– Семён, ты тут присмотри, я глянуть хочу, кому это мы сдуру вломили…
– Да иди, иди. Любуйся. – Семён отстёгивает правую перчатку и начинает избавляться от шлема. – Мы там даже и не испортили ничего. Почти.
Азарт стремительной, не оставляющей времени на размышление схватки сменяется апатией – слишком много потрачено энергии. Люди двигаются, как сонные мухи, на голых рефлексах выполняя самые необходимые действия.
Штурмовики медленно избавляются от тяжёлого снаряжения, так же медленно укладывают его детали на места хранения, подсоединяют к системам подзарядки.
Бэргэн и Елена, не снимая лёгких скафандров, проверяют состояние оружейных и прицельных комплексов, после чего якут, тихонько напевая под нос, принимается муштровать робота-уборщика, утилизирующего остатки несъеденного завтрака. Елена садится у медблока, бессмысленно уставившись на мигание индикаторных огней.
Агрегат звенит сигналом и сплёвывает на палубу реанимационную капсулу через тридцать одну минуту сорок семь секунд после включения. Аркадий выбирается из лечилки, внимательно осматривает голое своё тело, чешет под правой подмышкой…
– Похоже, мы всё-таки победили… – вслух удивляется он.
Елена медленно встаёт и отвешивает ему сочную затрещину, после чего обнимает и страстно целует в губы.
– Козёл малолетний, – оторвавшись, шепчет женщина и снова впивается своими губами в губы Лобачевского.
Семён и Мишка, вдоволь налюбовавшись зрелищем, аккуратно отделяют геолога от капитана, помогают Аркадию добраться до каюты и одеться.
К тому времени, когда экипаж снова собирается в кают-компании, раздаётся короткое шипение шлюза, пропускающего во внутренний объём корабельного инженера.
Хренов необычно строг и подтянут. Сняв шлем, берёт его на сгиб левой руки, церемониальным шагом подходит к Аркадию, кладёт перед ним массивный, сверкающий белой эмалью орден и отдаёт честь. Выдыхает, расслабляется и долго, с наслаждением матерится.
– Вы понимаете, что мы сделали, а? Команда калек и моральных уродов, с сосунком в командирском кресле?
– Васильевич, не дури, в чём дело? – Плетнёву не хочется числиться ни калекой, ни моральным уродом. – Не тяни, старый хрен, выкладывай.
– Это, – пустотник кивает в сторону борта, – У – 157, понятно? А, что с вас, кочколазов, возьмёшь! Мы завалили Валентинера! Того самого!
– Васильевич, не может быть… То-то мне рожа показалась знакомой… – Лобачевский ошарашенно разглядывает трофейный орден, рыцарский крест с мечами.
Ветеран довольно щерится и кивает утвердительно:
– Мальчик, ты своим антикварным тесаком выпустил кишки капитану цур зее Максу Валентинеру. Тому самому, за уничтожение или поимку которого наши сраные союзнички два года назад обещали пять миллионов спейларов. И ещё – сегодня я назвал тебя малышом последний раз, господин мичман.
Торжественный момент портит Мишка: сгребает со стола орден, вертит его, разглядывая со всех сторон, только что не нюхает.
– Чё, правда, что ли? – Пробует на зуб, кривится недовольно: – Тьфу, не золото нифига!
Первой начинает смеяться Туманская, за ней Темирдяев. Через пару секунд хохочут все, хлопая друг друга по плечам, сгибаясь от смеха, сползая со стульев, и не могут остановиться. Веселье прерывает, да и то не сразу, требовательное пиликанье комма.
– «Тюлень» слушает, капитан на связи – отзывается Аркадий, одной рукой продолжая вытирать выступившие слёзы.
– Канлодка «Грозный», старший лейтенант Вирен. Нарушитель нейтрализован. Что у вас случилось?
Аркадий улыбается.
– Имел место скоротечный огневой контакт с кораблём-нарушителем. Нарушитель опознан как дальний подпространственник германской постройки класса У, тип 13. После огневого контакта противник захвачен десантной партией из членов нашего экипажа. В команде противника выживших нет. По предварительным данным подпространственником У-157 командовал капитан цур зее Валентинер. Захваченный корабль имеет повреждения обшивки и ряда систем, самостоятельно выйти из скопления астероидов не может. Потерь и повреждений не имею.
