К счастью, перед тем как открыть огонь, охотники успели отойти лишь на несколько шагов от фургонов и теперь, пробежав это небольшое расстояние, поспешили укрыться в своих вместительных повозках. Но если бы им пришлось пробежать еще хоть двадцать ярдов, то, несомненно, не одного, а многих из них носороги подняли бы на рога или растоптали тяжелыми копытами.

Охотникам только чудом удалось спастись; и едва лишь последний из беглецов успел скрыться в фургоне, как рога носорога забарабанили по доскам.

Охотники спрятались в фургоны — единственное доступное для них убежище, — но отнюдь не чувствовали себя там в безопасности: они знали, что, как ни крепки фургоны, могучие звери, если только им взбредет это в голову, смогут разнести их в щепки. К своему ужасу, они увидели, что старый самец, низко наклонив голову, ринулся на один из фургонов, в котором кое-кто из них прятался.

Удар потряс фургон до самого основания; рог животного расколол обшивку сверху донизу, деревянный борт фургона рассыпался. Огромная повозка была приподнята с земли и отброшена на несколько футов в сторону. У находившихся в фургоне вырвался крик ужаса, перешедший в вопль, когда они увидели, что толстокожие вторично двинулись в атаку.

Но верные гончие отвлекли в эту критическую минуту носорогов от фургонов и спасли жизнь своим хозяевам. Едва лишь старый самец вторично нацелился рогом на повозку, как сзади на него наскочила свора собак. Две гончие вцепились ему в задние ноги, а третья, высоко подпрыгнув, ухватилась зубами за его хвост. А ведь хвост — самая чувствительная часть тела у носорога.

Неожиданное и ловкое нападение привело носорога в замешательство. Взвыв от бешенства и боли, грузный зверь завертелся на месте с такой быстротой, на какую только был способен. Преданная собака не разжимала зубов, а две другие продолжали кусать носорога за бока. Тщетно пытаясь схватить собак, зверь кружил и кружил на месте. Он напоминал теперь котенка, ловящего свой хвост, если, конечно, можно сравнить такое крохотное животное с таким громадным.

Так продолжалось несколько минут, пока носорогу не удалось наконец сбросить с себя собак. Одну из них он тут же растоптал своими тяжелыми копытами, другую подняла на рог самка. Но благородные друзья человека сделали свое дело: они увели за это время носорогов на другой конец долины, далеко от фургонов. Теперь можно было надеяться, что животные не возобновят нападения, разве что собаки погонят их в обратную сторону.

Сами по себе белые носороги, то ли по забывчивости, то ли из-за плохого зрения, редко снова нападают на противника, от которого успели отойти.

Однако нашим охотникам пришлось еще поволноваться, правда, уже не за себя, а за лошадей.

Выше уже говорилось, что их не стреножили и пустили пастись вместе с буйволами; как только показались мучочо, буйволы сразу двинулись назад по отлогому скату долины и под предводительством опытного, сметливого вожака старой тропой ушли в горы. Лошади повели себя совсем иначе: сначала они заплясали у фургонов, но, как только мучочо ступили на луг, кинулись прочь, перепрыгнули через узкую речку и, прижавшись к скалам на противоположном берегу, замерли в страхе, следя за разыгравшимся сражением. Носороги и собаки, перемещаясь с места на место во время схватки, вскоре подошли совсем близко к скалам, где стояли лошади. Те снова заметались.

Носороги заметили лошадей и, очевидно, сочтя их противниками более достойными, чем собаки, немедленно кинулись на них. В течение нескольких минут маленькая долина буквально кипела. Лошади метались во все стороны, носороги наскакивали на них. По всей долине слышалось яростное пыхтение и испуганное фырканье.

К счастью, долина была невелика, что облегчало стрельбу. Стоило носорогам хоть на миг остановиться — тотчас гремел выстрел, сопровождаемый глухим звуком от вонзавшейся в тучное тело пули. Неверно думать, будто свинцовая пуля не может пробить шкуру носорога. При всей своей толщине шкура носорога сравнительно мягка. Ее может пробить не только пуля, но и дротик, нужна только сноровка. Настоящие охотники, Гендрик и Виллем метили меж лопаток — в сердце и легкие, — чтобы убить носорога наповал. Так же губительно и попадание в мозг, но это требует исключительной верности прицела: мозг носорога необычайно мал для такого огромного зверя. Поэтому лучше всего целиться меж лопаток.

Так и поступали Гендрик и Виллем; в конце концов и крупные пули громобоя, и маленькие, но лучше нацеленные пули карабина Гендрика сделали свое дело, и оба мучочо свалились замертво. Подстрелили и теленка — он даже не пытался убежать после того, как его родители рухнули наземь. Он стоял у тела матери и помахивал хвостиком, недоумевая, что, собственно, означает вся эта суматоха.

И тут в заключение разыгралась такая уморительная сценка, что наши охотники буквально корчились от смеха. Правда, в ту минуту, когда все это произошло, они испытывали скорее ужас, но зато что было потом!

А случилось вот что.

Подстреленный носорог не падает на бок, как большинство животных, а, подобно американскому бизону, медленно опускается на грудь, сохраняя это положение и после смерти.

Мучочо, подстреленные Гендриком и Виллемом, не составили исключения: они лежали вниз животом, массивными, широкими спинами кверху, неподалеку от лагеря.

Между тем среди бушменов распространен обычай: вскочив на спину только что подстреленного носорога, вонзить дротик в его тело, чтобы определить толщину жирового слоя — иначе говоря, ценность животного.

И вот, едва лишь убитый самец осел наземь, как Черныш, не сомневаясь, что опасность уже миновала, выпрыгнул из фургона, подбежал к животному и взобрался ему на спину. Испустив громкий, торжествующий крик, он всадил ассегаи в тушу мучочо на добрый фут, а то и глубже.

И вдруг носорог, в котором еще теплилась жизнь, поднялся на ноги и с Чернышем на спине зашагал по лугу!

Победный крик Черныша мгновенно замер, и вопли совсем другого рода огласили долину. А носорог, в котором жестокая боль от вонзенного в тело дротика, очевидно, пробудила остатки жизненных сил, кружил и кружил по долине, словно оправившись от ран.