И театральным жестом Самсон сдернул с себя тюрбан, явив взорам безобразно остриженную голову. Шепот изумления пробежал по рядам. Зато Басофона при виде этого зрелища охватил приступ безудержного смеха. Напрасно он зажимал себе рот — смех вырвался наружу, шокировав собравшихся.

— Смотрите! Он вовсе не раскаивается, это мерзкое насекомое, он смеется над своим учителем! А ведь я учил его боевым искусствам рода Дана, относился к нему как к сыну. И вот благодарность! Я требую справедливости, о мудрый царь! Справедливости!

Тут вскочила Далила, прекрасная филистимлянка, и закричала:

— Этот презренный вор пытался все свалить на меня! Не скрою, когда-то я совершила нечто подобное, но меня справедливо наказали, и Самсон тогда простил меня. Не выдай мать преступника своего сына, меня бы опять обвинили. Преступник виновен и в клевете. Пусть его сурово накажут! — Пронзительный вопль Далилы разом положил конец смеху Басофона. Соломон, ударив скипетром по подлокотнику трона, сказал:

— Мне уже все доложили. Преступление это серьезное. Нельзя распоряжаться чужим имуществом без разрешения, особенно когда речь идет о части тела, и вдобавок часть эта является священной. Я имею в виду волосы Самсона. С другой стороны, мне стало известно, что виновник совершил кражу не с целью украсить себя, а намереваясь, как он полагал, присвоить себе силу назира. Налицо три различных преступления: кража волос, покушение на назир и, наконец, проявление гордыни в деле, относящемся к компетенции самого Бога Отца, поскольку только Всевышний может кому захочет дать тот дар, которым хотел завладеть этот юнец.

— Какой ужас! — в один голос воскликнули присутствующие.

— Исходя из вышесказанного, — продолжил царь Соломон, — и во имя справедливости виновный подвергается тройному наказанию. За хищение волос он будет изгнан на Землю, на Небо же попадет только после своей смерти; за покушение на назир ему предназначено умереть лишь тогда, когда он станет святым из святых; за гордыню — самое отвратительное — ему будет запрещен доступ к святости, пока он сам, без чьей-либо помощи, не отыщет путь на Небо.

Басофон не понял смысла приговора. И это его обеспокоило, потому что все три пункта противоречили друг Другу. Однако дабы показать, что вердикт ни в коем случае его не тронул, он пожал плечами и проговорил в сторону:

— Тем лучше! Ну и скучища на вашем Небе. В аду, наверное, повеселее. Но пока что с меня хватит и Земли. Спасибочко огромное!

Под возгласы неодобрения ангелы увели его. Он же не испытывал никаких угрызений совести.

Святой Дух, узнав о поведении Басофона, пришел к Иисусу и спросил:

— Вы все еще уверены, что наш выбор был удачен?

— Милейший, мир настолько разнообразен! Я пожил в нем и могу утверждать, что, наблюдая из Рая, мы имеем очень смутное представление о том, что там происходит. Уж и не знаю, как может быть услышано наше послание о любви и мире. Товарищи мои, апостолы, перебрались на Небо. Скончался и самый молодой, Иоанн. Размножается ересь. И одновременно крепнут язычники. Император убежден, что наши сторонники стали неверующими, так как отказываются почитать идолов. Надо растормошить мир, и Сильвестр в этом преуспеет.

— Вы рассчитываете на силу и хитрость?

— Средиземное море, этот соленый пруд, станет ареной яростных битв: духовных, политических, религиозных. Там будет все. И чтобы размотать запутавшийся клубок, одного разума будет недостаточно. У людей мозг странно устроен. Они клюют на все и считают истиной самую отъявленную ложь, лишь бы она выглядела привлекательно. Им нужен бич, и бичом этим будет Сильвестр. Он посеет разброд в умах, вынудит людей копаться в себе, дабы обрести уверенность. Не сказал ли я, что меч принесу, а не мир? Сперва нужна разрушительная война, чтобы впоследствии наступил прочный мир.

И вполне естественно, что Параклет согласился с Христом. Потом он отправился к Деве Марии и сказал ей:

— Ваш подопечный, молодой Басофон, называемый Сильвестром, скоро возвратится на Землю. Вам известно, что по мудрому совету царя Соломона он должен был пробыть там только шесть небесных месяцев. Но он повел себя столь непочтительно по отношению к учителям, что мы не считаем более его присутствие здесь необходимым. Мой долг — предупредить вас.

