И все же наиболее отважные решили попытать счастья. Они соединили скудные источники воды и построили маленький завод рыбных консервов. Но очень скоро поселенцы перессорились между собой, одних скосила смерть, другие покинули острова. Из 22 человек, прибывших из Нарвика, 18 в первые же полгода бежали отсюда, 12 из них умерли в Гуаякиле. Однако несчастья других не остановили новых смельчаков. За два года на Галапагосы прибыло 124 норвежца, почти столько же, очевидно, уехало, если они до этого не нашли покой иод глыбами лавы. К 1929 году на всем архипелаге оставалось три норвежских поселенца. Попытка основать на Индефатигебле сахарный завод кончилась неудачей. Котел взлетел в воздух, и так как норвежцы не смогли выполнить своих обязательств перед правительством Эквадора, последнее конфисковало суда, оборудование и постройки.

За 400 лет на Галапагосском архипелаге побывало множество людей. Из их рассказов сложилось довольно полное представление о климате и условиях жизни на островах. Теперь известно, что на возвышенностях архипелага встречаются плодородные участки, но они страдают от чрезмерной влажности. На некоторых островах разгуливают на воле бездомные свиньи, козы, коровы, ослы, но это еще не делает рая. Прелестей тропических стран здесь не. найти. Галапагосы красивы суровой дикой красотой, для всякого любителя природы это настоящий Эльдорадо новых интересных сведений, но тому, кто захочет осесть надолго, придется вести непрерывную борьбу за насущный хлеб и воду. И все же многие люди, введенные в заблуждение, искали на негостеприимных островах желанный рай. Такую ошибку совершил и зубной врач из Берлина Фридрих Риттер, чья трагическая судьба одно время занимала издателей иллюстрированных журналов. Мы были на том месте, где прежде стояла его ферма, на которой он искал покоя, а нашел скорую смерть. От плантации осталось всего несколько пальм, но ветер сорвал с них верхушки, и стволы без кроны, точь-в-точь телеграфные столбы, грустно смотрели в небо. Мы нашли каменную скамью - здесь Риттер любил посидеть в тени деревьев и помечтать,- а неподалеку и его простую могилу. Над небольшим холмиком торчал сколоченный из реек крест. На прибитой к нему дощечке стояло имя покойного и дата смерти.

Сейчас на Галапагосах проживает около двух тысяч человек, почти все это эквадорцы, в жилах которых течет значительная доля индейской крови. Есть, однако, и европейские поселенцы: на Чатаме, Чарлзе, Индефатигебле и в южной части Альбемарля. Они живут в небольших селениях, где каждый сам удовлетворяет все свои нужды, превращаясь попеременно из плотника в портного, а из портного в сапожника. Только в более или менее крупных центрах на Чатаме и юге Альбемарля имеются настоящие ремесленники. Быть может, это объясняется тем, что у населения очень мало денег. Ценой тяжкого труда оно добывает лишь самое необходимое. Жители побережья занимаются рыбной ловлей. Одни раз в год они отправляют на материк сушеную рыбу, и торговля ею приносит доход, которого хватает на целый год. Те, кто хочет заниматься земледелием, вынуждены селиться на влажных возвышенностях, где климат очень нездоровый. Здесь приволье для болезнетворных микробов, а вещи, лишенные хоть на день притока свежего воздуха, покрываются плесенью. Зато отлично произрастают кофе, бананы, папайя, авокадо, апельсины, ананасы, картофель и многие сорта овощей, но что толку? За исключением кофе большинство этих продуктов не находит сбыта. Торговля с жителями побережья дает немного. Фермеры держат крупный рогатый скот и свиней. Кроме того, все желающие могут стрелять одичавших коз и свиней. На Индефатигебле и Альбемарле специальные охотники промышляют одичавшим крупным рогатым скотом и делят мясо поровну между жителями деревни. Острова подчинены военной администрации. Власти небольших портов, оборудованных рациями, следят за порядком во всем районе островов. В каждом крупном поселении Эквадор построил школу и церковь.

Медицина представлена на Галапагосах врачом и дантистом, которые живут на Чатаме. Раз в три или пять недель приходит правительственная лодка. Она доставляет продукты и почту и забирает почту на материк. В небольших лавчонках, имеющихся в каждом селении, можно купить бобовые, сахар, муку и другие основные продукты питания. В целом на Галапагосах живется трудно и бедно, и большинство европейских поселенцев страдает - признаваясь в том или нет - от скуки и отсутствия культурных развлечений.

И все же поселенцы продолжают прибывать. Несколько месяцев назад промелькнуло сообщение о том, что американское судно доставило на Галапагосы партию колонистов, а сейчас европейцы, желающие выехать на острова, забрасывают заявлениями консульства Эквадора во многих странах. На этот раз стимулом послужила статья одного французского корреспондента. Захлебываясь от восторга, он описывает прелести морских купаний и апельсиновых рощ, умалчивая о том, с какими тяготами связана робинзонада на территории, зажатой между застывшими потоками лавы и кактусами. Корреспондент не задумывался над тем, что его увлекательный рассказ может ввести в заблуждение многих людей и принести им горе.

