Эдуардо знал, что говорил, когда вел речь об отеле. В тот день я готовил отчет в Центр о моей поездке по Европе и о первых днях пребывания в данной стране. Уже стемнело, когда отчет на английском языке был готов, и я начал снимать его «Миноксом». Уже была отснята половина, когда в дверь постучали. Я быстро сложил листочки отчета и фотоаппарат в газеты, положил все это в нижнюю часть платяного шкафа и открыл дверь. В комнату в сопровождении смуглой молоденькой горничной, которую я про себя прозвал «чернавкой», вошел белобрысый парень в спецовке, в руках у него был ящик со столярным инструментом и несколько деревянных плечиков-вешалок. Мулатка что-то мне пыталась объяснить, но я ничего не понял. Парень поздоровался, прошел мимо меня прямо к шкафу, где лежал отчет для Центра, и открыл его. Я наблюдал за его действиями, стоя у него за спиной. Он что-то говорил, улыбался, но я еще не понимал по-испански, хотя было ясно, что он пришел, чтобы повесить новые плечики в шкафу взамен поломанных. Но почему именно сейчас, в вечернее время?
— А по-польски не розумиешь? — произнес он с ухмылкой. Я смотрел на него с недоумением. Он добавил что-то еще, они оба засмеялись и ушли, оставив меня со слабой улыбкой на губах.
«Что бы это значило? — думал я. — Очень похоже на полицейскую проверку. Отель-то ведь не простой, здесь, наверное, бывают и уголовные элементы, и проститутки, и малолетки — одним словом, вполне очевидно, что такого рода отели находятся под надзором как уголовной полиции, так и полиции нравов. А я один, живу здесь уже больше недели. Нет, надо будет отсюда съехать. Положительно мне здесь не нравится. А почему он спросил меня по-польски? Принял за поляка, что ли? Хорошо хоть за поляка, не за русского». До тайниковой операции оставалось еще два часа. Выйдя на лестничную площадку, прислушался. В колодце внутреннего дворика стояла тишина. Напротив моего окна, сквозь жалюзи которого пробивался свет, жила парагвайская семья— муж, жена и смазливая дочь-смуглянка лет семнадцати. Вернувшись в комнату, закрыл дверь на ключ, вставив предохранитель-защелку, что исключало возможность открыть дверь снаружи и внезапно войти в комнату. Это миниатюрное простое приспособление я купил еще в Швейцарии и всюду возил его с собой. Включив настольную лампу, продолжил фотографирование. Отчет получился страниц на сорок. Там было и про мою поездку на судне «Прованс», и ситуацию с военным учетом, и дополнительные данные на Майка, и установочные данные на Патрисию, которой я дал псевдоним «Марго». Аккуратно вырезав кусочек цветной кодаковской кинопленки, где Марго была снята мной во время праздника Нептуна, я завернул его в фольгу, затем в черную бумагу. Засунул все это в презерватив, затем упаковал в кусочек старой скомканной газеты и вложил в контейнер— черную пластмассовую баночку из-под гуталина.
Теперь необходимо было уничтожить все сорок листочков отчета. Жечь нельзя: комнатка крошечная, вентиляции никакой, дым быстро заполнит помещение и начнет выходить через жалюзи окна и из-под двери. Еще чего доброго прибежит кто-нибудь и спросит, что я тут жгу. Зайдя в туалет, убедился в исправности сливного бачка. Порвав на мелкие клочки листы отчета, я в два-три приема спустил их в унитаз. Мощным потоком воды их унесло в канализацию. При помощи фонарика внимательно осмотрел унитаз, не прилип ли там клочок бумаги. Все в порядке. Пора выходить. Выйдя в сырую мглу слабо освещенных пустынных улиц Белграно, я двинулся по отработанному накануне маршруту проверки. Через полтора часа, убедившись в отсутствии «хвоста», направился в район расположения тайника, подобранного товарищами из местной резидентуры. Тайник был устроен на первый взгляд неплохо, с четким описанием и планом, с отлично выполненными фотографиями: увитая плющом каменная лестница с площадками; с одной стороны подпорная стенка, на которой установлены большие бетонные вазы с цветами. В щель под одной из них я и должен был положить свою закладку. Тихое, укромное, совершенно неосвещенное место. Иду вверх по лестнице, сжимая в кармане контейнер, готовлюсь провести закладку, но… У самой моей вазы, облокотившись на балюстраду, маячит в темноте фигура полицейского в темной шинели и фуражке. Прохожу мимо. Полицейский провожает меня взглядом из-под козырька фуражки с кокардой. Я это чувствую. Описав круг в несколько кварталов, примерно через полчаса возвращаюсь тем же путем, только теперь уже вниз по лестнице. Полицейский как истукан продолжает торчать у моего тайника. Не гнать же его оттуда. Мол, извините, сеньор полисмен, не могли бы вы прогуляться немного, мне нужно сделать закладку в тайник. В чем дело? Чего он тут? Тайник, что ли, мой охраняет? «Полицейский в форме — это не страшно, — вспомнились слова инструктора. — Бойся того, кто в штатском». Все равно надо уходить. Проводить здесь тайниковую операцию нельзя. Надо переходить на запасной вариант. Через три дня. А где хранить закладку все эти три дня? Прохожу скверик, расположенный на пересечении двух улиц. Кругом особняки. В скверике каменные скамьи. Сажусь на одну из них. Упершись ногами, наклоняю тяжеленную скамью. Балансируя, перочинным ножом делаю углубление необходимого размера под опорой скамьи, кладу туда закладку, предварительно засыпав ямку, опускаю скамью. Как будто все нормально. Завтра надо будет посмотреть это место, а то в темноте не видно. Даже если кому-то и придет в голову опрокинуть скамью, что вряд ли, присыпанную землей закладку все равно не заметят.
