Подколола, заметила включённый на комме навигатор.
– День добрый. Я ищу Елену Викторовну Туманскую. Это вы?
– Это я. И для чего же вам понадобилась Елена Туманская?
– Меня зовут Аркадий. Аркадий Лобачевский. Я хотел бы предложить вам работу.
Пока старшие представляются, мальчишка, бесцеремонный, как большинство детей в его возрасте, обходит мичмана, разглядывая со всех сторон. Затем картинно становится рядом с матерью, упирает руки в бока и интересуется:
– А ты не слишком молодой для подпоручика?
Мать гладит сына по голове:
– Сына, дядя не подпоручик, он флотский мичман. Иди пока, поиграй, нам с мичманом нужно поговорить.
Мальчишка убегает к расставленным в песочнице солдатикам.
– Присаживайтесь, Аркадий. Правда, не могу понять, для чего здесь столь молодому человеку могли понадобиться мои навыки.
– Елена Викторовна, мне в экипаж нужен геолог. Советовали обратиться к вам.
Туманская откидывается назад, прислоняется к стене модуля.
– Да-а, Аркадий. Вам удалось меня удивить. Но кто вам, если не секрет, подсказал?
Лобачевский разводит руками – какие, мол, секреты?
– Мне посоветовала вас найти капитан третьего ранга Егорова. Вроде вы с ней в одном университете работали.
Туманская проводит по лицу ладонями. Кисти рук у неё маленькие, ладошки узкие. Как она управлялась с тяжёлым снайперским комплексом?
– Забавно. Вы неординарный молодой человек. Найти бабу, которую большая часть наших знает как Ленку-дырокол, по рекомендации Гладкой Штучки, и предложить работу геолога… на кой чёрт вам понадобился личный геолог?
Глава 2
Упал-отжался!
– Левее, ещё левее и на два пинга дальше! Да, этот! Вполне себе перспективный!
После пары пробных вылетов стало ясно – если есть нужда в приличном заработке, ковырять астероиды стоит глубоко в потоке – с края всё вкусное собирают вояки. Старые миноносцы, хоть и не годятся для дальнего патруля, вполне способны десятком-другим дронов обшарить окраины потока, отметить лучшие куски и навести на них буксиры и разградители.
«Тюленю» приходится самому искать, самому арканить и тащить к орбитальным модулям годные обломки. По итогу заработанных учётных единиц, по привычке именуемых «колокольчиками», хватает на то, чтобы сводить концы с концами и не ставить корабль на прикол. Подпространственник, пусть и лишённый большей части вооружения, против буксиров – кто больше заработает, таская к заводам железно-никелевые болванки?
А недостающее оборудование за какие шиши заказывать прикажете? На места демонтированных палубных торпедных аппаратов просятся внешние грузовые отсеки или площадки для тяжёлых дронов. Только место имеется, а ставить туда нечего.
– Затык, однако – буркнул Бэргэн Темирдяев, и полез обратно в зарядное отделение. Если боеприпасов у комендора мало, они должны храниться в идеальном состоянии.
– Командир, мудрые мысли есть?
Мишка Шелихов всего на пару лет старше Лобачевского, нетерпелив и порывист. Правда, навоевался по самое «не могу» – дрался с зелёными на трёх мирах, и остался жив. В тяжёлой пехоте это статус. Но здесь, на Заднице, воевать не с кем, и большая часть парней в своих усиленных бронескафах пашут обычными грузчиками и монтажниками. Как в песне: «Где робокары не пройдут, и где ШТ не разместиться…» Решил, что делать то же самое в пустоте будет интереснее, и вербанулся на «Тюленя». Идти назад ему очень, очень неохота – однополчане насмешками изведут.
– Есть, как не быть. Только с приличным шансом свернуть шею.
– Не вопрос. Ты только покажи, кому. Сделаем в лучшем виде, – мотает Мишка бритой наголо головой.
Аркадий пытается почесать затылок, ушибает пальцы о тыльную часть нейрошлема, но делает вид, что просто хотел разъём поправить.
– Елена Викторовна, вы с какого расстояния можете вкусный обломок отличить, из тех, что побольше?