К несчастью, Галапагосские острова имеют также большое стратегическое значение в системе защиты Панамского канала. Соединенные Штаты, в свое время потерявшие Галапагосские острова, не раз, конечно, пытались снова завладеть ими. Во время похода против английских китобоев в 1812 году капитан Портер поднял на Чатаме американский флаг и тем формально установил на архипелаге власть Соединенных Штатов. Однако в Вашингтоне этот акт самоуправства был встречен неблагосклонно. В 1854 году США чуть было не купили острова, предполагая, что они богаты гуано. Когда, однако, выяснилось, что это не так, договор, уже подписанный Эквадором, не был подписан Америкой. Во время Войны за независимость предложения о приобретении Галапагосов не встречали поддержки, а когда в США снова возник интерес к островам, правительство Эквадора запросило непомерно высокую цену. Впрочем, к этому времени оно уже не собиралось расставаться с архипелагом и только под давлением событий во время второй мировой войны разрешило основать военные базы в южной части Сэймура и на Худе. В 1942 году на Сэймуре были устроены склад горючего и авиабаза.

Военная оккупация не пошла на пользу природным богатствам островов.

Мне хорошо запомнились два случая, омрачающие светлые воспоминания о Галапагосах. Ни одна страна не произвела на меня такого чарующего впечатления, как этот полный чудес своеобразный мир, который позволил мне заглянуть в извечную тайну творения. Но стоит мне подумать, что я посетил последнюю райскую обитель природы, потерпевшей столь сильный урон от рук человека, как передо мной встают мрачные тени. Да, п на берегах этих счастливых островов появились первые провозвестники безжалостного уничтожения.

В январе 1954 года я, полный самых радужных надежд, приехал на небольшой островок Южный Сэймур. Он расположен к северу от Индефатигебля и отделен от него только узким проливом. Побывавший здесь в 1923 году Уильям Биб писал об острове как о девственном клочке суши, где во множестве водятся наземные игуаны, тогда как в других местах они уже в те времена встречались редко. Игуан можно было видеть под каждым кактусом:

"Пройдя лишь несколько метров по саванне Сэймура, я понял, что здесь сосредоточились конолофы со всего острова. Под каждым кактусом, под каждым даже маленьким кустом кордии, акации или бурсеры лежала ящерица. Это были крупные пресмыкающиеся. Во всей колонии - а я прошел ее с начала до конца - не было ни одного экземпляра меньше 60 сантиметров, а большинство превышало 90 сантиметров. Я насчитал 14 особей, с виду древних как мир. Все они расположились в густой тени. Под кактусами они вытягивались вдоль тени, отбрасываемой его стволом, а под кустами свертывались в комочек, чтобы уместиться на небольшом затененном клочке земли".

Итак, я высадился на севере Сэймура, надеясь увидеть ту же картину. Издали остров и в самом деле обещал многое. Высокая желтая трава покрывала красную пепельную почву, усеянную глыбами, кое-где поднимались низкие кусты и опунции выше человеческого роста. Но вот я вскарабкался на крутой берег, и передо мной открылся совершенно иной вид. Я неожиданно оказался на асфальтированном шоссе! Его черная полоска, во многих местах уже прожженная солнцем, привела меня в поселок. По обеим сторонам улицы выстроились низкие военные бараки. На стенах заплатами темнели забитые окна. Голоса людей или животных не оживляли заброшенное селение. Только ветер играл проржавевшими ставнями. Ничто не навевает такой грусти, как разваливающиеся дома. Печально пошел я дальше и натолкнулся на хорошо замаскированные склады боеприпасов, теперь пустые, патрульные будки и цистерны для горючего, тянувшиеся вплоть до южного берега острова. Много часов бродил я по острову, избегая дорог, исходил его вдоль и поперек, но обнаружил только один-единственный экземпляр друзоголова, которых здесь раньше было такое множество. Под навесом скалы лежал высохший на солнце труп животного. По отверстиям, оставленным пулей, я установил, что его застрелили. Остров наземных игуан подвергся опустошению. Во время второй мировой войны он служил военной базой, и находившиеся на ней тысячи людей томились бездействием! Им нельзя даже поставить в вину то, что развлечения ради они охотились на любых живых существ. Место истребленных галапагосских животных заняли новые обитатели: домовые мыши! Они так размножились, что их норы тянутся на многие километры. Голодные зверьки с корнем вырыли почти всю траву и теперь средь бела дня рыскали в поисках пищи. Даже маленькие тропидурусы попадались лишь изредка. Очевидно, мыши уничтожали их яйца. Пройдет немного времени - и юркие ящерицы исчезнут бесследно. Если на мышей не нападет мор, эти последние обитатели Южного Сэймура сожрут остатки растительности на острове, после чего между ними начнется братоубийственная война. В конце концов остров останется пустым и голым, каким когда-то восстал из морской пучины, и будет являть собой угрюмый памятник того, как за несколько лет была уничтожена жизнь, существовавшая десятки тысяч веков.