти-то вам помог случай? — спросил В. Г.

— Да, но у меня было подобрано несколько мест для ухода. Какое-то из них все равно сработало бы.

В тот день мы встретились с В. Г., поехали на его «шкоде» в загородный ресторан, где пообедали, обсудив схему выхода за рубеж.

— Пока все идет по плану, — сказал мне В. Г., — НН снимаем через четыре дня. Встречаемся двадцатого в 19.00 на том же месте. Поедем к резиденту.

Снова вилла. На встрече присутствовали резидент, В. Г. и Е. И., который был нашим куратором в 1959–1960 годах.

— Центр дает «добро» на ваш выход за рубеж. С ролью канадского туриста вы справились. Сводки их НН никаких особых нареканий у нас не вызывают. Только вот это их выражение: «добже вывченый хлаб». Это определение говорит о том, что вы где-то допустили оплошность.

— Скорей всего, когда я от них ушел на кладбище.

— Возможно. Учтите на будущее: естественность и еще раз естественность поведения. И «отрыв» ваш должен выглядеть вполне естественно. Завтра вы выезжаете за рубеж. Пожелаем вам удачи в вашей миссии.

А вы знаете, та девушка очень переживала, что она не так себя преподнесла, отчего, по-видимому, она вам и не понравилась, — сказал Е. И. с улыбкой. — Она так плакала, что оперативнику, который с ней работает, стоило труда ее успокоить.

— Зачем же вы посвятили ее в суть дела?

— Да я уж ругал его за это.

— И он ей так и сказал, кто с ней встречался? А не плакала ли она по упущенному шансу попасть за границу?

— Сказала, что вы ей очень понравились. Жаль, что она не пришлась вам по вкусу. Она у наших «соседей» на очень хорошем счету.

— О вкусах не спорят, — сказал я с улыбкой. — Тем более когда речь идет о возможном кандидате в жены.

Разговор этот имел следующую предысторию. Шел первый год индивидуальной подготовки. Режим работы был напряженным: языки, страноведение, радиодело, наружное наблюдение, вождение машины, практика в райотделе ГБ, занятия по связи, отработка маршрутов проверки, тайниковые операции, фотодело, шрифты, тайнопись, визуальная разведка объектов, освоение профессии прикрытия и многое-многое другое, необходимое нелегалу. Говорят, что такой темп не все могут выдержать и некоторых приходится даже снимать с подготовки, иногда с психическим расстройством, после чего, разумеется, путь в разведку заказан. Я такой темп выдерживал довольно спокойно, и единственной издержкой было то, что совершенно не оставалось времени на личную жизнь. В свои двадцать пять лет я был холост и, похоже, не собирался менять образ жизни, так как уже свыкся со своим одиночеством. Скорей всего, за шесть лет аскетической казарменной жизни я просто в какой-то степени отвык от женского общества, если не считать редких молниеносных набегов на студенческие общежития. Очевидно, чтобы кто-то тебе понравился, надо встречаться каждый день, общаться, дышать одним воздухом, строить отношения на сближение и т. п.

И вот в какой-то момент мое руководство вдруг проявило странное беспокойство: «Как же так? Мы тут его готовим-готовим, а он еще даже и не женат! А оп нормальный? В его возрасте все нормальные люди женятся, а у него ни невесты, ни даже любовницы».