Сергей в очередной раз вспоминает лица персонала, фигуры, манеру говорить и двигаться. В принципе, общих признаков практически нет. Что-то объединяет между собой охранников, что-то воспитателей, но этого недостаточно. Надо же, все они так похожи на людей…

Вечером, перед тем, как покинуть лазарет, Сергей получил обратно брючный ремень и часы.

– Постарайся пореже сюда попадать, парень, – шлёпнул его по плечу медбрат, сверкнув белозубой улыбкой. – Я человек ленивый, а с такими, как ты, приходится много работать. Пожалей мои старые кости!

Ещё одна ослепительная улыбка на коричневом лице. Её хозяину нет ещё и тридцати. Сергей молча кивает головой. Он и в самом деле решил, что полученная порка будет в его жизни единственной. А говорить с персоналом… теперь – только в случае крайней необходимости.

Радостная рожа Али в коридоре общежития.

– Ну что, Снежок, понравилась тебе наша мадам?

Кривая, обещающая ухмылка в ответ:

– Я тебе расскажу, копчёный. Потом.

Пауза на усвоение информации, и радостный вопль в спину:

– Так ты ещё и расист!

Камеры наблюдения в корпусе для старших мальчиков отключились в половине первого. Дежурный воспитатель, обязанный сообщить о происшествии на центральный пост охраны, этого не заметил по вполне понятной причине – он спал прямо за пультом, откинувшись на спинку удобного кресла. Сон его был профессионально чуток – до определённого момента. Ловкие пальцы прошлись по открытому горлу, где надо нажимая и придерживая. Мужчина попытался повернуться набок и засопел всерьёз, всхрапывая и посвистывая.

Али и его прихлебатели запомнили эту ночь на всю жизнь. Не в первый раз их будили, пинками сбрасывая с кроватей, но то, что устроил сумасшедший русский потом…

К утру туалетная комната в блоке сверкала, будто вчера построенная. Выдраенные зубными щётками писсуары и унитазы отражали яркий свет много раз протёртых светильников, на кафель было страшно ступать – таким стерильным и чистым он казался. Ни на полу, ни на стенах, ни на оборудовании не осталось ни малейшего пятнышка крови.

Под утро Сергей ласковым, почти отеческим взором оглядел шатающийся строй, любуясь. Красота! Вытаращенные глаза, заплывшие свежими синяками лица. Грели душу опухшие носы и разбитые губы. Теперь даже если не побегут стучать, факт избиения не скроешь.

– Вот теперь я вами доволен, орлы! Марш по кроватям, и чтобы до завтрака все выспались, лично проверю!

Прощальный пинок в поджарую задницу Али:

– Шевелись, Снежок, скоро вставать!

Время Сергей рассчитал правильно – в этот раз карцера не было. К директрисе поволокли сразу, с ремнём, не отбирая часов.

Наорав на младшего воспитателя, мадам выставила его из кабинета, после чего несколько раз быстро прошагала из угла в угол, пытаясь справиться с охватившим её бешенством.

– Ты… ты решил, что сможешь своим упрямством переломить систему, да?! Маленький ублюдок, ты об этом ещё пожалеешь!

Сергей поймал момент, когда директриса замолкла на выдохе, и спокойно уточнил:

– Я знаю своих родителей, директор Боннэ.

– Что? – растерялась мадам.

– Вы назвали меня ублюдком. Это ложь, я знаю своих родителей. Обоих.

Скрипнув зубами, Боннэ взяла себя в руки. Развернулась на каблуках и рывком распахнула дверь той комнаты.

– Бежар!

По случаю, охранник был тот самый, который сопровождал директрису в день, когда Сергея привезли в приют. Рывок за ворот, и вот уже парень следом за женщиной вбегает в помещение для наказаний. Спотыкается, и неловко падает на колени, упираясь руками в пол и опустив голову. Не сумев остановиться, охранник рушится через неожиданное препятствие, хрипит и дёргается на полу, даже не пытаясь подняться. Фиг поднимешься, если скальпель, пробив кожу, язык и тонкие кости нёба, вошёл в мозг.

Белое, как бумага, лицо мадам, она не может поверить своим глазам.

– Бить плетью детей нехорошо, директор Боннэ. Люди так не поступают.

