За прошедшие годы Рамсес успел превратиться из угловатого юноши в зрелого мужчину с широкими плечами и гордо поднятой головой. Упрямо сжатый рот и цепкий взгляд выдавали человека, привыкшего повелевать и ввергать в трепет подданных. В то же время Моисею показалось, что глаза Рамсеса еще не успели наполниться жестокостью, столь характерной для отца. С одной стороны это внушало надежду, а с другой — никак не вязалось с Рамсесовым решением применить кровавый Завет Аменемхата.

Фараон вытянул вперед сжатые в кулак пальцы:

— Пять лет назад умер отец, и я официально взошел на престол. Хотя Сети передал мне бразды правления еще десять лет назад — сразу после того, как ты нас покинул. — Моисей отметил это деликатное «покинул». — И даже дозволил свой гарем заиметь! Номинально он указы подписывал, но на самом деле все решения только мною принимались. Поэтому я считал, что со всем без труда справлюсь. Как я тогда ошибался! Только оставшись один, я понял насколько важно иметь за собой кого-нибудь, кто пусть и формально, но все же несет весь груз ответственности. Насколько проще отдавать приказания, когда знаешь, что еще кто-то, как минимум, просмотрит и проверит их…

Моисей кивнул, хорошо понимая Рамсеса: ведь он и сам был на похожем положении в Мадиамской стране. Где Иофор в последние годы только наблюдал за решениями Моисея, лишь иногда вмешиваясь. Но без подобных вмешательств Моисею было бы намного сложнее решаться и действовать.

А Рамсес продолжал:

— После смерти отца, я, как положено, совершил обряды, принес богатые жертвы богам, дабы даровали счастливое правление и процветание Египетской земле под моим руководством. В первый год все было хорошо. А потом пошло-поехало. Сперва Нил не разлился, — большой палец выпрямился, показывая, что это самое начало долгого повествования. — Ил не попал на поля, солнце высушило землю и колодцы. В тот год мы собрали настолько скудный урожай, что его с трудом хватило на три месяца. Но склады с запасами были полны, и мы особо не переживали.

Рамсес надолго умолк, через чело его пролегла складка точь-в-точь, как у Сети. Моисей, очень хорошо помнил это выражение, которое появилось на лице у фараона. Следовало ожидать вспышки гнева.

Моисей ошибся. Рамсес только горько вздохнул и тяжело продолжил:

— Моисей, я был молод и наивен. И очень хотел что-то делать. Помнишь, как Уратиру нас учил? Действуй! Но сейчас не было рядом мудрого учителя, кто бы юношеский пыл остудил. Я придумал план — и искренне верил, что хороший план. Несколько жрецов пытались отговорить, но разве кто указ воплощению Богов на Земле? По моему распоряжению в верховья Нила отправилось несколько больших отрядов. На границе с Нубией они весь сезон Перет валили деревья, лепили кирпичи из соломы и глины, чтобы в сухой сезон Шему построить огромную запруду, перекрыв течение Нила у второго катаракта.

— Я не желал рисковать, Моисей. Мне так хотелось, чтобы люди запомнили меня, как самого успешного фараона, а время моего правления — как эпоху расцвета Египта. У меня было столько планов! Достроить Ипет-Сут, сделав его еще краше. Соорудить большой храм Амону на границе с Нубией. Даже идея возникла: четыре гигантские статуи Амона, по пятьдесят локтей каждая, и между ними небольшой вход в храм в скале. Сделанный так, чтобы только раз в году — в день моего восшествия на престол — лучи солнца проникали внутрь и освещали ярким светом красочную роспись на стене. Повествующую о славных деяниях величайшего из фараонов — Рамсеса Второго…

— После первого голодного года, я делал все, чтобы беда не повторилась. Тот план казался таким совершенным, наверняка сулящим высокий урожай. Задержать воду в верховьях, а затем с утроенной силой выплеснуть на поля. Самое печальное, что план удался…

— В начале сезона Ахет мы вознесли жертвы в три раза больше обычных. Отряды у катаракта расчистили завалы, перекрывавшие течение. Вода хлынула вниз, на этот раз Нил разлился широко и мощно — нашей радости не было предела. Но знаешь, что произошло? Вода осталась на полях не один месяц, как обычно, а целых четыре!

