Как-то получилось так, что Коля с Ксанкой нас обогнали. Внезапно я понял, что мы с девушкой остались практически наедине – только далеко впереди слышались тихие голоса наших спутников. По напряженному молчанию я понял, что девушка тоже осознала этот момент.

— Как думаешь, когда самолет снова прилетит? — попытался я завязать разговор.

— Не знаю, — ответила девушка, — но прилетит обязательно. Теперь нас не бросят!

— Конечно не бросят! — поддержал я. — Теперь у нас все будет. И оружие будут привозить, и патроны, и лекарства. Ты точно не хочешь улететь в тыл? Ведь пришлют хорошего врача.

— Нет, — качнула головой Оля и твердо добавила: – Не полечу!

Убеждать упрямую девушку, как я понял, было бесполезно. Мы снова помолчали. Я достал папиросу из тех, которыми угощал нас Певцов, и заметил, что девушка тоже собирается закурить.

— Выкинь эту гадость, — сказал я, отбирая у нее папиросу, — и чтобы я больше не видел, как ты куришь!

— А ты мне кто? — взвилась вдруг Оля. — Чего командуешь?

— Глупая, — я попытался говорить как можно более нежно, — я же о тебе забочусь! Ну не надо тебе курить.

— А тебе надо? — Запал девушки немного угас.

— И мне не надо, — ответил я. — Потому и тебе не разрешаю. Думаешь, я не хотел бросить? Тысячу раз уже жалел, что начал курить…

— А давай вместе бросим! — вдруг повернулась ко мне Оля. — Если ты говоришь, что это так вредно, то я не буду курить, и ты не кури.

— А давай! — рассмеялся я. — С этого момента ведем здоровый образ жизни.

Я скомкал обе папиросы и выбросил их в кусты. Конечно, разумнее было бы оставить их у себя. Даже если не курить – их вполне можно поменять на что-то полезное или угостить кого-то. Но эта мысль пришла мне в голову уже позже.

— Спать совсем не хочется, — после некоторой паузы перевела разговор на другую тему Оля. — Столько всего произошло за сегодня.

— И мне не хочется, — поддержал ее я, хотя спать все же хотелось. — Ты не думала домой вернуться?

Девушка промолчала, и я продолжил:

— Хотя бы проведать родных? Они ведь не так и далеко отсюда.

— Иногда думаю об этом, — помолчав, ответила Оля. — Но что я им скажу? Пропала на месяц, не сказав ни слова…

— Вот! Родители, наверное, искали тебя. Извелись вконец.

— Да… — грустно сказала девушка. — Мама, наверное, думает, что убили меня. Как деда…

Разговор поворачивал в направлении, явно неприятном для девушки. Я уже начал жалеть, что заговорил об этом. Блин, чем я думал, когда упомянул о ее родителях? Ясно же, что они будут Олю искать и найдут труп ее деда на хуторе. А в предположениях о дальнейшей судьбе пропавшей девушки очень немного вариантов.

— Ну вот и покажешься, — я попытался вложить в свои слова побольше оптимизма. — Мать успокоишь, может, еще поможешь чем-то. Продуктами там…

— Я подумаю, — ответила Оля, и по голосу ее было понятно, что мой оптимизм пропал даром.

— Оля, — я остановился и взял девушку за руки, — нечего расстраиваться. Все будет хорошо. Успокоишь маму и вернешься. А потом, когда война закончится, заживете счастливо…

Оля внезапно расплакалась и резко отвернулась, прижав ладони к лицу. Все напряжение, накопившееся с момента появления на хуторе ее деда немцев, выплеснулось в этих слезах. Я стоял и не знал, что мне делать. Неловко развернул девушку к себе и обнял ее, успокаивающе поглаживая по голове и говоря какую-то чушь.

— Война закончится… — всхлипывая, Оля приникла ко мне. — А мы переживем? Войну переживем?

— Переживем, Оля, — твердо пообещал я. — Обязательно переживем!

— А Лешка? А Феликс Натанович? А остальные, которые уже погибли?

— Оля… — я немного отстранил от себя девушку, — они были солдатами. Не повезло им. Зато каждый из них вложил свою жизнь в нашу победу…

Внезапно она снова прижалась ко мне, спрятав лицо на моей груди. Оля уже не плакала, но в ее голосе звучала такая тоска… Этого не описать.

