Кардинал Бонино вздохнул, потом, еле ворочая языком, произнес несколько почти неслышных слов, взятых из Вергилия, в которых угадывалась какая-то скрытая опасность:

— Latet anguis in herba[17].

Слова эти вызвали у отца Мореше неожиданную реакцию.

— Нет, не одна змея, ваше преосвященство. Клубок змей шевелится в Ватикане. И это угрожает верховному понтифику!

Кардинал, казалось, не слышал. Жестом он дал понять, что беседа окончена. Викарий, стоявший по правую руку, проводил визитеров в вестибюль и сказал им:

— Его преосвященство официально не дал своего согласия, но он поручил мне передать, что все, что будет вами сделано, получит его отеческое благословение.

— Он болен? — поинтересовался Сальва.

— Его преосвященство получил во время исповеди некоторые признания, поставившие его в затруднительное положение. Вам достаточно знать, что он благословляет вашу деятельность на благо церкви и его святейшества.

Дождь, сопровождаемый раскатами грома, от которого дрожали стекла секретариата, хлестал со страшной силой.

— С самого начала нашего расследования этот человек знал больше, чем каждый из нас, — заметил Мореше. — Потому-то он и прикрывается своей латынью. Он не хочет говорить. Мы должны были это понять.

— Только один клерк из Обрядовой конгрегации вздумал исповедоваться кардиналу, — добавил Сальва.

— О, какая чудовищная гипотеза, — простонал нунций. — Заговор замышляется в ближайшем окружении папы. Но с какой целью? Боже, с какой целью?

— Надо смотреть трезво, монсеньор… Москва с помощью кучки польских интегристов и еще кого-нибудь желает приостановить деятельность Иоанна Павла П. Готовится покушение, оно уже запрограммировано. Поэтому мне очень важно знать обо всех предстоящих зарубежных поездках папы, о ближайших выездах в Рим и особенно обо всех перемещениях, дату которых несчастный отец Строб мог сообщить своим корреспондентам до официального объявления. Вспомните: на следующей неделе — тайное совещание верховного понтифика и главного раввина Рима.

— Господи Иисусе! — вздохнул нунций. И перекрестился.

В этот момент удар грома сильнее других прокатился по коридору, в котором остановились наши герои, чтобы обменяться мнениями. Можно было подумать, что стихия решила внести мелодраматическую ноту в ход событий.

— Папе следует отменить эту встречу, — заявил Мореше.

— Уже невозможно, — возразил викарий. — Главный раввин усмотрит в этом позорное отступление. Секретариату и так с трудом удалось организовать это свидание.

— Телохранители предусмотрены? — спросил Сальва.

— В таких скромных выходах папу сопровождают только два-три советника и один швейцарский гвардеец в штатском, — ответил клерк.

— Предполагаю, что и у главного раввина не будет большой охраны. Так что момент для покушения благоприятный. Где находится дворец князя Ринальди да Понте?

Викарий отрицательно покачал головой.

— Сомневаюсь, что именитых гостей он примет в своем римском дворце. Только его преосвященство кардинал Катальди мог бы уточнить, где находится это место для тайных встреч. Видите ли, кроме его святейшества, лишь он в курсе деталей встречи. А я лично, будучи секретарем кардинала Бонино, не знаю ни даты, ни места.

— А вот отец Строб знал, — сказал нунций.

Викария оставили наедине с его думами. Добрый аббат был потрясен услышанным. Покуситься на жизнь его святейшества! Вообразимо ли это?

Когда дождь закончился, профессор Сальва доехал до своего отеля на такси. Ему совсем не хотелось бродить по Риму, как он это делал еще на прошлой неделе. Требовалось как можно быстрее созвониться со своим старым другом, сотрудником «Интеллидженс сервис» Сирилом Бетхемом, который оставался лучшим специалистом по Восточной Европе после трагической гибели Клауса Шварценберга. Специальные службы Италии и Франции были недостаточно гибкими, и им в любом случае не следовало доверять.

