В конце прохода показался свет, и вожди один за другим вышли на небольшую каменистую площадку. Моисей терпеливо дождался, пока из ущелья выступил последний сотник и привычно поднял руку:

— Достойные вожди Израиля! Вчера вечером было мне видение. Явился Господь в клубах дыма, и трубным голосом провозгласил: «Моисей, бери тотчас старейшин и веди тропой, что я тебе покажу. Когда под утро выйдете из розового ущелья, направляйся сразу к скале, что над уступом нависает. Там с первыми лучами солнца явлю я чудо своего могущества!»

Вожди, все как один, повернулись к восходу, где темное небо набухло кроваво-желтой полосой. Все понимали: еще минут пять, и дневное светило разорвет ослабевшие объятия ночи, вырвется на свободу тысячами лучей.

— Ждать недолго осталось, давайте пока помолимся милосердному Господу.

Авиуд поймал взгляд Моисея и понимающе кивнул. Старая мелодия взлетела над горами. Вожди привычно обнялись, подхватили знакомый мотив. Слова унеслись к небу, где побледневший месяц с удивлением наблюдал за невиданным в здешних краях обрядом. Усталость и сонливость покидали людей, плечи расправлялись, гордо подымались головы. Будто и не было изнурительного перехода, будто спали всю ночь в уютных шатрах, а не брели в темноте.

Крик Моисея перекрыл пение, рука взметнулась, указывая на утес:

— Первый луч! Смотрите на место, где он коснется земли!

Глаза вождей уставились на скалу, верхушка которой покраснела. Вот алая полоса поползла вниз, нежно поглаживая каждый каменный выступ. Черные тени набросились с двух сторон, подмяли под себя посланника солнца. Казалось, еще чуть-чуть и тьма одолеет, луч сжался в одну точку, но продолжал упорно опускаться по отвесной стене, словно острие небесного топора, рассекающего каменную сердцевину горы.

Моисей внутренне усмехнулся. Не раз и не два он наблюдал за рассветом в этом месте. Тени двух соседних вершин заслоняли восходящее солнце, оставляя первым лучам лишь узкую полоску на скале. Кто-кто, а Моисей хорошо знал, в каком именно месте солнце коснется каменной площадки. Но пока головы вождей повернуты к скале, им кажется, что свет и тьма сошлись в схватке не на жизнь, а на смерть.

— Уже недолго осталось, смотрите внимательно!

Моисей перехватил поудобнее длинный посох так, что пасть разъяренного Нехуштана оказалась рядом с лицом вождя. Казалось, кобра наклонилась, готовясь к смертельному броску. Где-то он уже такое видел… Моисей мотнул головой, прогоняя наваждение. Потом, позже, будет время предаться воспоминаниям, а сейчас следовало завершить начатое дело.

Солнечный клин находился уже в локте от земли, и Моисей внутренне сжался. Еще чуть-чуть, всего один миг, совсем немного, сейчас!

Бронзовый посох с силой опустился на камень и внезапно провалился вовнутрь. Глаза вождей не отрывались от вдруг образовавшейся дыры в скале. Потому что не каждый день в горной пустыне увидишь, как прямо из скалы бьет столб воды в локоть высотой! Родник рассыпался тысячами струй, оседал мириадами капель на камнях, сверкал драгоценными самоцветами на фоне красной скалы.

Вздох восхищения пронесся над толпой. Вода в пустыне означала жизнь, на ее поиски уходили долгие годы, каждый источник тщательно чистился и охранялся. Но чтобы вот так — прямо из скалы ударил столб живодарящей влаги — это было настоящим чудом!

Вожди попадали на колени, хвалебная песнь взметнулась с новой силой. Глаза наполнились восторгом и благоговением. Даже те, кто до сих пор сомневались, смогли убедиться — Господь всемогущ. Добыть воду из скалы — это даже больше, чем прислать стаю перепелов прямо к израильскому стану, что случилось прошлой осенью. Нет, с таким Господом никакие беды не страшны и любым начинаниям успех уготован.

Моисей облегченно вздохнул. Два года прошло с тех пор, как Иофор показал источник, спрятанный в скале. Двенадцать месяцев заняло составление плана, десять — строительство хитроумной запруды, что рассыпалась на части, стоило выбить замыкающий камень, являя свету искрящийся в рассветных лучах фонтан. А потом Моисей ждал подходящего момента. Еще три долгих месяца. Чтобы, наконец, сегодня явить вождям очередное подтверждение божественного могущества!..