Она успела заорать, но, во-первых, звукоизоляция оказалась прекрасной, во-вторых, к воплям из этой комнаты в приюте привыкли.

Директор Боннэ была удавлена той самой плетью, которой любила хлестать непонятливых учеников.

Зажигалка нашлась в кармане охранника. Забравшись в неприметный уголок, Сергей смотрел, как мечется персонал, надеясь, что для пожарников обе двери входного шлюза откроют одновременно, когда его дёрнули за штаны.

Девчонка, лет двенадцати, смутно знакомая.

– Русский, забери меня отсюда!

– Зачем?

– Я знаю, как отсюда смыться, только меня всё время ловят. Если пообещаешь помочь, я тебя выведу.

Мелкая, тоненькая, смуглолицая. Коротко стриженые тёмные кудряшки, непреклонная решимость в чёрных глазах.

– Пошли.

***

– Слушай, а какого иблиса мы забыли в этой чёртовой дыре? С твоими деньгами можно было выбрать местечко поинтереснее. Жара, солнце несуразное, и куча белых расистов вокруг.

– Потому, что я сам белый расист. Я тебе предлагал остаться. Не помнишь, что ты мне тогда сказала?

– Ещё и мужской шовинист. Вот. – Мишель надувает губы и наклоняет голову, изображая обиду, но краем глаза следит за старшим товарищем. – И вообще, без меня ты бы сюда не попал.

– Попал бы. Но позже, и стоило бы это гораздо дороже.

У мелкой сироты нашлись неплохие знакомства среди припортовой шпаны, у знакомых были знакомства в порту, у тех – ещё дальше.

То, что творили в бывшей империи зелёные всех оттенков, Сергея не привлекало. Эмиграция тоже не устраивала. Вдосталь нахлебавшись прелестей заграничной жизни, Сергей искал своих. Таких, как отец. А большая их часть ушла неизвестно куда с эскадрой адмирала Кедрова. Журналисты и аналитики всех мастей спорили, куда и как исчезла не самая маленькая в обитаемом космосе военная сила. Сходились на одном – «старые» русские основали тайную колонию где-то на задворках вселенной. Не было лишь ответа на вопрос – куда именно занесло этих упрямцев.

Сергей, естественно, тоже этого не знал. Зато знал – откуда. Последний раз эскадра останавливалась на Бисурате. Именно поэтому пара малолеток контрабандой прибыла на планету с остатками имперской базы флота. Если где и остались намёки на нужную информацию, искать их следует именно там. В крайнем случае, концентрация русских на этой базе гораздо выше, чем в среднем по Республике.

– Хватит притворяться, Мишель. Пинай свою тележку, нам до места ещё ехать и ехать.

Парочка синхронно оглянулась на хаос складского комплекса за спиной, и начала спускаться по одному из многочисленных пандусов.

Через неделю Сергей готов был признать – розыски провалились. Даже стал подумывать, а все ли, с кем ему удалось поговорить, на самом деле люди? Но потом успокоился, и понял – а ведь ты, братец, сам дурак. Небось, здесь уже не одна разведка концы искала. А может быть, ещё ищет. У тебя, парень, документик о том, что ты зелёными не завербован, есть? С какой стати тебе доверять? Место тебе и подружке нашли. Подкармливают. Радуйся и шевели мозгами. Не о том, как в доверие втереться, о том, как дальше искать, потому что здесь – только тень старой державы. Все эти люди, добрые и злые, отзывчивые и равнодушные, они устали и сломались, им теперь просто жить хочется. Как будто кто-то им это позволит. Год, два, десять от силы, и вспомнят французы о своих правах, отберут вставший на прикол металлолом за реальные или нарисованные долги, и придётся этим людям снова искать себе тихие уголки. Найдут ли?

– Серж, а давай ещё сходим в ту аптеку, где продают белое холодное пирожное!

– Это пломбир, мороженое такое. Пошли.

Рядом с колоритной парочкой останавливается большой, но старомодный мобиль. Из распахнувшейся дверцы выходит самая настоящая ноанка – от силы полтора метра ростом, тело, не знающее одежды, покрыто короткой пушистой шёрсткой нежного голубого цвета, а мордашка (лицом это назвать язык не поворачивается) совсем как у плюшевого котёнка. Бывают такие коты, с почти плоской мордочкой.