— Кута, — поведал бывший византийский раб, наклонившись в седле, чтобы перекричать шум толпы, — провел неделю в беспробудном пьянстве, что мы только поощряли, снабжая его вином, пивом и медами. Это даст тебе некоторое преимущество: уж мы сделали все, чтобы вчера вечером саксы легли как можно позже. — Мёрддин хитро подмигнул с видом заговорщика. — Собственно говоря, они вчера уже отмечали победу Куты. Упились вусмерть, поднимая тосты за каждый из ударов, что он собирается нанести тебе. Когда мы будили их с петухами, никто из них и стоять-то толком не мог, не то чтобы драться всерьез.

Стирлинг благодарно кивнул.

— Ну да. Я-то, слава Богу, лег вчера рано и как следует выспался. Уже подспорье. В конце концов, «раньше в кровать, раньше вставать — так только можно везде поспевать». — Конечно, ему пришлось перевести нехитрую американскую пословицу на это древнее подобие валлийского, но смысл ее остался вполне ясен. Эмрис Мёрддин удивленно покосился на него.

Ах, черт,выругался Стирлинг про себя. Если МакИген находится вдруг в теле Эмриса Мёрддина, я облажался, как последний идиот.

— Да, — задумчиво кивнул друид. Анцелотис явно славился как воин и человек чести, но наверняка не как мастер слова. — Вот урок, достойный мудреца. Сказано без надлежащих ритма и рифмы. Сама мысль, впрочем, вполне разумна. Будем надеяться, что она принесет плоды, что мы от нее ожидаем.

— Тоже верно.

Про себя Стирлинг поклялся на протяжении следующих одиннадцати месяцев, трех недель и еще одного-двух дней, что предстояло еще ему торчать в шестом веке, свести разговоры с Эмрисом Мёрддином к предельно возможному минимуму. На ближних подступах к арене толпа как-то разом рассасывалась, просачиваясь через множество входных арок на трибуны. Эмрис Мёрддин равнодушно проехал мимо входов для горожан и направил коня к дальнему концу сооружения. Они свернули за угол, и Стирлинг вытянул шею, заглядывая через стартовые кабины на арену. За эту неделю ему несколько раз довелось побывать на арене, но ни разу — через этот вход.

По дорожке неслись во весь опор, удаляясь от них, десять бегунов. Судя по блестевшим от пота голым спинам, круг они одолевали уже далеко не первый, ибо утро было холодное и ветреное. Зрители на трибунах криками подбадривали своих фаворитов. Стирлинга удивило то, что довольно много мест на трибунах оставались пусты. Похоже, во всем Кэрлойле и его окрестностях не набралось бы народа и на четверть мест. Стоило ли тогда удивляться тому, что дукс беллорум так переживал из-за вмешательства саксов, если бриттов так мало.

Тоже, черт возьми, верно,буркнул Анцелотис, довольно быстро подцепивший кое-каких стирлинговых излюбленных выражений. Мы не успеваем рожать достаточно детей, чтобы возместить павших в битвах. А враги тем временем приплывают на битком набитых кораблях из стран куда как больших, чем наша, и всем им не терпится нахапать себе земли побольше…

Господи, спаси и сохрани бриттов, подумал Стирлинг. Это ведь классическая проблема цивилизованных наций, оказавшихся в состоянии осады со стороны мигрирующих людских масс или культур, где темп воспроизводства в силу тех или иных причин выше. Тем временем бегуны обогнули конец тянувшейся вдоль оси арены невысокой, чуть больше ярда, стены и понеслись обратно к стартовым воротам. Один оступился и покатился по песку. В разделительной стене зияли с равными промежутками проемы: должно быть, раньше там стояли скульптуры. Интересно, подумал Стирлинг, что с ними случилось, ведь во всех остальных отношениях арена сохранилась почти идеально.

Увы, этого Анцелотис не знал. Возможно, шотландский король просто не интересовался судьбой памятников старины, исчезнувших добрую сотню лет назад. Скорее всего изваяния языческих богов навлекли на себя гнев местного духовенства — а бронза к тому же представляла собой ценный материал для переплавки. Конечно, Британия на протяжении столетий поставляла металлы всей древней Европе, однако использовать уже готовую бронзу куда как проще, чем готовить сплав заново. К тому же, хоть она и не использовалась для ковки оружия уже несколько столетий, спрос на нее оставался стабильным благодаря предметам роскоши.

