Созданный для работы в космическом вакууме и в атмосферах землеподобных планет прицельный комплекс в плотной, радиоактивной атмосфере Тараниса работает кое-как. Увеличенное изображение цели плывёт, по экрану то и дело скользит рябь помех, но опознать кораблик уже можно – эсминец, по нынешним меркам небольшой. Зализанный стройный корпус, кольцевые утолщения корпуса в носовой и кормовой частях, три массивных форсажных блока. Класс фау-12, основной в германском флоте. Артиллерия слабовата, зато ракетное вооружение вдвое сильнее, чем у британских аналогов. В основную эскадру Кедров его не возьмёт, устарел, но как тренировочный объект сгодится.

Вот цель уже можно разглядеть без программного увеличения.

– Командир, а вид у него так себе, – комментирует картинку Хренов. – Не вдохновляет.

– А ты думал, четыре года в этом киселе ему красивенько отполируют обшивку? – Аркадий сам не пылает энтузиазмом, но оптимизм в команде, даже столь малочисленной, поддерживать обязан.

«Крокодил» накрывает эсминец, Аркадий подсознательно ожидает лязга и грохота при контакте корпусов, но захват происходит штатно – лёгкий толчок, шипение герметизатора.

– Захват штатный, шлюзовое готово, – шутки кончились, Темирдяев докладывает, без лирических отступлений.

«Гребёнки» рассекателей на носу и корме сместились, меняя конфигурацию в соответствии с изменившимися весом и центровкой.

Лобачевский для страховки чуть качнул сцепившиеся корабли по всем трём осям, обеспечивая компьютер дополнительной информацией. Дождался сообщения о готовности и отдал команду на погружение.

Глядеть на рожу капитан-инженера второго ранга Кроликова забавно, даже понимая, что ничего хорошего он тебе не скажет. Такая детская обидка у бедолаги читается на лице, что того и гляди, захныкает механик. В сочетании с сизой трёхдневной щетиной выглядит просто сногсшибательно. А о том, что двенадцатый годится только на металлолом, Аркадию уже наябедничал «Самоделкин». С подробной раскладкой, какие именно отсеки и каким именно образом не выдержали запредельного давления бешеной атмосферы Тараниса. Кое-что можно ещё починить, многие агрегаты удастся использовать, но в целом никакой боевой ценности этот конкретный корабль больше не представляет.

– Да, Лев Павлинович, я полностью согласен с вашими доводами. К сожалению, этот заход мы выполнили в холостую. Будем считать, вытащили учебную цель.

Улыбнуться ободряюще, развести руками и повернуться к старшему призовой команды:

– Николай Рудольфович, пока киберы «Самоделкина» изымают из нашей первой добычи самые вкусные кусочки, у нас с вами четыре часа отдыха. Потом я делаю ещё один заход. На самый крупный из обнаруженных объектов. Линейные корабли намного крепче хлипких эсминцев, есть надежда, что они всё-таки перенесли погружение в Таранис.

– Шёл бы ты спать, командир, – бесцеремонно вмешивается в разговор Хренов. – И не в койку, а сразу в медотсек, что-то мне твоё состояние не нравится. Не то слетишь с катушек в самый неподходящий момент, а тут у большинства семьи. Чего вытаращился? Семья, группа такая. Когда у мужчины есть жена, дети. Это я на тот случай, если ты забыл.

Энергетик с показным удивлением разглядывает командира.

– Не забыл? Надо же! Тогда в медотсек, немедленно. С текучкой мы и без тебя управимся.

– Слушаюсь, – ухмыляется Лобачевский, пожимает плечами и отправляется в медотсек. Васильевич, как ни крути, кругом прав.

***

В этот раз заход Аркадий произвёл смелее – и цель видна лучше, и опыт кое-какой появился. А раз так, к чему часами гоняться за дрейфующим кораблём в обычном пространстве?

Шесть мощных реакторов отлично видны. Тем более, шесть – не один, по их расположению можно понять, как именно расположен корпус корабля. В прошлый раз об этом не могло быть и речи.