Божья Матерь хорошо поняла, что отношение к молодому человеку изменилось, и произнесла:

— Этот мальчик — настоящая ртуть. Взрывной темперамент вовлечет его в очень опасные приключения, и следовало бы прикрепить к нему кого-то, кто смог бы усмирять этого непоседу.

— Ваш совет превосходен, — заметил Параклет. — Единственным наставником, имеющим хоть какое-то влияние на этого смутьяна, мог бы быть ваш земной супруг Иосиф. Я попрошу его подобрать подходящего товарища Басофону.

— О! — воскликнул плотник. — Раз уж вы столь добры, что спрашиваете моего совета, то знайте: Сильвестру скорее нужен хороший посох. Я вырезал его из кедра. Он окажет ему большую помощь в битвах, в которые он ввяжется из-за своего драчливого характера. Не смогли бы вы благословить этот посох, чтобы он мог то сдерживать ярость Басофона, то направлять юношу на добрые дела?

Сказано — сделано.

На следующий день Басофона освободили и привели к матери попрощаться. Бедная женщина не знала, что и подумать: она не могла скрыть своего удовлетворения и одновременно предчувствовала неладное. Пришел и святой Иосиф со своим подарком. Басофон обрадовался посоху, он тотчас начал вертеть им во все стороны, показывая, что хорошо усвоил уроки своего учителя Самсона. Затем прибыл эскорт ангелов, которые без лишних церемоний спустили Басофона на Землю. Он даже не успел оглянуться и не увидел, как с глухим стуком закрылись за ним тяжелые врата Рая.

А в то время в Фессалии все еще свирепствовал жестокий губернатор Руфус. Христиане прятались от него. В городах и деревнях кишмя кишели шпионы правителя. И среди них было много сменивших обличье демонов. Руфус и Сатана страшились распространения новой религии. Мученическая смерть святого Перпера и Павла Без Меча, казалось, внесла разброд в общину, но Доверять этому не следовало. В других местах почитатели Христа, похоже, лучше преуспели в наставлении народа. Рим и тот не был защищен от упорных распространителей веры.

Итак, Сатана собрал своих советников. Он боялся, как бы его повелитель, изгнанный архангел Люцифер, не обвинил его в мягкости. Он поздравил Абрахаса с успешным выполнением задания и заодно спросил, чего нужно опасаться и чего следует ожидать от тройного приговора, вынесенного Соломоном Басофону.

— Ваше превосходительство, — ответил демон, — мне удалось поссорить этого дурачка с небожителями, и я горжусь тем, как ловко я это сделал…

— Хватит кичиться, — перебил его Сатана. — Боюсь, как бы за этим делом не таилась какая-нибудь уловка. Абрахас, не спускай глаз с юнца. За возвращением в Фессалию наверняка последует какой-либо божественный фортель.

Абрахас пообещал тенью ходить за Басофоном и удалился. Тогда Сатана решил посоветоваться с жабой Гадагоном, своим главным астрологом. Отвратительная тварь рылась своими когтистыми лапами в сосуде с вонючей грязью.

— Что с вами? — спросил Сатана.

— Ква-а-а! Какой ужас, какой ужас…

— В чем дело?

Жаба подняла на дьявола свои выпуклые глаза.

— Если так будет продолжаться, богам конец…

— Богам? — вскричал Сатана.

— И богиням, и нимфам… Верующие в этого назареянина взяли от иудеев самое худшее: пренебрежение к своей плоти, презрение к удовольствиям, страсть к страждущим…

— Довольно! — оборвал Сатана. — Знаю я этих людей. И что ты посоветуешь?

Гадагон подумала, потом сказала:

— Вам надо бы встретиться с богами.

— Еще чего! Тебе ведь известно, что Зевс недоступен, да и весь Олимп презирает нас. Для них, считающих себя отцами Греции, мы всего лишь варвары, что-то вроде персов или скифов.

— И тем не менее есть один бог, которому особенно есть чего остерегаться. Это Гермес. Поговаривают, что Христос лелеет мечту занять его место. Не перетянуть ли на свою сторону этого зазывалу, обожающего спекуляцию и торговлю, внушив ему боязнь потерять монополию на морские перевозки и портовые пошлины?