Ответ дают старые хроники. Степные города пострадали не только от Тимура. Еще больше они претерпели в поздние времена, когда были превращены в своего рода каменоломни, места добычи кирпича.

А. Н. Минх в «Историко–географическом словаре» приводит правительственное указание, согласно которому в 1631 году было «велено брать на Ахтубе кирпич и ханскую мечеть, и дом ханский сломать, чтобы было (для застройки Астрахани) довольно как белого камня, так и железа от Ахтубы, а в 1632 г. «велено посылать помесячно в реку Ахтубу для кирпичные и каменные ломки к астраханскому городовому делу».

«Материал для сооружения Астраханского кремля, — пишет Баллод, — брался и ранее, с 1582 года, когда стали строить кремль».

О разрушении золотоордынских городов с целью добычи кирпича для астраханской городской стены, а затем церквей, монастырей и других зданий рассказывали Адам Олеарий (1636 г.) и Стрюйс (1669 г.). В 1860 г. для саратовских мостовых «было вывезено с Увека громадное количество кирпича, а также плиты с надписями».

Конечно, нам, представителям XXI столетия, остается сожалеть об утраченных реликвиях, образцах городской архитектуры и градостроительства той поры. Но вправе ли мы осуждать наших пращуров за подобное «варварство»? И почему же в таком случае многочисленные шедевры славянского зодчества не претерпели подобного разорениям и во всем великолепии дошли до наших дней и еще долго будут наполнять сердца гордостью за мастерство, художественный вкус и удаль древних русских строителей?..

Ответ, думается, очевиден. Слишком ненавистна была в народе память о долгом времени татаро–монгольского ига, слишком тяжким ущербом, бедой, черной нескончаемой ночью обернулись для него почти три столетия чужеземного владычества. По сути, развитие нации было надолго приостановлено, задушено монгольскими ханами. И как все чужеродное, память и след о Золотой Орде были стерты с русской земли. И быть по сему!

История с существованием на крутобережье Ахтубы древнего города могла остаться любопытной и спорной гипотезой, если б не настойчивость и исследовательское чутье Владимира Бедрака. Он не удовлетворился скромными находками возле городского рынка, а продолжил поиски следов селища на близлежащих территориях.

И небезуспешно.

Помогло благоустройство волжскими озеленителями нового лесопарка на набережной Ахтубы. Однажды Володя обратил внимание на глиняные черепки в куче земли рядом с ямой под саженцы деревьев. Естественно, заинтересовался. У других ям — где больше, где меньше — еще подобрал кусочки керамики, кости. Сомнений не оставалось: под толщей земли находился культурный слой древнего городища.

Позже, пытаясь определить границы поселения, мы тщательно обследовали территорию парка и почти везде находили немногочисленные, но, тем не менее, красноречивые следы бывшего города, существование которого, по–видимому, было связано с эпохой Золотой Орды. Даже по грубым прикидкам площадь городища составляла более тридцати гектар. И это только на незастроенных территориях Волжского.

Но, пожалуй, больше всего меня поразило то, что над старым пепелищем караванного поселения за шесть веков образовался метровый слой почвы, скрыв останки былой жизни. Столько земли нанесли степные ветра…

…Что же дальше? Будут ли еще интересные находки? В этом мы не сомневаемся. Новые строительные работы, прокладка траншей, какие–то случайные раскопки могут принести интересные дополнительные сведения о жизни народов, населявших земли Поволжья в далекие от нас времена. Важно не пройти мимо, не отмахнуться равнодушно. Ведь это и наша история…

Вскоре, словно по заказу, — новые интересные находки из давно минувшей, ушедшей в туманную даль истории этих мест.

Позвонил мой свояк Георгий Гриценко, водитель скрепера, бригадир механизированного звена управления механизированных работ, который сообщил по привычке немногословно, так, что пришлось волноваться и выяснять подробности, об археологических раскопках на месте будущего 24‑го микрорайона Волжского.