Пора! Приготовившись к боли, Аркадий начинает разгон. «Крокодил» послушно набирает ход, стремительно сближаясь с намеченной целью. Свечение Тараниса Аркадию напоминает спутанный клубок пушистых ниток. Меду витками этих ниток ползут шесть бусин, к которым и требуется подвести свой корабль с минимальными отклонениями по скорости и расстоянию.

Сцепив зубы, Лобачевский продолжает бормотать:

– В борт ударили бортом…

Хороший всё-таки «Крокодил» построили корабелы. Корявый с виду, но это от заточенности под конкретную задачу.

– Приготовиться к всплытию! Маневр!

Подпространственник толчком «всплывает», разрезав рассекателями пелену между миром и его отсутствием. Электроника корабля радостно шуршит, обрабатывая поток наконец-то появившейся информации, а скривившийся от боли капитан, вцепившись побелевшими пальцами в край сенсорной панели, рассматривает выведенное на главный экран изображение громадного космического корабля.

– «Байерн» – охает где-то в двигательном отсеке Хренов. – «Байерн», мать его через коромысло и сто якорей в …

– Пётр Васильевич, – капитанский голос сух и совершенно лишён эмоций. – Я прошу вас воздерживаться в боевой обстановке от излишне эмоциональных выражений и держаться в рамках, очерченных уставом.

– Есть держаться, господин капитан! Но здор-ровая же дура, да? Растудыть его в бога душу и всех святителей коллективом и поодиночке! Извините, сорвалось.

В наушниках – долгий и по замыслу виноватый вздох.

– Теперь буду воздерживаться.

– Приготовится к контакту!

Толчок, куда более сильный, чем при захвате эсминца, боль протыкает тело от пяток до затылка, но Лобачевский терпит.

– Есть контакт! Смещение относительно цели нулевое по всем осям.

– Захват!

– Есть захват.

Шипение герметизатора дольше и громче, чем в прошлый раз.

– Шлюзовое готово.

«Самоделкин» выводит на экран пиктограмму, означающий штатный выход ремонтно-восстановительных киберов. Поток докладов о состоянии линкора проходит мимо сосзнания, мозг выхватывает только основное – повреждения незначительны… повреждения отсутствуют… некритичны…

– Кажется, нас можно поздравить. Есть шанс, что не зря корячились. Абордажники, высаживаться на трофей будете после выхода из звёздной системы. Экипаж «Крокодила» желает вам приятного полёта.

Подчиняясь команде Лобачевского, сцепленные корабли проваливаются в подпространство.

Кому может, покажется, что было это давно, для Потапа же будто вчера было. До мелочей помнит всё – даже звуки и запахи.

Тот раз они крепко вломили зелёным. Подловили разъезд на выходе из балки, пропустили чуть вперёд и размазали по степи как кашу по тарелке. Собрали трофеи, по-быстрому, и на рывок ушли в сторону на полтора километра. Учёные потому что. Пока бородатые перепахивали место боя снарядами и боеголовками, перевели дух, разобрались с добытым: перекинули боеприпасы, снаряжение, проверили трофейные стволы. Перекусили. А Потап в овражек отошёл, отлить приспичило.

Молодой ещё был, неопытный, сначала дела свои сделал, только потом огляделся. Сами прикиньте, каково это – фиксируешь шов на клапане ширинки, поднимаешь взгляд от мокрого пятна на траве, и сквозь чахлый такой кустарник видишь блок стволов, направленный прямо тебе в харю. Потап чуть сразу и по большому не сходил. Но удержался, факт. Даже не заорал. Замер, как промороженный, только глазные яблоки шевелились. Тогда и понял – строенные стволы весьма характерного вида в наличии имеются, а купол кабины над кустами не торчит. И вообще – поразительно тихо в овражке. А раз так, стоит оглядеться. Щёлкнул доклад отделенному, перекинул метатель в боевое положение, переключил визор в тепловой режим и на полусогнутых потопал в обход кустарника – чтобы совсем уж по глупому не нарваться. Пока обходил, в овраг двойка Седого подтянулась – на всякий случай.