— Я не хочу потерять еще и тебя. Слышишь?

— Ну что ты… — Я оторопел, и слова нашлись не сразу, а голос вдруг зазвучал хрипло. — Что со мной может случиться? Перестань… Ты о себе лучше подумай…

— Если ты погибнешь, — Оля подняла ко мне лицо, и ее глаза в лунном свете казались просто огромными, — я тоже жить не буду…

Поддавшись порыву, я приник к губам девушки. Она легонько дернулась, но сразу же обмякла и только крепче обняла меня. Об остатке ночи, как полагается джентльмену, я рассказывать не буду. Скажу только, что выспаться мне так и не удалось. Да и не хотелось уже. На душе было легко и радостно, будто после сдачи последних экзаменов. Все напряжение, все несчастья, случившиеся с нами с момента начала войны – для Оли, и с момента провала в прошлое – для меня, куда-то испарились, оставив только решимость. В эту ночь в моем списке вещей, за которые стоило воевать, прибавился еще один пункт – самый главный, занявший место в начале этого списка. За то, чтобы Оля в этой войне выжила. И не просто чтобы выжила, а еще и была счастлива.

Вернулся в наш овражек я уже утром. Коля ничего не сказал – лишь бросил на меня завистливый взгляд. Другие бойцы нашего взвода и вовсе ничего не знали. Я, блаженно потянувшись, присел рядом с Колей и достал свою трубку. Тут же вспомнил, что мы с Олей пообещали друг другу бросить курить, с сожалением повертел трубку в руках и снова спрятал ее в карман.

— Ты как кот, который сметаны обожрался, — глядя на меня, протянул Коля.

— Кстати о сметане, — я улыбнулся, — может, сходим чего-то поедим?

Коля мгновенно посерьезнел:

— Некогда есть. Командир к себе вызывает. Я только тебя ждал.

— А я тут при чем? — удивился я. — Ты у нас взводный…

— Не знаю, — Коля покачал головой, — сказали, чтобы мы оба пришли.

— Ну, тогда пошли.

Я встал и, пытаясь успокоить голодный желудок, зашагал к лагерю.

Обстановка в центре лагеря меня насторожила. Мы приближались к полянке, на которой обычно проходили совещания, когда я заметил бойца, явно стоящего на посту. Он стоял на уважительном расстоянии от нашего «штаба» и заворачивал бойцов, идущих в том направлении. Нас он пропустил без вопросов, бросив лишь мимолетный взгляд. Раньше такого никогда не было – каждый ходил свободно по всему лагерю. Похоже, намечалось что-то серьезное. Только что и с чем все это связано?

На поляне сидели майор и Митрофаныч. При виде последнего я невольно улыбнулся – как-то так получилось, что давненько уже с ним не пересекались. Приятно было узнать, что старый партизан жив, здоров и, как обычно, бодренько пыхтит своей самокруткой. Митрофаныч тоже был рад меня видеть.

— Как жисть, Лексей? — улыбаясь, поздоровался он. — Давненько тебя не было видно.

— Все хорошо, Митрофаныч, — улыбнувшись в ответ, ответил я. — Воюем помаленьку…

— Помаленьку уже не получится, — задумчиво прервал наш разговор майор. — Давайте садитесь, и обсудим кое-что.

Судя по всему, о цели собрания Митрофаныч был уже осведомлен. Если мы с Колей переглянулись при словах майора, то старик только покачал головой.

— Значит, так, бойцы, — продолжил майор, когда мы заняли свои места, — дело нам предстоит серьезное. С самолетом вчера прислали пакет с приказом командования.

Он сделал паузу, внимательно осматривая нас, видимо пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова. А какое они произвели впечатление? И так, учитывая то, что совещание впервые держалось в секрете, понятно, что все очень серьезно. Да еще и то, что приказ нам передали не по рации, а с самолетом. Кстати, подумалось мне, может, то, что из-за фронта нам так оперативно прислали самолет, — это не столько забота об оставшихся во вражеском тылу партизанах, сколько необходимость передать этот самый пакет? Интересно, какая светлая идея пришла в штабные головы? И каким конкретно боком она нам выйдет?

— Все вы в курсе, что Красная армия сейчас старается удержать Киев, — продолжал майор. — И все, думаю, догадываются, что положение там очень серьезное.