передумала.

— Есть два способа заставить животных подчиняться. Первый — с помощью доброты, но...

Он грозно посмотрел на ворону. Почти непреодолимое желание улететь вместе с его славными

блестящими очками внезапно испарилось. Вместо этого она попыталась выглядеть очаровательной,

безобидной вороной, которая не собирается воровать очки. Вышло так себе.

— ...есть и другой способ, — мрачно закончил Кабал.

— Жестокость? — неодобрительно спросил Барроу.

Кабал искренне удивился.

— Нет, — ответил он. — Угрозы.

— Я думал, угрозы — для трепачей и трусов.

— Да, когда имеете дело с людьми. Однако животные, кажется, воспринимают их как есть. —

Барроу удивлённо на него смотрел.

— Ну, или я так понял, — немного нерешительно закончил он.

— Ясно. Что ж, — Барроу посмотрел по сторонам, думая как бы сменить тему, — вам нравится

город, мистер Кабал?

— Нравится? — Кабал задумался. — Не уверен, что использовал бы слово "нравится". Вместе с

ярмаркой я побывал во многих городках и деревнях, и могу честно сказать, что это место —

уникально. Здесь так хорошо.

Он произнёс это как проклятие.

— Здесь и правда хорошо, — ответил Барроу, предпочтя не обращать внимания на тон Кабала.

Пробили часы церкви святого Олава; ворона, испугавшись, вспорхнула в воздух.

— Уже десять?

— Что? — Кабалу не верилось, что так быстро стало так поздно.

— Счастливые часов не наблюдают, а?

Не будь Кабал так ошарашен, он одарил бы его тяжёлым взглядом.

— Этого не может быть. Я только что пришёл сюда.

— Пивная ещё долго не откроется, но мы с вами можем посидеть в кафе, попить чая с

плюшками, — сказал Барроу.

Кабал с трудом мог вспомнить, когда в последний раз бывал в кафе, да он и не имел желания

изменять своему утончённому старосветскому вкусу.

И всё же, по выпавшей из его памяти причине он, ни разу не пикнув, позволил взять себя под

локоть и завести в церковную чайную.

Разговор с официанткой, заказ чая с плюшками и ещё кое-чего по вкусу пришлось взять на себя

Барроу. Платить, как он догадывался, тоже придётся ему. Не то, чтобы он считал Кабала

прижимистым по натуре, нет, просто нужно знать, для чего нужны деньги, чтобы разбираться, важны

они для вас или нет. Барроу сомневался, что Кабала вообще волнует этот вопрос.

Они хранили ненапряженное, но прохладное молчание. Наконец вернулась официантка,

поставила ни столик чайные приборы и побежала обратно в кухню рассказывать маме, что мистер

Барроу разговаривает с одним из чудаков из балагана.

Кабал снял свои синие солнцезащитные очки, аккуратно сложил и поместил в нагрудный

карман. Он выглядел очень уставшим.

— Ну... и как вам эта жизнь? — спросил Барроу.

— Эта жизнь? — тихо произнёс Кабал. — Как клуб дыма, уносимый бурей.

Повисла долгая пауза, в течение которой Барроу смотрел на Кабала, а Кабал — на горшочек с

кремом из взбитых сливок, так, как будто ждал, что с ним что-то произойдёт.

— Я имел в виду, — сказал Барроу, — как вам жизнь балаганщика?

Кабал начал было говорить: "С чего бы мне знать?", но у него получилось:

— С чего бы мне начать? Непросто. Очень непросто. Судьба... — он произнёс это слово резко,

как будто был с ним не в ладах, — ...постоянно подбрасывает то один сюрпризик, то другой.

Стараешься всегда быть готов...

Он посмотрел на Барроу, и тот удивился, что впервые в его взгляде совсем не было злости.

— Ожидать неожиданностей?

Кабал почти что улыбнулся.

— Избитое выражение и к тому же надуманное. Я сохраняю ясность ума и стараюсь оставаться

гибким. Но будущее остаётся загадкой вплоть до того момента, когда становится настоящим.

— Я заметил в вашем зале автомат, предсказывающий судьбу. Не помогает?

— Не особо. И никакие уговоры не действуют.

Он взглянул на репродукцию, изображающую сцену охоты девятнадцатого века и замолчал.