– Если развести сканирующие дроны по максимальной базе, километров с пятидесяти. Без них – максимум на десять. По металлическим проявлениям дистанция утраивается. Что задумал?
Лобачевский выравнивает скорость «Тюленя» со скоростью потока астероидов и разворачивает командирское кресло, оказавшись лицом к свободным членам экипажа.
– Подпространственник может двигаться в подпространстве. В глубине потока встречаются места почти свободного вакуума. Вычисляем такую проплешину, рассчитываем маневр и ныряем. Если рассчитать верно, окажемся внутри потока и сможем выбирать куски по вкусу. Без конкуренции. Как вам идея?
– Аркадий, меня сын дома ждёт!
– Он у вас в воспиталке. Лена Викторовна, мы для начала отработаем маневр рядом с потоком. КАК БУДТО ныряем. И только если раз десять получится….
– Хрен с вами, Аркадий, уболтали. Давайте пробовать.
– Хе, – отзывается из машинного Хренов, – Как в старые времена! Представь, что на «Гребин» заходишь!
– Не буду, – бурчит в ответ Лобачевский. С «Гребином» вы тогда, Пётр Васильевич, налажали. Я лучше на «Инзюкту» зайду. Нам призовые нужны, без славы как-нибудь обойдёмся.
Устойчиво попадать в центр смоделированного навигационным компьютером объёма Аркадий начал попытки с двадцать восьмой. Рискнул нырнуть в реальный поток через сутки. После трёх десятков безошибочных маневров и ехидного запроса с болтающегося в тысяче километров «Звонкого». Голосом капитан-лейтенанта Максимовича миноносец поинтересовался – с чего это молодёжь на экранах так и мелькает? Не нужна ли помощь?
– Отрабатываю маневр уклонения от миноносца противника, – признался Аркадий, перепроверил расчёты, ввёл данные и утопил клавишу ввода.
– Получилось, однако, – невозмутимо объявил Бэргэн, обшаривая прицельным устройством нависшие над «Тюленем» астероиды.
Энергично помянула командирскую маму геолог, обнаружив ближайшую каменную глыбу в считанных метрах от правого борта.
– Таки чуть не угробил, п… – вовремя прикусила себе язык женщина. – Сдай влево помалу, или осевой по часовой на три, иначе дрон штатно не отойдёт.
Двадцать тонн мелкодисперсного углерода интендантское управление заглотило, как щука уклейку. Пожилой делопроизводитель аккуратно выписал расчётные документы, проверил, упал ли перевод на счёт получателя, повернулся к Аркадию и требовательно произнёс:
– Ещё.
«Тюлень» две недели метался между астероидным полем и орбитальными доками, пока при очередном всплытии не притёрся к небольшому, по счастью, астероиду. Помяли обшивку. Несильно.
– Хватит, – решил экипаж, и Аркадий приказал автопилоту возвращаться на орбиту Кемптауна. Путь, который Г-9 проходил за часы, «Тюлень» одолел за неделю.
– Ну, хоть так, – грустно вздохнул капитан грузового подпространственника, и ласково погладил подлокотник старенького командирского кресла.
После акробатики в астероидных полях приводнить «Тюленя» рядом с ремонтным судном, это семечки. Смог бы и корабельный кот, существуй он в природе.
После посадки в корабле первыми умирают звуки. Вот только что он жил на полную катушку, жужжал, щёлкал, шипел и попискивал. Привычное ухо этого не воспринимает, опытный пустолаз насторожится, если в привычном звуковом фоне исчезнет какая-то нота. Но вот командир отключает гравицапу (никто не знает, когда и отчего к гравитационным колоннам кораблей прилипло это прозвище), корабль всем весом опускается в воду и начинает покачиваться на волне. Прощальная россыпь отбиваемых на клавиатуре команд, и по очереди уходят в спящий режим или выключаются корабельные устройства, системы и механизмы. С гудением опускаются заслонки реактора, убирая торсионные поля, в рабочей зоне затухает маленькая копия солнца. Тускнеют световые панели, корабль погружается в сумрачную дрёму. Зато резче и отчётливей становятся прочие звуки. Гулко отдаются шаги по коридору, а звук упавшего с пульта электронного ключа отдаётся в ушах пушечным выстрелом.