Двадцать третьего ноября по радио мы услышали сообщение об убийстве президента США Дж. Кеннеди. Сын хозяина был уверен, что это дело рук русских, но на мой вопрос: «А зачем русским нужно было убивать Кеннеди, когда кубинский кризис позади?» — он не нашелся что ответить.
На явку в Афинах мы выходили раз в неделю, но к нам так никто и не подошел. Тайник, предложенный Центром, был выбран очень удачно: глухой проходной скверик на склоне горы, расщелина в невысокой каменной подпорной стенке справа от второго столба ограды. Посидев с «Вестой» на этой ограде, мы оставили в тайнике закладку. В отчете на непроявленной пленке, отснятой «Миноксом», был описан в деталях весь процесс отработки легенды «Весты» по Европе, наше бракосочетание, новые связи. Связь с Центром, по-прежнему односторонняя, — по радио.
Наш дальнейший маршрут: Монтевидео, Уругвай. Там обосноваться, возможно, завести небольшое дело, постараться для «Весты» получить аргентинское гражданство и загранпаспорт как супруге аргентинского гражданина и ждать дальнейших указаний Центра.
В Афинах мы взяли билеты на рейс израильского теплохода «Теодор Херцль», шедшего рейсом Хайфа — Буэнос-Айрес. Попали мы на этот теплоход совершенно случайно, поскольку рейс итальянского судна, на который мы рассчитывали, был по какой-то причине отменен. На израильское судно мы должны были сесть в Неаполе, а от Пирея до Неаполя мы добрались на турецком теплоходе «Каражоглу».
Порт Неаполь. «Теодор Херцль» запаздывал. Был вечер. Штормило. Лил проливной дождь. Мы сидели под навесом на причале вместе с другими пассажирами, укрывшись от ветра за какими-то ящиками. «Теодор Херцль» медленно подходил к причалу, когда набежавшей волной его вдруг приподняло и ударило форштевнем о бетонный причал. В темноте брызнули искры. Завели концы, судно пришвартовалось.
Наконец объявлена посадка. После промозглой ветреной погоды теплая уютная каюта на двоих показалась сущим раем. Отплыли в ночь. Судно заваливалось то на один борт, то на другой. «Веста», конечно, лежала пластом. Я же привык к качке. Завтрак нам принесли в каюту: две большие жирные селедки с пучками зеленого лука, масло, сыр, джем, кофе с молоком. После такой качки и ночной суеты такой острый завтрак был как нельзя кстати, тем более что шторм затихал.
Рождество отметили в открытом океане, а Новый год— уже в Монтевидео. Поселились в совершенно безлюдном, огромном двухэтажном отеле на самом берегу океана. Пляж— напротив через набережную. После промозглой зимней Европы мы очутились в летнем Южном теплом полушарии.
Канун Нового года. Было тепло, и поэтому, несмотря на небольшой шторм, рискнули искупаться в океане. Бескрайние песчаные пляжи. Небо освещается зарницами. Вода в набегающих волнах магически фосфоресцирует. Даже немного жутковато. Особенно когда после ослепительной молнии прямо над головой громыхнет гром.
Накрыли на стол. Ровно в полночь откупорили бутылку шампанского. Вышли на балкон запустить в честь Нового года каньиту-воладару. Над городом стоит дружный вой клаксонов. По набережной несутся машины и не переставая сигналят. Где-то трубят в трубы, бьют в барабаны. Взрывы петард, фейерверки, бенгальские огни, лай собак. Так мы встречали Новый, 1964-й год, год памятный тем, что сменилось руководство в нашей стране и место Н. С. Хрущева занял Л. И. Брежнев.
Наутро знакомимся с городом. Он оставляет впечатление некоторой запущенности. Буэнос-Айрес несравненно богаче и роскошнее. Пошли в кино на триллер. Что-то связано с неким огромным магическим котом. То и дело сцены ужасов. Соответствующая музыка. По окончании фильма, когда подходили к отелю, обнаружили, что отсутствует сумочка «Весты» со всеми ее документами. Сломя голову понеслись обратно, благо отошли мы не слишком далеко. Сеанс был последним, и народу было немного. Когда мы прибежали туда, служители уже закрыли двери кинотеатра. Постучали. С колотящимся сердцем, с фонариком, который одолжили у сторожа, быстро прошли в темный зал. Сумочка стояла там, где ее поставила «Веста»: у опоры кресла. Проверили содержимое — все на месте. И только тут перевели дух. С тех пор в кино сумочку я у нее отнимал и держал у себя на коленях до окончания сеанса.
