— Господь даст нам крылья, — прохрипел он, — ибо нам нет выхода, кроме как догнать его. — Он повернулся и поспешил в темноту, на ходу посылая детей будить свою команду.

Моргана повернулась к ирландке, не зная, что сказать, и опасаясь того, что скажет Риона. Долгую, мучительно долгую секунду друидесса молча смотрела на нее, потом что-то внутри ее, казалось, оттаяло. В первый раз с начала разговора на глазах ее блеснули слезы.

— Я верю, что ты не знала об этом.

Моргана смогла только покачать головой.

— Скажи, решилась бы я поплыть за Далланом мак Далриадой, будь это не так?

— Неужели саксы и впрямь такие варвары, что способны убить целый город невинных людей?

Моргана смахнула слезы со щек.

— Чтобы посеять рознь между нашими народами, чтобы наверняка связать нас войной на севере, чтобы развязать им руки на юге? О да, я верю, что они пойдут на все, лишь бы уничтожить нас. Всех нас.

— Значит, их надо остановить, — произнесла Риона, и в голосе ее было столько льда, что Моргану пробрала дрожь.

Бренна узнала этот голос. Голос ирландской души, пробудившейся для мести. Да поможет им Бог, этим ирландцам, столетиями впитывавшим эту ненависть, эту жажду мести, эту жажду любой ценой нанести удар врагу. Уж не привели ли попытки Бренны предотвратить появление одного источника такой ненависти к появлению другого?

Может, массовое убийство целой ирландской колонии, которой предстояло на протяжении грядущих столетий властвовать над шотландским Лоулендом, уже изменило историю, уничтожив все, что Бренна знала и любила? Выходит, Беннинг добился того, что хотел?

Самое страшное, поняла вдруг Бренна, что она никогда не узнает этого.

Даже если ирландцы не убьют ее в отместку — а она не питала особых иллюзий насчет реакции Даллана мак Далриады вне зависимости от того, поверила ей друидесса или нет, — даже если она останется жива к послезавтрашнему дню, как знать, не поломалось ли время настолько, чтобы она навсегда осталась пленницей в мозгу Морганы? До Бренны вдруг дошло, что она может никогда не вернуться домой. И тут же еще одно: она больше не знала точно, что считать своим домом.

Белфаст и Лондондерри?

Расстрелянные, взорванные гетто, из которых она сама бежала много лет назад, пытаясь вычеркнуть из памяти убийства и ту роль, которую играла в них сама? Да, она попыталась начать жизнь сначала — в месте, которое, оставаясь, несомненно, ирландским, по крайней мере не предавалось бесконечному самоуничтожению. На протяжении десятка с лишним лет она считала Дублин своим домом… но что это за дом для девушки из Лондондерри? Больше десяти лет она жила в изгнании, пытаясь бежать от проблем своих соотечественников. И куда это ее в результате завело?

Бегство от обезумевшего общества ничем не поможет безумию.

Это только развяжет безумцам руки, поможет тем заражать своим безумием все новые невинные души.

Урок запоздал. Возможно, навсегда. Раз усвоив его, можно было предложить только один выход. Немедленные, беспощадные меры к тому, чтобы этот урок не усвоили другие наивные дураки вроде нее самой. Для той Северной Ирландии, из которой она бежала, выхода не существовало — разве что изолировать детей обеих противоборствующих сторон от родителей, от дядек, теток, кузенов, да и друг от друга тоже, растить их в чужом обществе на протяжении трех-четырех поколений… Как знать, может, эта последняя, отчаянная попытка и дала бы кровной вражде шанс выгореть дотла, чтобы на ее месте проросло что-то более здоровое? В противном случае в одно прекрасное утро все обнаружат, что обе стороны вырезали друг друга во сне и стоят теперь вместе у врат Ада, чтобы всю предстоящую им вечность обвинять друг друга в том, что это те, а не они, выстроили этот Ад своими руками. То-то, должно быть, посмеивается дьявол каждый раз, как какой-нибудь ирландский идиот взрывает дитя в колыбели…

Северная Ирландия не умирала — она была уже мертва и разлагалась, отравляя все вокруг. И единственные, кто этого еще не понял, были сами североирландцы.