— Курган там был среди поля, — басил Георгий в трубку, — его сейчас обследуют археологи. Уже найдено одно захоронение — костяк человека и рядом останки лошади. Еще будут рыть. Приезжай, если интересно. Найти просто…

Автобус — длинный, «гармошкой», «Икарус» — шумно остановился, со стуком открылись двери. «Конечная…» — напомнил по громкоговорителю водитель. Пассажиры выходили из салона, спешили каждый в свою сторону, к многоэтажным корпусам новых жилмассивов, которых еще пару лет назад здесь, на краю города, не было, а была ровная степь, да кое–где громоздились глиняные отвалы котлованов и в беспорядке стояли вагончики строителей.

Теперь по сторонам широкого проспекта Мира высились коробки светлых зданий, торчали башенные краны и лишь впереди, куда никто не шел, неожиданно для глаз открывался охристо–желтый простор бескрайней степи, озаренной солнцем. Мне надо было в ту сторону.

И тут мне повезло: на месте раскопа в глубокой яме возились двое. Руководителем раскопок был Евгений Павлович Мыськов, научный сотрудник археологической лаборатории Волгоградского пединститута, смуглолицый, худощавый молодой человек с черной копной вьющихся волос. А в помощниках у него числился, как я понял, археолог–любитель с давним стажем Сергей Паршев — коренастый, улыбчивый токарь с Волгоградского завода «Баррикады». Они вели основные работы, и иногда к ним присоединялись студенты и школьники из археологического клуба «Легенда» во главе со старшим преподавателем пединститута В. И. Мамонтовым.

Сам курган представлял собой едва заметный холмик среди скошенного хлебного поля. Несведущему человеку он бы и не бросился в глаза: мало ли в степи всяких неровностей? Однако специалисты безошибочно угадывают возвышения искусственного происхождения.

Рядом с полем протянулось асфальтированное шоссе, проносились могучие КамАЗы, быстрые «Жигули», совсем близко подступили новые дома. Еще какое–то время, и шоссе станет одной из улиц Волжского, а поле — очередным микрорайоном. И странно было сознавать, что эта степь, которую мы, казалось бы, только обживаем, давным–давно была заселена, что она вовсе не была пустынной, и следы той давней жизни вполне реально обнаруживают себя в древних захоронениях. Сколько же веков этим курганам?

— Много, — улыбается Евгений Павлович. — Например, вот этим костякам более двух тысячелетий…

Только сейчас в глубине ямы я различаю три человеческих скелета. Они лежат рядком, головами на юго–запад. Кости хорошо сохранились, белеет чистая эмаль зубов.

— Типичное сарматское захоронение, второй век до нашей эры, — поясняет Мыськов.

Спускаюсь в могильник. В глаза бросаются крупицы мела, остатки перегнившей древесины в рыхлой глине. Это свидетельства ритуальных обрядов: дно могильной ямы у племен ямной культуры в знак очищения посыпали мелом, устилали травой, ветвями, а яму перекрывали настилом из деревянных плах и камыша. Получалось нечто вроде землянки. В дорогу усопшим клали инвентарь, пищу в сосудах, оружие.

— Здесь захоронены двое мужчин и женщина, — рассказывают археологи, — возраст людей больше тридцати лет, но вряд ли достигал сорока с лишним. Жизнь человека этой эпохи была скудна, полна лишений, коротка. Основная масса населения не доживала до сорока лет. Ростом и обликом сарматы близки к европейцам: вы сами видите, что все трое были довольно высокими людьми.

Из вещей в ногах умерших найден большой, со следами копоти, глиняный горшок. Около одного из скелетов лежал железный меч, другой мужчина был оснащен железным кинжалом с прямым перекрестием и серповидным навершием рукояти. Рядом мы нашли каменный оселок для заточки оружия.

Женщина легко распознавалась по наличию около нее фрагмента бронзового зеркальца (оно непременно разрубалось после смерти владелицы) и пряслица из обожженной глины, служившего грузиком при изготовлении шерстяных нитей. Кроме того, около костяка нашли бусинки из прозрачного бесцветного стекла и черной гишировой смолы — привозные дешевые изделия из античных городов.