Все они находятся в чрезвычайно раскаленном состоянии, но колоссальное давление, господствующее на глубинах, мешает металлам расплавиться. И, поэтому, центр нашей планеты, вероятно, твердый.

Но, при малейшем уменьшении давления, происходящем вблизи трещин, раскалывающих кору земли, перегретое твердое вещество моментально расплавляется и устремляется вверх. Его выжимают образующиеся пары и газы. Так и поднимаются к земной поверхности жидкие каменные массы — лавы, а вместе с ними двигаются и металлы, в виде паров или горячих растворов.

Так и в этом месте, при извержении пород, впоследствии застывших в траппы, вышла медь, в виде паров, и осела, охлаждаясь, по стенкам трещин. Когда трещины, таким образом, заполнялись, то из них получались жилы медной руды…

Николай аккуратно записал в книжку все сказанное профессором, а потом все спокойно улеглись спать.

Рано утром рулевой поднял тревогу.

— Илимка обсохла! — кричал он, беспомощно разводя руками. Действительно, попытки оттолкнуть илимку от берега были тщетны. Она плотно сидела на мели, и руль при поворотах скрипел о гальку.

Вскочивши в лодку, Николай, вместе с рулевым, поплыли к месту аварии. Тотчас же за кормой лодка натолкнулась на песчаный бугор.

— Вот беда! — сокрушался рулевой, — речка быстрая, много тащит песку и ила. А илимка стала на самой стреже и запрудила течение… В струе ослабела сила и песок начал падать на дно. За ночь за кормой вырос опечек. Песчаная мель!

— Гляди-ка, — сказал Николай, — вообще-то в речке сильно вода сбывает!

Правда, вдоль береговой гальки, у самой воды, виднелась мокрая полоса. Это обсыхали выступившие из воды камни.

И чем дальше плыли наши разведчики, тем все более затруднительным оказывалось их положение!

За одну только ночь горная речка, вероятно вздувшаяся перед этим от случайного дождя, совершенно обмелела. Между илимкой и выходом в глубокую Тунгуску на полкилометра тянулась непроходимая мель…

— Попали в мышеловку! — пробормотал Николай.

Рулевой только махнул рукой и прибавил:

— А завтра и на лодке здесь не проехать!

Профессор был в полном отчаянии.

— И подумать только: из-за нелепой моей неосторожности сейчас прерывается вся наша работа!

Так повторял он, залезая по колено в воду и руками ощупывая державшую судно мель.

Созвали общий совет.

Предлагались разные средства: прокопать канаву в русле, подвести под илимку катки, освободить ее от груза.

Но при обдумывании все проекты неизбежно отвергались! Канаву, моментально засасывало бы песком и илом, а тащить полкилометра тяжесть более чем в двадцать тонн было признано непосильным. Разгрузка судна ни к чему бы не привела, потому что даже пустое оно достаточно плотно сидело а засосавшем его песке.

Наконец, на постороннюю помощь рассчитывать было нечего. Экспедиция находилась в 700 километрах от Туруханска. На этих пространствах только изредка попадались кочующие туземцы да стояли две кооперативные фактории.

Был уж конец августа и ночи стали холодными. А в середине октября по Тунгуске наступает настоящая зима.

— Самим нам выплыть нетрудно, — сказал профессор, — для этого у нас имеются две лодки. Если бы можно было устроить плот, то мы бы не горевали! К сожалению, здешняя чахлая тайга сплошь состоит из лиственницы. А известно, что даже сухая лиственница настолько тяжела, что почти тонет в воде. Поэтому сделать надежный плот, который поднял бы наше имущество, наши очень ценные коллекции, мы не можем!

Все чувствовали, что профессор говорит правду. Всем очень хотелось возражать и спорить, но возражать, к сожалению, было нечего. И поэтому молчали.

Тогда профессор предложил:

— Мы должны как можно скорей выбраться в Туруханск. Там, связавшись с Карской экспедицией, я может быть сумею получить из порта Игарки моторный катер, с новой илимкой. Катер быстро сможет подняться до этой речки, и мы перегрузимся на другое судно.