К вытянутому большому пальцу добавился указательный:

— Что урожая не видать, стало ясно сразу — мы тотчас отправили купцов во все стороны, привезти зерна из соседних стран. Но чтобы не было мало — в Ниле размножились красные речные водоросли.

Средний палец выпрямился вслед за братьями:

— Не качай головой, Моисей, ты этого не видел. Тебе кажется, что красные водоросли — это ничего особенного. А ведь они пострашнее засухи и наводнения оказались. Притом что воды не портили, вкуса не меняли. Да только кто-то пустил слух, что боги разгневались и превратили воду в кровь!

— Тебе приходилось пить воду, Моисей, а чувствовать на губах солоноватый вкус крови? Разумом понимать, что все обман, что неверные глаза вводят в заблуждение, и, тем не менее, кривиться от каждого глотка, силой заставляя себя сделать еще один? Содрогаться от липкой тошноты, а потом бежать на улицу, чтобы вывернуть желудок! И опять смотреть на кровавую кашу под ногами. Это было со мной, Моисей, со мной, который знал правду о красных водорослях! А что говорить о простых людях?

— Моисей, мне пришлось использовать армию, успокаивая людей. Я чувствовал: еще чуть-чуть и простые Египтяне, что всего три года назад носили меня на руках, провозглашая своим фараоном, эти самые Египтяне пустят мне кровь на молитвенном алтаре, чтобы высокой жертвой смилостивить всемогущих богов!

— Тогда я, наивный, считал, что хуже быть не может. Что нужно переждать пару месяцев и все образуется. Тем более что вернулись караваны с хлебом, и голод больше не грозил! Я ездил по всему Египту, вел длинные речи с правителями номов, раздавал бесплатно хлеб. И постепенно возвращал доверие. Как это было тяжело, Моисей. Убедить одного человека, главу селения, занимало порой несколько дней. Но постепенно, я это видел и чувствовал, люди опять начинали верить. В засушливый Шему мы вновь устроили запруды, намного меньше прежних. И когда наступил Ахет, Нил разлился ровно столько, сколько было нужно. А ровно через месяц спал! Нашей радости не было предела.

Фараон тяжело вздохнул, чуть помолчал и продолжил:

— Но одновременно с этим появились тучи мошкары. Опять ничего необычного — во время прошлогоднего разлива Нила, когда красная река была повсюду, личинки комаров, растущие в воде, имели достаток и жилья, и корма в виде водорослей.

Уже четыре пальца вытянулись — лишь мизинец оставался прижат.

— Все доверие, которое я с трудом завоевывал пол года, исчезло за две недели. Крестьяне боялись выходить на поля — повсюду были комары. И не просто мелкие насекомые, а настоящие черные тучи, что облепливали и людей, и животных, покрывая тело тысячами мелких укусов. Хвала Богам, войско оставалось по-прежнему верным. Пришлось ввести армию во все номы и селения, запретить свободно ездить по стране, конфисковать запасы продовольствия, чтобы потом централизованно распределять между жителями.

Пять — все выпрямленные пальцы показывали число напастей, обрушившихся на Египет.

— К счастью, мошки через два месяца исчезли. Но знаешь, что случилось дальше? Жабы. На смену пришли жабы! Имея избыток мошкары для прокорма, они размножились в таком количестве, что уже не помещались в водоемах — и вылезли на сушу. Улицы, поля, дороги, прибрежные пески — все было покрыто этими мерзкими, слизкими тварями. Даже, я, фараон, не мог спокойно пройти по дворцу без риска поскользнуться на одной из холодных жаб, что, несмотря на каждоденные уборки, забирались в самую глубь царских покоев!

— Видишь, Моисей, у меня уже не хватает пальцев, чтобы пересчитать все, что нам довелось пережить… Долго продолжаться это не могло. Жабам просто не хватало еды — всю мошкару они давным-давно слопали! Жабы принялись дохнуть! Моисей, стоял такой смрад, что я не мог провести и пяти минут на улице! И естественно на лакомый пир слетелись миллионы мух. Казалось, они прибывали изо всех окрестных стран. Мухи размножились также быстро, как до того мошкара, а позднее жабы! На дворе звенел непереносимый гул, толстые, гнусные создания носились повсюду, сверкая жирными зелеными и фиолетовыми телами.