Жаль было, конечно, что арену лишили главного своего украшения, ибо то, что осталось, носило сугубо утилитарный характер. Единственное, что оживляло вид, — это расположенный примерно посередине идущей в сторону стартовых ворот беговой полосы шатер для почетных гостей, в первую очередь коронованных. С учетом набухшего дождем серого неба это показалось Стирлингу разумной предосторожностью. Рядом трепетали на флагштоках разноцветные знамена.

В шатре собрались короли почти со всей Британии со своими королевами и советниками. Только несколько правителей наиболее отдаленных королевств не смогли приехать лично и прислали на совет вместо себя наследных принцев. Некоторые прибыли в Кэрлойл только накануне или даже этим утром: дорога выдалась нелегкая. Стирлинг никак не мог выкинуть из головы мысли о предстоящем совете и о том, как могут повлиять его решения на его миссию.

На первый взгляд ему показалось, что королевскому шатру лучше было бы разместиться на балконе над стартовыми кабинами, но, подумав, он согласился с тем, что вид с его нынешнего положения открывается лучше. Стирлинг высмотрел Моргану — она сидела у самого барьера рядом с племянником и малолетними сыновьями. Имена их — Гуалкмай и Валгабедиус — удивили его, когда он услышал их в первый раз, однако почти сразу же в голове услужливо всплыл перевод: Гевейн и Гэлэхед. Шести- и четырехлетний наследники приехали из Трепейн-Лоу только накануне. У Стирлинга — а может, у Арториуса — сжалось сердце при виде этих маленьких, льнущих к матери фигурок. Маленький Гуалкмай тем не менее отважно встретил взгляд своего дядьки. Анцелотис пригнулся в седле и осторожно снял с шеи золотую цепь.

— Видишь это, парень?

Мальчик молча, серьезно кивнул.

— Так вот, мой король, эта штука не моя. Она твоя. — Он повесил тяжелую цепь на шею мальчугану, и та свесилась ему едва не до живота.

— Она мне велика, — неуверенно пробормотал паренек.

— Пока велика. Но будет впору, мой король. Дай срок, и она будет тебе очень даже впору, поверь. А до тех пор считай, что я взял ее у тебя взаймы. Взял, чтобы суметь защищать твою маму, и твоего брата, и весь народ Гододдина, пока ты не вырастешь и не сможешь делать этого сам.

— А ты меня научишь? — боязливо спросил мальчик. — Лучше, чем папу?

Анцелотис едва не поперхнулся.

— Лучше, чем папу? Разве такое возможно, малыш?

Гуалкмай вытер слезу кулачком.

— Папа позволил пиктам убить себя.

— Ох, нет, парень, не смей думать так. — Анцелотис взял мальчугана за плечи и притянул к себе. — Твой отец был великим воином. Амвросий Аврелиан сам обучал его и Арториуса. На войне ведь никто не спрашивает, позволяешь ты убить себя или нет. Порой противник просто сильнее, а порой это просто невезение. Мужчина должен делать свое дело, Гуалкмай, делать его как можно лучше, обучиться в этом деле всему, чему возможно, — никто не имеет права требовать от человека большего. В день, когда пикты убили твоего отца, я не видел никого, кто сражался бы отважней и решительнее, чем он. И даже хотя они убили его, мы победили, потому что он так хорошо продумал план битвы. Пикты долго еще не решатся нарушить наши границы, получив такое поражение.

Гуалкмай уткнулся лбом в его плечо и некоторое время обдумывал это.

— А знаешь, дядя, — признался он наконец, — я не умею придумывать план битвы.

Анцелотис поцеловал его в макушку.

— Пока не умеешь. Но я тебя научу. Это одна из обязанностей, возложенных на меня старейшинами: обучить тебя всему, что сделал бы твой отец, доведись ему остаться в живых. И это огромная честь для меня — быть твоим наставником, мой юный король.

Когда мальчик снова посмотрел на него, боли в его глазах немного убавилось.

— Это как ты учил меня седлать моего пони, и брать на нем барьеры, и ухаживать за ним потом, да?