Но когда он вошел в свою комнату, то понял, что его надеждам не суждено было сбыться. Его уже опередила американская секретная служба в лице майора Джона Трудмена и лейтенанта Эмаса Блюменталя, с которыми он когда-то встречался при расследовании дела Кариатид и которые в этот час терпеливо дожидались его: один — растянувшись на его кровати, другой — сидя за его рабочим столом.

— Ну и как, — сразу же начал толстяк Трудмен, вставая с кровати, — ваша пробежка в Польшу хорошо прошла?

— Нормально, — ответил Сальва. — Что вам от меня надо?

— Совсем не много, профессор. Что это за история с манускриптом? И что, по-вашему, означает смерть профессора Стэндапа?

Адриен Сальва прикурил свою мексиканскую сигару, сразу наполнив комнату едким дымом, затем сел на край кровати, заскрипевшей под его тяжестью.

— Советские службы намереваются покончить с Иоанном Павлом II. Я уверен, что на него будет совершено покушение в следующую среду в 15 часов около одной из вилл князя Ринальди да Понте. Это все.

Блюменталь рассмеялся. Он знал методы Сальва и ценил их, но плохо представлял его в роли вольного стрелка.

— Почему нас не предупредили?

— Ватикан поручил мне найти один манускрипт и изучить его совместно со специалистами, а не заниматься расследованием предполагаемого убийства. И все же мне показалось, что, случайно узнав о готовящемся убийстве главы христианства, я должен этим заняться.

— Конечно-конечно, — одобрил Трудмен. — А мы, стало быть, обеспечим непосредственную защиту святого отца с согласия итальянских властей. Будьте спокойны, мой дорогой Сальва. Но что касается манускрипта — что он собой представляет?

— Господа, с сожалением напоминаю вам, что этот документ — собственность библиотеки Ватикана и, следовательно, святого престола. Я не имею права ни выносить его, ни даже говорить с вами о нем.

Блюменталь присвистнул.

— Через нашего агента, курирующего посольство Польши в Риме, мы знаем, что вы неоднократно встречались с графиней Кокошкой. А вам известно, что эта мадам сует свой носик во все дела и совести у нее не больше, чем у ее мужа, который, будучи послом, является, к сожалению, лицом неприкосновенным.

— Но заговор действительно существует, только я не уверен, что графиня Кокошка — один из его винтиков.

— Допустим. Но не находите ли вы странным, что профессора Стэндапа убили в Польше, тогда как ему полагалось переводить известный манускрипт вместе с вами?

— Вы опоздали к битве, майор Трудмен. Стэндап мертв. А вот верховный понтифик рискует последовать за ним, если не предотвратить покушения. Я открыл вам день и час. Проверьте место, обратившись к князю Ринальди да Понте. И позвольте мне поспать. Гроза вконец измотала меня.

Оба американских разведчика ушли без лишних вопросов. Они знали, что профессор слов на ветер не бросает. Но как только они вышли, Сальва позвонил домой Сирилу Бетхему, своему британскому другу, и, считая, что линия отеля прослушивается, сказал ему кое-что на условном языке. Бетхем перевел сказанное как срочный вызов в Рим и тотчас засобирался.

После чего Сальва заказал в номер пиццу и бутылку ламбруско. Было девять часов, когда он уснул. Однако его сразу разбудила одна мысль. Он сел на постели, подложив под спину подушку, вытер выступивший на лбу пот. Ему только что вспомнилось, что письмо из Ватикана с просьбой присоединиться к поискам «Жизнеописания» было подписано самим кардиналом Бонино. Значит, уже тогда этот человек знал о заговоре и под предлогом научных изысканий призвал на помощь. Что за тайну узнал он в исповедальне? Теперь Сальва стало понятно, почему прелат умышленно — гротескно на первый взгляд — отделывался латинскими изречениями. Делалось это не из оригинальности, а для того, чтобы дать ясно понять, что язык его опечатан. А что до его кажущейся усталости, то это не переутомление, а тоска. С самого начала он знал о грозящей папе опасности и никого не мог предупредить.