нас есть представления, которые вас просветят и поразят.

— Вы и так уже достаточно сделали, чтобы поразить этот город, — сказал мужчина. Люди

одобрительно заворчали.

Кабал присмотрелся к мужчине повнимательнее. На нём была темно-серая фетровая шляпа с

узкими полями, не новая, но за ней явно бережно ухаживали. Его пальто так же являло признаки

ухоженности, на брюках красовались острые стрелки, а туфли были начищены до блеска. Он носил

очень ровные, аккуратно подстриженные усы, а волосы у него на висках начинали седеть. Возможно,

бывший военный — он, безусловно, обладал властной манерой отставного офицера, то ли младшего,

то ли старшего, капитана или майора. Однако в его взгляде присутствовала внимательность, которая

не относилась к плодам многих лет добросовестной военной службы. Сомнения Кабала возросли.

— С кем имею удовольствие беседовать? — вежливо спросил он с теплотой недостаточной для

того, чтобы расплавить и кристалл гелия.

— Меня зовут Фрэнк Барроу.

— Итак, Фрэнк...

— Можете называть меня мистер Барроу.

Кабал представил, как из висящего вверх тормашками Барроу вытапливают жир и успокоился.

— Что ж, Мистер Барроу, рад слышать, что наша небольшая ярмарка уже произвела здесь

нечто вроде сенсации.

Двое мужчин смотрели друг другу в глаза, едва не прожигая друг друга взглядом.

— Что именно мы сделали?

— Это место, — сказал Барроу и ткнул большим пальцем в сторону станции.

— И станция у вас тоже красивая, — ответил Кабал. Он не знал, как дальше пойдёт разговор, но никогда не помешает польстить местным,

сказав, как чудесно выглядит этот коровник, который они называют своим городом. И всё-таки, он

был слегка удивлён тем, насколько безупречно выглядела станция. Как будто её только что

построили.

— Может и так. Дело в том, что этого вчера здесь не было.

Толпа одобрительно заулюлюкала и закивала. Кабал очень надеялся, что ослышался.

— Прошу прощения?

— Я говорю, вчера в это же время на этом месте лежала кучей обгоревших камней, эта линия

лет сто не видела ни рельсов, ни шпал, а вот он, — Барроу указал на смотрителя станции, тот

улыбнулся и помахал, — давным-давно умер и был похоронен. Теперь, я, как и, полагаю, все

присутствующие, хотел бы узнать, как такое возможно.

Все выжидающе посмотрели на Кабала.

Кабал глуповато улыбался, в то же время быстро шевеля мозгами. Он вообще был здесь ни при

чём, но почему они посчитали иначе? Рельсов нет? В таком случае, как они могли спланировать свой

приезд сюда? Пенлоу-на-Турсе точно был помечен на схеме как действующая станция. Секунды

тянулись, а улыбка всё не сходила с его лица. Он чувствовал, как сохнут зубы. Кто-то из зрителей

кашлянул, чтобы напомнить, что все ждут его ответа. Их взгляды были устремлены на него. Мысль не

шла. Пенлоу — последняя возможная остановка, время почти на исходе. Нужно найти здесь две

души, а весь город на него ополчился. Бусинка пота собралась на его правом виске; он вполне

отчётливо это чувствовал. Нужно придумать причину этих странных происшествий. Сейчас. Прямо

сейчас. В эту самую секунду... Давай. Секунда пролетела, а мысль всё не шла. Он прекрасно знал, кто

за всем этим стоял. Хотел грязных трюков? Получи. Дело было сделано ещё до того, как они

приехали. Он прикинул, успеет ли забрать коробку с контрактами, если возникнет необходимость в

спешке покидать город, удирая от толпы с факелами.

— Толпы с факелами на удивление быстро двигаются, — сказал он вслух. На него

непонимающе посмотрели. "Чудесно, — подумал он. — Почему бы самому не навести их на эту

мысль?"

— Мой брат имеет в виду, что всего несколько месяцев назад мы с ним нажили себе опасного

врага.

Голос Хорста сразу начал ткать спокойными, уверенными нотами свою особую магию. Когда

он говорил, его всегда слушали.