Поначалу Моисей даже обрадовался набежавшим тучам. Хоть немного от жары спасали, а то до лагеря еще часа два оставалось. Да и то, как сказать. Два часа — это налегке, а с таким грузом, как Моисей на спине тащил — все пять. К закату бы поспеть.

Год прошел от памятной истории с родником, что чудесным образом забил из скалы. За это время вера израильтян опять пошатнулась, вот и приходилось ее снова укреплять. Вера — что роза капризная: если время от времени не поливать молитвами истовыми, не сдабривать чудесами новыми — зачахнет и на нет сойдет. Долгие месяцы Моисей провел за раздумьями, как бы веру неприхотливой сделать, на манер верблюжьей колючки. Которой ни зной дневной, ни стужа ночная нипочем.

Крепко жалел израильский вождь, что в свое время не послушал мудрого Иофора и сотворил бога в образе змея. Израильтяне теперь каждому гаду встречному кланялись. А хуже всего, что и на других тварей заглядываться стали. Вон недавно узнал, что Авиуд начал теленку подношения приносить. Молодой бычок и вправду был хорош. Весь черный, с белой звездой на лбу, стройный и резвый. В Египте цены бы ему не было — тотчас нарекли бы Аписом и с самого рождения готовили бы в жертву синеволосому Пта. Но они же не египтяне, чтобы тельцу преклоняться!

Моисей вспыхнул гневом, лицо покраснело, пальцы с силой вцепились в ношу на плечах. Нет, пора с Авиудом что-то делать, а то он по примеру жрецов египетских начнет власть на себя тянуть. Ничего, вернется Моисей в стан израильский, сразу управу на священника непокорного найдет.

Не раз и не два Моисей во внутреннем мире с Мудрецом и Воином сходился, пока не утвердился во мнении, что Господь израильтян должен стать безликим и безымянным. Есть же такие, кто змей не боятся — так им и медноголовый Нехуштан нипочем. То ли дело, когда Бог облика одного не имеет: каждый себе его страшней и ужасней представит, чем любой художник в статуе изваяет.

Правда, тогда другой вопрос возникает: как обряды совершать, кому жертвы приносить? Не может же народ просто верить внутри, ни образа Бога, ни следов его не лицезрея. Остаются, конечно, чудеса: морские волны, что расступились перед израильтянами, Елисавета, что исцелилась от смертельного укуса, перепела, которые шумной стаей прямо на стан опустились, родник, что из скалы сам по себе забил. Но память человеческая оказывалась недолгой, а хотелось бы чего-то постоянного. Только три месяца назад после одного из споров с Мудрецом, Моисея осенило: переписать израильский Закон на каменных плитах-скрижалях и явить еврейскому народу, как откровение Господне. Понятное дело, обставить честь по чести: с пылающей в ночи вершиной и громом с ясного неба. Потом вокруг святых скрижалей храм построить. Или пока они на одном месте не устроились, шатер-скинию соорудить.

Глаза опять залило потом, и Моисей осторожно присел, стараясь поаккуратнее уложить ношу на землю. Три каменные плиты, размером с небольшой стол каждая, тихо стукнули друг о друга. Плечи отозвались благодарным облегчением, рукав смахнул крупные капли со лба, осторожно промокнул брови и протер глаза. Сразу стало легче дышать, мир вокруг вновь засиял яркими красками, и Моисей утомленно улыбнулся.

Знал бы, что это настолько тяжело — взял бы с собой помощника. Но нет — пожалел, решил милость проявить. Еще одно наглядное доказательство, что вождь не может быть мягкосердечным.

В остальном все шло замечательно. Резчик отлично справился, скрижали удались на славу. На трех плитах поместились все четыре десятка заповедей Израильского закона.

Жаль, искусник-каменщик на свою работу полюбоваться не мог, ему бы наверняка понравилось. Не судьба…

Моисей и сам сумел бы вырезать заповеди, но вот отколоть каменные плиты — ровные и плоские — только настоящим мастерам под силу. А так — за пять дней готово очередное подтверждение могущества Господа. Попробуй теперь усомниться кто, что заповеди не самим Богом-Яхве дарованы.