Маленькая группа людей бежала к ним по берегу. Медройт с лицом, серым в лунном свете, как грязный лед, с разбегу остановился перед теткой. На мгновение в душе ее затеплилась надежда: она увидела, как держится за его руку юная Килин. Моргану до глубины души тронуло то, что эта девочка еще верит им. Дай Бог, чтобы так было и дальше.

— Слышали новости от отца Ойлиффа? — вполголоса спросила Моргана. — Мы отплывем сразу же, как капитан соберет команду, — попробуем догнать корабль Даллана. Бедная детка, — повернулась она к Килин — та прижималась к Медройту, а глаза ее покраснели от слез. — Видит Бог, я бы все отдала, чтобы не допустить того, что наделали саксы, а я, дура доверчивая, сама позволила им это…

Секунду-другую Килин мужественно сдерживалась, потом увидела Риону и с плачем упала к ней в объятия. Медройт нерешительно топтался рядом, разрываясь между желанием утешить ее и боязнью того, что она оттолкнет его. В конце концов он повернулся к Моргане и дал волю душившему его гневу.

— Пошли меня в погоню за этим ублюдком Лайлокеном, тетя! Я вот этими самыми руками, — он потряс кулаками, — вырву ему сердце и скормлю его… скормлю его…

— Нет, Медройт. Его доставят сюда живым и невредимым.

— Но…

— Ирландцы, мой мальчик, сами захотят разобраться с ним.

Нехороший, недобрый огонек загорелся в глазах у паренька, до боли напомнивший Моргане его покойную мать Маргуазу. Та вполне бы могла стать королевой Айнис-Меноу, не отдай она свою душу Тьме. Моргана давно уже решила сделать все, что в ее силах, чтобы уберечь от этой участи Медройта.

— Лайлокена найдут, Медройт. Найдут, и он предстанет сначала перед британским судом, а потом перед ирландским. Он заплатит за все, что сотворил. В этом ты можешь не сомневаться. Но нам с тобой, племянник, предстоит совсем другое.

Что ж, теперь по крайней мере он обратился в слух. Распиравшая его жажда мщения сменилась коротким затишьем.

— Что нам предстоит, тетя? Я еще недостаточно опытен, чтобы править Гэлуидделом в такой обстановке.

— Лучше не будет, парень, — когда война грозит нам с юга, а теперь почти неизбежно и с севера. Мы с тобой, Медройт, можем сделать только одно. Мы плывем вдогонку Даллану мак Далриаде и попытаемся убедить его в том, что саксонский шпион предал не только его, но и нас.

По глазам его она увидела, что он понял. Понял, что честь обязывает его предостеречь ирландского короля, который скорее всего прикажет предать их лютой, мучительной смерти — под стать преступлению. Понял, что смерть почти неминуема — и готов пойти на нее. Он медленно кивнул.

— Да. Это единственное, что мы можем сделать.

В горле у нее застрял комок. Если Даллан мак Далриада сохранит им жизнь, из Медройта выйдет хороший король. Она взяла его за руку, не в силах вымолвить ни слова. Он понимающе кивнул, повернулся к продолжавшей всхлипывать жене и осторожно привлек ее к себе, поглаживая по волосам.

— Мы плывем за твоим отцом, чтобы предупредить его. Мужайся, любовь моя, ибо боль в его сердце, должно быть, сильнее даже, чем у тебя, ибо он считает себя в ответе перед всеми этими несчастными.

Она подняла залитое слезами лицо.

— Да, — прошептала она дрожащими губами. — Считает. Боги наделили тебя мудростью, Медройт. — Она уткнулась лбом в его грудь. — Я хочу домой, муж мой, но дома у меня больше нет. Что же за тварь такая этот Лайлокен, что он способен на такое?

— Он сакс, — беспомощно вздохнул Медройт. — Это единственное объяснение, какое я нахожу.

Хрупкая принцесса Далриады снова подняла взгляд, и даже Медройт похолодел от выражения ее глаз.

— Значит, саксов надо уничтожить.

Она коротко бросила что-то по-гэльски Рионе, и та кивнула.

— Говорят, британские королевы сами ведут своих воинов на бой, — произнесла Килин ледяным тоном. — Самое время и мне усвоить обычаи народа моего мужа. Пойдем, Медройт, нам надо готовить наших с тобой подданных к войне.