— Со стороны Гощи пришел, — пояснил боец. — Нас не заметил, но шел как раз к вам.

— Та хто ж вы таки? — заламывал руки задержанный, испуганно озираясь на обступивших его вооруженных людей.

— Положим, хто мы такие, — ответил Митрофаныч, рассматривая мужика, — то не важно. А вот ты хто такой будешь?

— Звисно хто, Копченко я. Ян Копченко з Выдумкы. А шо зи мною тэпэр будэ? В мэнэ ж диты…

— Ты не бойся, — успокоил его Митрофаныч. — Расскажи лучше, есть в Гоще немцы?

— То вы, панэ, советськи партызаны? — мужик явно обрадовался. — Ну, слава Исусу, я вже думав, шуцманы. От тои погани полицайской життя зовсим нэма.

— Партизаны, — подтвердил Митрофаныч. — Так шо там с немцами?

— У Гощи та Горбакови нимци стоять, — охотно принялся рассказывать Ян. — З сотню будэ. А щэ шуцманив з дэсяток. И з Мнижына кожный дэнь прыизжають. Там Корчака сын начальныком полиции служыть.

— А шо немцы, просто стоят или проездом?

— Та стоять, — часто закивал Ян. — Мост охороняют. А щэ там у ных пушка така, що по нэбу стриляе. По аэропланах.

— Зенитка? Где?

— А от як на Выдумку йты, то на пэрэхрэсти зправа и будэ.

— А мост как охраняют? — допытывался Митрофаныч.

— Сыдять там в окопи трое з одного боку, и з другого щэ трое. А по самому мосту щэ одын ходыть.

— Это шо ж так слабо? — удивился командир. — Всего семь человек?

— Так в сэли поблызу щэ их, гадив, з пьятдесят будэ.

Митрофаныч еще минут десять расспрашивал Яна. Тот отвечал охотно и, видно было, правдиво. Бояться он перестал сразу, как услышал, что мы к немцам не имеем никакого отношения. Даже наоборот – узнав, что мы партизаны, начал сам рассказывать даже о том, о чем мы не спрашивали. Упомянул он и о том, что луг у моста, на другом берегу реки, заминирован, и немцы туда не заходят. Там до сих пор стоит сгоревший танк. Я тут же вспомнил, как один из бойцов рассказывал об этом нам с Колей еще в лагере. Тогда мы собирались отправиться сюда за взрывчаткой, но командир запретил. А потом прилетел самолет и вопрос перестал быть актуальным. Вот ведь как бывает – все же занесло меня в эти края.

— Сам понимаешь, — в конце допроса сказал Митрофаныч, — шо отпустить мы тебя сейчас не можем.

При этих словах Ян снова начал нервничать. Ну да, я его понимаю – партизаны не партизаны, но группа вооруженных людей в эти смутные времена, да еще и говорят, что не отпустят.

— Да ты не боись, — успокоил его командир, — посидишь с нами пару дней, а потом иди на все четыре стороны. А то мало ли, отпустим тебя, а ты к немцам побежишь.

— Та вы шо, панэ… — залепетал Ян. — Та шоб я до нимцив? Та воны ж у мэнэ и корову и лошадь забралы… Рэ-кви-зи-ру-ва-ли!

— Пока останешься здесь, — обрубил Митрофаныч. — Потом отпустим. А попытаешься без спросу уйти – застрелят.

Как только начало темнеть, мы с тремя бойцами вышли из леса и направились к месту, в котором разведчики нашли брод. Под покровом сумерек быстро перебежали заливной луг и, подняв над головой оружие, вошли в воду. Водичка была – чудо! Нагретая за день река вызвала сильное желание искупаться, но пришлось это желание задавить. Когда мы перешли реку, уже совсем стемнело. Пригнувшись, мы пробежали с километр. Вдруг бегущий первым Семен Кардаков остановился и указал рукой перед собой. В лунном свете я увидел вбитый в землю кол, на котором висела какая-то табличка. Для того чтобы прочитать ее, света было мало, но я предположил, что торчавший посреди луга знак мог быть только предупреждением, что за ним идет минное поле.

— Заляжем на минном поле, — шепнул я. — Немцы туда не сунутся. Тот местный что-то про танк говорил – можем под ним укрыться.