Барроу не был уверен, было ли только что сказанное шуткой. Он почему-то сомневался.

Кабал ни с того ни с сего сказал:

— Я против охоты.

Затем, ни говоря ни слова, бросил в свою чашку кусочек лимона и налил в неё "Ассам". После

чего, слегка удивив этим Барроу, проделал то же самое и с его чашкой. Ему, видимо, даже в голову не

пришло, что Барроу так чай не пьёт. Барроу счёл парадоксальным то, что Кабал был готов налить ему

чай, но не удосужился уточнить, с молоком тот любит или с лимоном. Раз уж это произошло, он

особо не возражал. Кабал сделал глоток.

— Как вам чай? — спросил Барроу.

— Очень вкусный, спасибо.

Кабал наблюдал, как несколько крошечных чаинок, проскочивших через ситечко, оседают на

дне чашки.

— В юности мне нравился Лапсан Соучун...

Он посмотрел Барроу прямо в глаза, и тот ожидал, что он добавит "теперь вы знаете мою тайну

и должны умереть". Вместо этого Кабал закончил так:

— ...не могу представить, почему. Сейчас я не выношу его запах.

Он поставил чашку и принялся густо намазывать булочку кремом.

Наблюдая за аккуратными, уверенными движениями рук Кабала, которые по-прежнему были в

чёрных лайковых перчатках, Барроу думал, что его действия напоминают действия хирурга. Не имея

заранее продуманной линии разговора, он начал развивать эту мысль:

— По вам не скажешь, что вы имеете отношение к ярмаркам, мистер Кабал.

Сливочный нож застыл в воздухе на пару мгновений, затем продолжил свою работу.

— Я в своей жизни встречал достаточно много разных людей и, думаю, научился судить о них

по внешнему виду.

— Я слышал, вы ушли в отставку, мистер Барроу, — сказал Кабал.

Он сделал необычное движение кистью руки, когда проводил ножом по кромке горшочка, и все

остатки крема удалились с него, как будто его начисто вымыли. Затем погрузил кончик ножа в джем,

зачерпнул небольшую порцию с клубничкой внутри и поместил на самую серединку булочки. Вышло

так точно, как будто сработала машина. Кабал повторил действие с ножом и положил его,

чистенький, на блюдечко. Он поднёс булочку к губам:

— Видимо, от старых привычек трудно избавится, — и осторожно надкусил.

Барроу проявил упорство.

— Вы очень серьёзный человек, мистер Кабал. Склонным к легкомыслию вы не кажетесь.

Играй я в игру, в которой угадывают профессию человека по внешности, и за тысячу лет не

додумался бы назвать вас владельцем ярмарки. Даже за десять тысяч.

— Тогда вам не стоит играть в неё на деньги. Но ради интереса...

— Вы доктор, — отрезал Барроу, предвидя вопрос.

— Стало быть, я произвёл на вас впечатление непревзойдённым врачебным тактом?

— Патологоанатом, если быть точным.

Кабал серьёзно на него посмотрел.

— По-вашему, я мог бы работать с мертвецами?

Барроу подлил себе чая.

— Не так уж сложно такое представить. Взгляните на себя. Расхаживаете с видом, будто вот-

вот покончите с собой, весь в чёрном, и, откровенно говоря, обаяния вам не достаёт. Даже директора

похоронных бюро должны уметь общаться с людьми. — Барроу улыбнулся. Кабал нет. — Самое

смешное, что по моему опыту, патологоанатомы зачастую приятные, весёлые люди. У них мерзкая

работа, но это всего лишь работа. Они забывают о ней, когда вечером идут домой. Другое дело вы. Я

не думаю, что вы оставляете свои дела на работе.

— Да, — сказал Кабал. — Я всегда беру работу на дом. Под кроватью у меня несколько

клоунов, а в платяном шкафу человек, который отрыжкой может воспроизвести гимны двенадцати

стран.

— Мы возвращаемся к главному вопросу: это и есть ваша работа?

— Конечно. Вместе с братом я управляю ярмаркой. Вы не могли её не заметить. Такая большая

штука неподалёку от железнодорожной станции.

Он допил свой чай и, с неприятным звоном, чашка опустилась на блюдце.