Здесь, о великий, над твоим же трупом!

Имей я столько ж глаз, как ты ранений,

Точащих токи слез, как раны — кровь,

И то мне было б легче, чем вступать

С убийцами твоими в соглашенье.

Прости мне, Юлий. Как олень затравлен,17

Ты здесь лежишь, охотники ж стоят,

Обагрены твоею алой кровью.

Весь мир был лесом этого оленя,

А он, о мир, был сердцем для тебя.

Да, как олень, сражен толпою знати,

Ты здесь лежишь.

Марк Антоний!

Прости меня, Кай Кассий. —

О Цезаре так скажут и враги,

В устах же друга то простая скромность.

Не порицаю, что его ты хвалишь,

Но с нами как себя ты поведешь?

Скажи, решил ли ты стать нашим другом,

Иль не рассчитывать нам на тебя?

Я руки ваши жал, но я отвлекся

От этого, на Цезаря взглянув.

Друзья, я с вами весь и вас люблю,

И я надеюсь, вы мне объясните,

Чем и кому был Цезарь так опасен.

Иначе б диким зрелищем то было.

Но побужденья наши так высоки,

Что, будь ты сыном Цезаря, Антоний,

Ты внял бы им.

Лишь этого хочу.

А сверх того прошу я вас, чтоб тело

Дозволили мне вынести на площадь

И на похоронах его с трибуны,

Как подобает другу, речь держать.

Да, Марк Антоний.

Брут, одно лишь слово.

(Тихо, Бруту.)

Не знаешь сам, что делаешь: нельзя

Нам допускать, чтоб речь держал Антоний;

Как знать, не возбудит ли он народ

Своею речью?

Ты меня прости.

Сам на трибуну первым я взойду

И разъясню, за что убит был Цезарь;

Скажу, что будет говорить Антоний

С согласья нашего и разрешенья,

Что праху Цезаря мы отдадим

Все почести, какие подобают.

Нам это только пользу принесет.

Как знать, что будет. Мне это не любо.

Итак, возьми прах Цезаря, Антоний.

В надгробной речи нас не порицай.

Но Цезарю воздай хвалу как должно,

Сказав, что это разрешили мы;

А иначе ты будешь отстранен

От похорон; и говорить ты будешь

С трибуны той же самой, что и я,

Когда окончу речь.

Быть по сему.

Мне большего не надо.

Приготовь же

Прах Цезаря и приходи на форум.

Все , кроме Антония , уходят.

Прости меня, о прах кровоточащий,

Что кроток я и ласков с палачами.

Останки благороднейшего мужа,

Кому в потоке времени нет равных.

О, горе тем, кто эту кровь пролил!

Над ранами твоими я пророчу, —

Рубиновые губы уст немых

Открыв, они через меня вещают —

Проклятье поразит тела людей;

Гражданская война, усобиц ярость

Италию на части раздерут;

И кровь и гибель будут так привычны,

Ужасное таким обычным станет,

Что матери смотреть с улыбкой будут,

Как четвертует их детей война;

И жалость всякую задушит дикость;

Дух Цезаря в погоне за отмщеньем,

С Гекатою из преисподней выйдя,

На всю страну монаршьим криком грянет:

"Пощады нет! " — и спустит псов войны,

Чтоб злодеянье вся земля узнала

По смраду тел, просящих погребенья.

Входит слуга .

Ты послан от Октавия, не так ли?

Да, Марк Антоний.

Цезарь писал ему, чтоб в Рим он прибыл.

Он получил письмо и скоро будет.

Тебе же устно он передает…

(Увидев тело.)

О Цезарь!

Великодушен ты; уйди и плачь.

Скорбь заразительна; мои глаза,

Увидев перлы скорби на твоих,

Слезятся. Где сейчас твой господин?

Стал на ночь лагерем, семь миль от Рима.

Спеши назад, скажи, что здесь случилось:

Рим в трауре, в опасном возбужденье,

И Рим Октавию небезопасен;

Так передай ему. Нет, подожди.

Мы вместе тело вынесем на площадь,

Там буду речь держать и попытаюсь

Узнать, как отзывается народ

На злодеянье этих кровопийц;

И сообразно этому потом

Октавию доставишь донесенье.

Ну, помогай.

Уходят, унося труп Цезаря .