Мои спутники согласились. Дальше мы продолжили свой путь ползком. Передвигаться по минному полю – это, я вам скажу, то еще удовольствие. А если еще и ночью… Впереди, как единственный подрывник, полз я, продвигаясь вперед со скоростью уставшей черепахи. Чуть ли не каждый сантиметр впереди я ощупывал штык-ножом. Только проверив землю на всей площади, куда надо было переместиться, двигался дальше. Пусто. Пусто… С хорошо знакомым скрежетом металла о металл, которого я успел наслушаться, еще когда копал в будущем, штык-нож уткнулся в какую-то преграду. Мина! Очень осторожно я определил ее размеры. Чуть левее меня в земле был закопан квадратный металлический ящик со стороной около двадцати сантиметров. Пока я ощупывал штыком мину, обнаружил, что дерн над ней немного поддается. Ну да, если ее ставили чуть больше месяца назад, он не успел еще сильно срастись. Аккуратно отбросил в сторону поддающийся кусок дерна – передо мной в лунном свете темнел квадратный металлический ящик. Впрочем, света для того, чтобы прочитать маркировку, было недостаточно – пришлось изучать на ощупь. Сразу же рука нащупала граненую головку болта. Это что такое? На кнопку не похоже… Я начал рыться в памяти, выискивая все, что знал о квадратных железных минах с болтом на крышке. Вроде бы была такая – противотанковая ТМ-35. Точно! Стальная коробка, в которую укладывали тротиловые шашки. Когда на нее наезжали, крышка проминалась, и тот самый болт нажимал рычаг, выдергивающий чеку взрывателя. Там еще вроде бы взрыватель неприятный – МУВ. Но, насколько я помнил, если крышка не проржавела, опасности такая мина для нас не представляла. Положив дерн на место, я пополз дальше.

Пока мы ползли до останков танка, я обнаружил еще восемь мин. Слава богу, это были все те же ТМ-35. Я просто намечал их штык-ножом и полз дальше, не особо обращая внимание. Противопехотные мины, встречи с которыми я боялся больше всего, мне не попадались. Наконец, преодолев за час чуть более пятисот метров, мы заползли под днище танка, темной горой выделявшегося на фоне неба. Первым впечатлением была жуткая вонь гари, в которую вплетался запах разложения. Видимо, танкисты так и остались в своей машине. Почему же немцы их не вынесли? Они вроде бы очень серьезно относились к захоронению своих солдат. Или боятся мин? Кстати, а чем этот танк так долбануло? Мины, которые мне здесь попадались, только гусеницу могли сбить. Или по остановленному танку влепили из пушки? Впрочем, это все к делу отношения не имеет – главное, что у нас есть укрытие.

Мы лежали и наблюдали за шоссе, находившимся в трехстах – четырехстах метрах от нас. Рассмотреть ночью все в подробностях мы не могли, зато отлично видны были фары машин, которые проезжали по шоссе. Движение было не очень, но активное. Кардаков следил за шоссе и шепотом уведомлял нас, что кто-то едет. Другой боец, Максим Орлянский, считал интервалы между проезжающими машинами. А я запоминал общий результат и пытался найти средний промежуток времени. До рассвета я определил, что по шоссе ездили одиночные машины и колонны, не более шести машин, с разными интервалами – от десяти до сорока минут. В основном движение было со стороны Ровно, но примерно четверть из всех проехавших мимо машин ехали в обратную сторону. Все результаты ночных наблюдений я записал огрызком карандаша на специально выделенный мне Митрофанычем обрывок дефицитной бумаги.

Когда солнце показалось из-за горизонта, движение на шоссе начало усиливаться. Когда рассвело, поток машин стал практически сплошным. По шоссе ехали не только грузовики. Пару раз по мосту проехала колонна танков, которые я не сумел опознать, была пара десятков бронеавтомобилей, две легковые машины, одна из которых ехала с другого берега реки в Ровно, а одна – в обратную сторону. И был еще целый караван – больше сотни телег, за которыми шло большое стадо коров. В достатке было и пеших колонн, бодро маршировавших на восток. В общем, днем здесь жизнь кипела и бурлила. К полудню мне уже надоело подсчитывать количество проезжающего транспорта и интервалы – я мысленно махнул рукой. Переписывать сплошной поток машин, прочей боевой техники и гужевого транспорта было бессмысленно. Еще бессмысленнее было искать промежутки между следовавшими по шоссе колоннами – они редко превышали пару минут.

Когда солнце поднялось над горизонтом, стала видна и главная цель нашей группы – шоссейный мост через Горынь. Такой себе, ничего собой не представляющий мост. Метров двадцать – двадцать пять в длину, без ферм и тому подобного. В ширину – спокойно разъезжались два противоположных потока машин. По две не особо мощных опоры с каждой стороны… Возможно, если б был бинокль и если б я рискнул им воспользоваться, увидел бы больше. Но и того, что я увидел, хватило, чтобы понять, что взрывчатки мне хватит. Окопов с охраной, о которых говорил Ян, мы не видели. Но это еще не означало, что их не было. Зато мы хорошо разглядели, что мост патрулировал один солдат, то проходивший по нему из конца в конец, то останавливавшийся на одной из сторон моста. Дважды за день часовой сменялся. К сожалению, для того, чтобы узнать график смены часовых ночью, надо было подползти к мосту гораздо ближе, но мы решили не рисковать. Зенитку, о которой говорил Ян, мы тоже не увидели. Если она вообще есть. Так что придется либо оставить ее в покое, либо разбираться уже по ходу дела.