История – поразительная наука! Чем больше погружаешься в нее, тем больше открытий. Примерно как с океаном: там тоже, если плаваешь по верхам, например, у побережья Африки – и кажется, все уже о флоре и фауне знаешь, – стóит нырнуть на лишнюю сотню метров вглубь – сразу обнаружишь такое, чего наверху вовсе нет! Просто глаза разбегаются… А можно переправиться, скажем, к побережью Скандинавии, и даже нырять не надо: обязательно выловишь чего-нибудь такое, чего возле Африки не бывает!

И до чего же здóрово, надергав с разных глубин и в разных местах рыб всех видов, натаскав кораллов, моллюсков и прочей водоплавающей мелочи, разложить их на бережку, высушить и садиться писать историю океана. Как эти виды рыб возникали, какие взаимоотношения были между живностью разных глубин, имелись ли у них контакты с тварями воздушными и земными…

Правда, в отличие от истории рода человеческого, расписывая историю океана, трудно выяснить, какую конкретно треску съела конкретная акула. А в истории человечества такие сведения, как правило, есть: особенность истории (и вообще всех социальных наук) в том, что объекты ее исследования сами «говорят» о себе. Например, акула… то есть, простите, король… нет, наверное, все же летописец короля по его приказу или просто посторонний монах, который все точно слышал от верного человека, оставил запись о том, что наш король по прозвищу Справедливый побил их короля по прозвищу Лютый.

Видите, насколько история интереснее ихтиологии: в ней есть имена и характеры. Правда, не желая прослыть фантазерами, а желая остаться учеными, историки не смеют заниматься гаданиями, зачем Справедливый пошел бить Лютого. Впрочем, и так ясно: он же был справедливым, а Лютый был лютым. Дальше начинается самое интересное: поиски в архивах (должен же был хоть кто-то еще упомянуть битву) и археологические раскопки. Ведь ясно даже дураку, что никакой король другого короля лично бить не пойдет, а пошлет войска. Сколько? Где мечами махались? И наконец: когда это было?…

Однако летописцы – это еще не историки. Они просто и тупо записывали то, что считали важным. А что не считали важным, не записывали – за рамками летописей оставалось информации в сотни тысяч раз больше, чем в них попадало. Когда записей накопилось много, появились такие летописцы, которые начали сводить их в сборники, что-то из старых летописей включая, что-то нет, а кое-что и домысливая от себя. В разных местах сложились первичные истории, как рассказы о прошедшем, об узнанном. В них прошлое человечества выглядело как простой набор случайностей.

И уже потом появились историки, а соответственно, и наука история, а затем и целый комплекс наук: экономическая история, военная, история физики, музыки, театра… Появились подразделения науки «по временам»: история первобытного общества, древности, Средневековья; новая и новейшая истории. «Истории» разделились по странам: африканистика, балканистика и т. д. Выделились в самостоятельные дополнительные дисциплины археология, источниковедение, историография и хронология.

Согласно классическому определению, исторические науки изучают прошлое человечества во всей его конкретности и многообразии, исследуя факты, события и процессы на базе исторических источников. Но любому ясно, что простое «изучение» ничего не дает; оно оставляет прошлое таким, каким то выглядит в летописях: набором случайностей. Такая история «ничему не учит», а школьники ее тихо ненавидят: надо зубрить даты и имена царей, а ничего непонятно, нелогично, отрывочно.

Поэтому не удивительно, что историки испокон веку занимались толкованием изученного; в конце концов, наука как сфера человеческой деятельности занята выработкой и теоретической систематизацией «объективных знаний о действительности», как утверждает Большой энциклопедический словарь. Этой «объективной действительности» мы посвятили немало места в других книгах, здесь же отметим, что вопрос довольно скользкий. Если рассуждать логически, то объективно (то есть как объект изучения) в действительности ученые имеют только письменные источники, повествующие о прошлых событиях, а вот описанные в этих источниках «факты» к числу «объективных знаний о действительности» отнести можно лишь после серьезной проверки. Источники сведений часто сомнительны: так, подлинных письмен от «Древней Греции» или «Рима» нет НИ ОДНОГО, а только средневековые переводы и копии.

А теперь мы подбираемся к самому главному: непосредственная цель любой науки – это «описание, объяснение и предсказание процессов и явлений действительности, составляющих предмет ее изучения, на основе открываемых ею законов».

Вот на законах наука история и сломала себе шею. В некий момент историки разных стран, представители разных политических и религиозных, в том числе оккультных течений начали выдвигать разные концепции, объясняющие ход истории. Среди этих концепций были и хронологические построения: первичные летописи не содержали дат в современном значении этого слова, и надо было как-то «встроить» описанные в них события в общую картину прошлого, что и делали историки на основе своих об устройстве мира представлений.

Для каждого нового поколения историков те толкования событий, которые давали их предшественники, превращались в источники сведений о прошлом вместе с содержащимися в них концепциями – и новые концепции наслаивались на старые.

Результат – всемирная история – оказался парадоксальным. Прошлое предстало все тем же набором случайных событий, но теперь уже не простых, а скрепленных датами и некими закономерными причинами, однако разные закономерности и факты противоречили друг другу. Возникли громадные временные лакуны, не заполненные почти ничем. В этой истории тысячелетний прогресс сменяется тысячелетним регрессом, а потом опять начинается прогресс (возрождение) в науках, искусстве и литературе, с точным повторением стилистики произведений искусства, – чего в принципе не может быть! Средневековые тексты изобилуют анахронизмами (словами и понятиями давно забытых времен), но и в древности есть случаи «воспоминаний о будущем»: тексты, рисунки и изделия явно средневекового происхождения…

Попытки если не исправить, то хотя бы «отрецензировать» такую громоздкую и нелепую историческую конструкцию, предпринятые в XVIII веке Исааком Ньютоном, в XIX веке учеными школы гиперкритицизма и в XX веке – Н. А. Морозовым, успехом не увенчались: их мнение не было принято во внимание. Что интересно, неприятие идей Морозова произошло оттого, что предлагаемая им версия истории отвергала марксистскую догму, а именно историческую концепцию смены общественно-экономических формаций. Историки предпочли не науку, а официозную концепцию, которая, кстати, противоречит «объективной действительности»!

Создавая науку хронотронику, которую мы сами определяем так: междисциплинарная наука, изучающая эволюцию общества во времени и пространстве как систему взаимовлияния человека и природы с целью нахождения оптимальных путей развития в условиях ограниченных ресурсов, на основе выявления объективных закономерностей в природе и обществе, мы пришли к определенным выводам в отношении истории.[1] Суть в том, что живая природа, человечество и даже отдельные народы (которые являются объектами общественных наук) есть динамические системы, эволюционирующие в условиях ограниченных ресурсов. И вот оказалось, что единство мира в том, что он строится по единым сценариям. Закономерности (законы) этих сценариев работают на разных уровнях строения вещества, от материального до духовного, включая и социальный уровень.

Возвращаясь к нашей океанической аналогии, скажем: у побережья Африки и возле Скандинавии в верхних слоях и в глубинах живут разные твари, но существование этих видов подчиняется общим законам эволюции. Везде выстраивались трофические пирамиды; везде и всегда при изменении внешних условий происходили мутации. А твари, между тем, всюду разные!..