На следующий день с утра снова побывал на злополучной лестнице. Оказывается, стена с железной оградой, вдоль которой проходила лестница, окружала посольство Великобритании. Хорошенькое соседство! Конечно, обычно полицейский пост размещается на входе в посольство. Но во время забастовки на транспорте власти, очевидно, усилили охрану посольства и в ночное время выставили дополнительные посты.
Через три дня, изъяв контейнер из-под скамьи, я отправился к запасному тайнику, находившемуся в основании чугунного фонарного столба, на уровне земли в небольшом скверике, в нескольких кварталах от моего отеля. Произведя закладку, вышел к авениде Сан-Мартин, где мелком проставил сигнал о закладке, выбросив затем мел. Через час, проходя по улице Нуньес, принял сигнал о выемке. Первая тайниковая операция в Буэнос-Айресе прошла относительно успешно. В Центр пошел мой первый отчет из Аргентины.
Вскоре я съехал из отеля «Белграно» и поселился в маленьком скромном отеле-пансионате, так называемом «Отеле Суисо» («Швейцарский отель»). Хозяйкой отеля была дочь русского генерала Шабрина, заброшенного волной революции в эту страну. Хозяйка, благообразная пожилая дама, владела несколькими языками, в том числе и английским. Занимала она небольшую комнатку на первом этаже двухэтажного, скромного на вид особняка с парком. Комната ее была убрана в русском стиле: в углу — иконы и постоянно зажженная лампадка, на стенах — многочисленные фотографии генерала сотоварищи, семейные фото. Комната, в которой меня поселили, была большой, с высоченным потолком и без всякого отопления. Короче говоря, очень неуютно и холодно. Во всем облике отеля сквозил дух запустения. Вскоре я заметил, что здесь часто бывают русские эмигранты. Один из них, учитель математики в колледже по соседству, стал пытаться свести со мной знакомство. «Русская среда не предвещает мне ничего хорошего», — подумал я, решив сменить и это жилье. Прошла неделя, и я переехал в другой отель, «Отель фамильяр» (семейный отель), но уже на следующий день понял, что и это не для меня: владельцем отеля был молодой разбитной итальянец, здесь также жила его многочисленная родня с кучей ребятишек — настоящий детский сад. Невообразимый шум, гам и плач стоял с утра до полуночи.
С момента приезда я неустанно подыскивал себе жилье, что оказалось совсем не простым делом. Посетил десятки адресов по объявлениям в газетах, но ни один не подходил. Одновременно усиленно штудировал испанский (кастельяно), изучал город и занимался оформлением на службу в армию. На третий день пребывания в итальянском отеле я не выдержал и переехал на частную квартиру, хозяйкой которой была сеньора Кармен, дважды вдова, дородная, румяная, приветливая, добрейшая женщина лет шестидесяти. Первым ее мужем был инженер-полковник артиллерии республиканской армии Испании. Во время гражданской войны в Испаши, после разгрома республиканских войск, они с мужем были интернированы на территории Франции и содержались в концлагере неподалеку от границы с франкистской Испанией, где в то время свирепствовал фашизм. Перед самой оккупацией Франции немцами с помощью Красного Креста им удалось после долгих мытарств вместе с другими республиканцами выехать в Южную Америку. (Сеньора Кармен имела аргентинское гражданство.) Во время стоянки парохода в Гаване они с мужем и друзьями зашли посидеть в кафе-мороженое. Стояла страшная жара. Здесь с ее мужем и случился инфаркт. Смерть настигла его, когда он нес вазочки с мороженым к столику.