Наблюдать, как изменяется во время короткого доклада изменения лицо старшего лейтенанта Вирена, приятно.
– Мичман на излечении Лобачевский доклад окончил.
Командир канонерки на несколько мгновений зависает. Осознав услышанное, оживляется и транслирует очередное предложение:
– Предлагаю «Тюленю» выйти из скопления и принять помощь экипажа моего корабля.
– Благодарю, всю необходимую помощь нам уже оказал экипаж «Стража», – мило улыбается своему старшему собеседнику Лобачевский.
– Вот-вот, – ворчит за плечом неслышный Вирену Темирдяев. – Осиротевшее барахлишко мы и без вашей помощи усыновим.
Процесс присвоения собственности поверженных врагов называется сбор трофеев, и его крайне желательно не путать с мародёрством, так сказать, во избежание. Мало ли, вот так ляпнете, не подумав, и ваше собственное имущество перейдёт в трофейный разряд.
Экипажу «Тюленя» процедура трофеизации нажитого непосильным трудом знакома хорошо, в тонкостях и далеко не понаслышке. Командир, правда, подкачал, но опытным приватизаторам и подсказать ведь не грех, правда?
Пока Посохов и Мишка тщательно, не упуская ни одного закутка, зачищали отсек за отсеком, Аркадий, Елена и Хренов уговаривали корабельный раухер, склоняя его к сотрудничеству. Крутых хакеров среди них не было, но по счастью покойный Валентинер предпочитал биометрические параметры прочим способам кодирования. Путём ряда неаппетитных операций с телом покойного доступ к системам трофейного корабля всё-таки удалось получить. После этого ремонтные системы «Хенрики» принялись латать те её части, которые можно было хоть как-то восстановить. В отсеках повис запах контактной сварки, силиконовых смазок и быстросхватывающихся смесей от «Хенкель».
Список кладовых с перечнем содержимого значительно упростил работу десантников, оценивших, наконец, преимущества немецкого орднунга – если в кладовой номер три при шлюзовом отсеке числилось четыре штурмовых скафандра, именно там они и находились. Да что скафандры – расходные материалы для автоматических уборщиков находились именно в том боксе, на который указывала опись. Всё-таки молодцы немцы – в этом плане.
Но, как известно, все сразу счастливы быть не могут. В экипаже «Тюленя» страдал Бэргэн.
Бедный комендор мог часами сидеть без движения в коконе оператора вооружений или запереться в торпедном отсеке и разговаривать с «рыбками» пятидесятисантиметрового калибра. Он поглаживал и охлопывал их мощные туши, тестировал системы наведения и постановщики помех… и хрен его знает, не отвечали ли ему торпеды взаимностью.
Якут понимал, что корабль придётся отдать флоту, причём в боеспособном состоянии. Затрофеить можно только расходники, но звено боевых дронов уже нашло новый приют, потеснив геологоразведочные и добывающие аппараты «Тюленя». Бэргэн спёр бы и пару пусковых установок для тяжёлых ФАУ 23/12а7, и самих «рыбок», вместо родных, снятых с «Тюленя» при выводе из состава флота, но где их прятать? Увы, свой кораблик втрое меньше трофейного.
Снять пятнадцатисантиметровую гауссовку главного калибра, не сильно пострадавшую при атаке? Составить акт: «разбита метким огнём, восстановлению не подлежит, утилизирована»? А где и с помощью какого оборудования её устанавливать и пристреливать? Муки Темирдяева были не хуже Танталовых, но настоящими, не мифологическими. Реал суров.
Капитанская каюта на захваченном корабле тоже намного комфортнее, чем на «Тюлене». В ней даже персональный санузел имеется. И душ. Тесный, как смирительная рубашка, зато с наворотами.
Выбравшись из кабинки, Аркадий замирает, любуясь телом своей взрослой любовницы. Елена лежит на животе, и парень, будто впервые, разглядывает плавный изгиб спины, обманчивую хрупкость покатых плеч, немного тяжёлые, но вызывающее страстное желание бёдра рожавшей женщины, стройные ноги, ямочки по сторонам копчика…