Сняли квартиру на окраине города: гостиная, кухонька, спальня на втором этаже. Все в миниатюре, все крайне скромно, строил сам хозяин, водитель городского автобуса. У него жена и двое детей. Оба испанцы из Галиции (гальегос). Оба неутомимые труженики. Отношения у нас установились хорошие. Купили мебель, кухонную утварь. Я пошел было искать работу, но кругом царила жуткая безработица. Легче было бы нам организовать свой небольшой бизнес. Центр положительно рассмотрел этот вопрос. Я уже кое-что было предпринял в этом направлении и вел переговоры, но не прошло и пяти месяцев, как шифрограммой вызывают на явку.
Курьера Центра, худощавого блондина лет тридцати пяти, я заметил еще издалека. Он уверенно шел по направлению ко мне, пристально глядя на мою правую руку, в которой я держал местный журнал в цветастой обложке с заглавием, последняя буква которого была скрыта под большим пальцем моей руки.
— Пароль (на испанском языке): «Простите, мы не встречались с вами у сеньора Гонсалеса в прошлую среду?»
— Отзыв: «Нет, в прошлую среду я был у Родригеса, а у Гонсалеса был в четверг, и вас я там что-то не видел».
Мы прошли в близлежащее уличное кафе и, заказав по рюмочке хинебры-болс[23] и чашечке черного кофе, сели за столик и повели беседу.
Центр предписывал выехать в Буэнос-Айрес и обосноваться там, получив аргентинское гражданство по мужу для «Весты».
А у нас к тому времени намечалось прибавление в семье. Собрались, продали, что могли. Кое-что взяли с собой, благо Буэнос-Айрес рядом, за рекой Рио-де-ля-Плата.
Аргентинские таможенники даже не стали смотреть наши чемоданы, но тщательно упакованный в одеяло тюк с кухонной утварью и посудой (не бросать же ее) велели распаковать. Когда оттуда посыпались ложки-поварешки, махнули рукой, хотя именно там находился тщательно упакованный транзисторный приемник «Грюндиг», за который пришлось бы платить немалую пошлину, или же изъяли бы, его вообще.
В отеле жить неудобно, а главное— накладно. Через неделю с большим трудом нашли комнату, которую сдавала одна итальянка в довольно шумном районе Чакариты. С одной стороны улицы отчаянно дымила труба мусороперерабатывающего завода, с другой, во дворе, куда выходило наше окно и где, казалось бы, должно было быть тихо, целыми днями рабочие резали автогеном трубы и рельсы, а в обед разжигали огонь и готовили себе асадо. Запахи то горячего металла, то жареного мяса постоянно наполняли нашу комнату, от чего очень страдала прежде всего «Веста». Тут еще чуть не случилась беда: сходя с подножки поезда, «Веста» каким-то образом ударилась животом. Местного языка она еще не знала, поэтому необходимо было срочно найти гинеколога с немецким или английским языком. По объявлению в газете «Buenos-Aires Herald» нашли немецкого врача-гинеколога, доктора Эверкена. Вызвали его к себе по указанному в газете телефону. Пришел высокий немец с очень добрым лицом, оказавшийся профессионалом высокого класса, владевшим несколькими языками. Он вел частную практику, подрабатывал также в Немецком госпитале. Оп быстро принял меры, и через три недели «Веста» уже была снова на йогах. Хозяйка квартиры, в которой мы жили, увидев, что мы ожидаем рождения ребенка, стала нас выживать, устраивая мелкие провокации и предъявляя надуманные претензии. Нужно было устраиваться на работу, и я решил поступить на механический завод «Науэль».
Поступавших на завод было несколько человек. Вступительный экзамен на вакантное место слесаря-монтажника был на первый взгляд прост: бригадир вручил каждому из пас по железной пластинке 150 х 200 х 6 мм, ножовку по металлу, плоский напильник, сверло, штангенциркуль, циркуль по металлу и метчик. При помощи этих инструментов необходимо было начертить на металле два одинаковых шести-шестиугольникастрого придерживаясь указанных размеров. Затем в пластине должно было быть вырезано отверстие, в которое с допуском в 0,5 мм должен был войти изготовленный испытуемым шестиугольник, причем входить он должен был в любом положении. Из трех десятков человек— кандидатов на вакантную должность, по качеству и по времени (четыре часа) с этим заданием справились лишь трое, в том числе и я. В условиях ужасающей безработицы на то время это было несомненной удачей.