— Видимо, наш враг добрался сюда раньше нас и намерен замарать нас той некромантской

грязью, которой сам замаран, недостойное создание. Это, мне думается, должно стать идеалом

насмешливой мести для его грешной, чёрной души.

Из толпы донёсся растерянный ропот.

— О чём ты говоришь, сынок? — спросил Барроу.

— Дамы и господа, позвольте представить вам моего брата: Йоханнес Кабал — Сокрушитель!

— это слово уж точно следует записать с большой буквы, — Сокрушитель подлого волшебника

Руфуса Малефикара!

Толпа издала благодарный вздох. Руфус давно стал любимчиком газет что пожелтее. Даже

Барроу, похоже, о нём слышал.

— Минуточку, — сказал Барроу. — Я думал, Малефикар мёртв!

— Убит моим братом собственноручно в смертельном поединке.

— Если он мёртв, как тогда он всё это провернул?

Справедливый вопрос, вот только Хорст прокладывал себе дорогу в жизни на 99%

вдохновением и на 1% потоотделением.

— Позвольте, разве смерть — преграда для некроманта?

Благодарный вздох на этот раз представлял собой злобное шипение. Внезапно Кабал испугался,

не собирается ли Хорст выдать его. Последнее время он как-то отдалился.

— Руфус Малефикар был человеком злым. Теперь, стало быть, его недобрая воля

распространяется и после смерти. После отъезда мы пересмотрим наш плотный график, чтобы

вернуться туда, где он повешен, и сжечь его труп. Даже некроманту не выжить в очистительном

пламени.

В толпе нашлись те, кто с умным видом закивал — из той породы людей, что всегда кивают с

умным видом, стоит кому-то сказать нечто толковое.

Барроу нахмурил лоб, поняв цену эдакой находчивости. Он не собирался попадать в ловушку,

устроенную Хорстом. Пусть другие верят.

— Почему вы не сожгли его, когда у вас была возможность? — спросил Джо Карлтон, если

нужно спросить что-то очевидное, на него всегда можно положиться.

Хорст вскинул руки в мольбе.

— Мы уже зажгли факелы, когда пришла мать Малефикара.

Он изобразил тонкий старческий голос.

— Прошу, не сжигайте моего мальчика, — сказала она. — Он плохо себя вёл, я знаю, но он моя

плоть и кровь. Я... я не вынесу, если вы сожжёте его.

Что ж, я всё равно был готов сжечь злобного придурка, когда Йоханнес, мой брат, схватил меня

за руку и сказал: "Нет, Хорст. Может, он и был некромантом, убийцей и трижды крашеным злодеем,

но этой женщине он — сын. С неё достаточно страданий. Более чем достаточно. Оставь его воронам и

продолжим путь".

Не веря своим ушам, Кабал уставился себе под ноги — его охватило самое настоящее

смущение. К счастью, скоро унижению конец.

— Так что, мы оставили несчастную старушку миссис Малефикар рыдать у ног её малыша

Руфуса, — продолжил Хорст.

— Пожалуйста, прекрати, — прошептал Кабал. — Я сейчас сдохну от унижения.

— Думаешь, стоит пропустить момент, когда ты побежал ей вслед и всучил всю месячную

выручку? Если настаиваешь... — шепнул Хорст в ответ.

Затем, громче:

— Итак, если наше преступление в том, что мой брат не нашёл в себе силы разбить несчастной

вдове сердце, и без того истерзанное её сыном, то мы признаём вину.

Он снял шляпу и покаянно опустил голову. Всё замерло. Затем толпа обезумела.

Ликующая толпа подняла Кабала на руки и несколько раз пронесла взад-вперёд по платформе.

Пара лживых фраз — и из предвестника гибели он превратился в победоносного героя с золотым

сердцем. "Такова, — размышлял он, — переменчивость толпы. Хорсту бы газету выпускать".

У Кабала уже рука затекла раздавать автографы, как вдруг он заметил неподалёку Барроу. Тот,

скрестив руки, наблюдал за ним. Видимо, кто-то всё-таки выстоял против пропаганды Хорста.

— Кажется, на вас это не произвело никакого впечатления, — сказал Кабал. — С чего бы это?

Разве вы не слышали моего брата? Я герой.