Тут уж начали возражать. Как же можно было бросить в тайге работу целого лета, все нужные для промышленности и науки коллекции!

Но потом, чем более обдумывали предложение, тем более правильным оно казалось. Это был очень рискованный, но в то же время и единственный шаг к спасению экспедиции! И, как это ни было тяжело и грустно, после обеда начали сборы.

Не выдержал Николай и сказал:

— Я хочу остаться с илимкой. И Петька тоже хочет!

После этого подошли Иван Николаевич и лямщик Володя и заявили, что они также желают остаться на илимке.

Профессор просиял:

— Дорогие товарищи, — сказал он, — откровенно говоря, я так и думал, что среди нас найдутся охотники взять на себя охрану судна. Но сам я не хотел пока этого предлагать, потому что совершенно не уверен, что мне удастся получить катер и выручить вас. А тогда перед вами встанет необходимость северной зимовки! И сейчас я предупреждаю об этом!

— Провианта нам хватит, — ответил Николай, — а когда станет невмоготу, мы уйдем отсюда за 300 километров, на ближайшую факторию. А там, может быть, и перезимуем.

— Я думаю, что парень прав, — поддержал Иван Николаевич, — все мы, четверо, к тайге привычны и, хотя путь отступления на 300 километров будет очень нелегким, мы его все-таки одолеем!

— А зато, — прибавил Володя, — груз будет всегда на глазах. Мало ли что может случиться? И пожар лесной и наводнение, всякие случаи могут тут быть…

— Пусть будет так, — сказал профессор, — и поочередно пожал каждому руку.

Невесело глядел Иван Николаевич на уплывающие за дальний мыс переполненные людьми лодки.

А Петя, наоборот, подтолкнул под бок Николая и шепнул:

— Теперь самое интересное и начинается!

При илимке остались две берестяные ветки[6], и оставшиеся далеко проводили на них уплывавших товарищей.

К вечеру все сошлись на покинутую илимку. Вместо привычной оживленной толкотни, там было уныло и пусто. Для четверых судно казалось слишком большим и просторным.

Согрели, по обычаю, чай и молча принялись его пить, поставив для бодрости четыре свечки. При ярком свете было все-таки веселее!

Вдруг илимка шатнулась и заскрипела. Ее качнуло, и со стола полетели и чайник и чашки.

Петя опрометью выскочил на корму.

— Падает! Илимка падает! — загорланил он что было мочи.

Оказалось, что вода в реченке настолько сбыла, что судно, очутившись на суше, накренилось и стало валиться на бок.

По команде Ивана Николаевича, несмотря на ночь, все бросились в тайгу вырубать подпорки. Уперли их в борта и в камни и укрепили илимку.

Она осталась наклоненной, ходить приходилось по косому полу, а приподнятые нары между собой и стенкой образовали закоулки, вроде ящиков. Туда желающие и могли наваливаться спать!

Практичный Петя сразу же решил заняться рыбалкой, чтобы увеличить продовольственные запасы.

На другой же день он и Володя загородили устье речки самоловами и поставили в заливчике сеть.

Первые дни проходили неплохо. Иван Николаевич обрабатывал свои дневники и продолжал исследовать руду. Николай бродил с винтовкой но хребтам и частенько добывал глухарей.

А Петя с Володей, наловив достаточно рыбы, пожелали коптить ее впрок.

Для этого они прокопали в обрыве берега печурку, обложили ее плитками камня, а сверху построили шалаш из коры и хвои. Когда в печурке раскладывали огонь, то дым валил через шалаш, густо наполняя его.

Убедившись, что печь для копчения действует хорошо, наши рыбаки развесили в шалаше слегка подсоленую рыбу, а в огонь подкладывали сырых тальниковых дров пополам с лиственничными. Получался хороший для копчения дым.

Продежурив поочереди у печи целую ночь, рыбаки угостили на утро друзей такой прекрасной рыбой, что Иван Николаевич заявил; что в жизни своей он не едал ничего «более вкусного!