Патрокл отодвинулся от него и резко произнес:

 – Это не предмет для шуток.

 – Ты думаешь, я шучу насчет собственной судьбы?

 – Нет. – Патрокл вздохнул и разочарованно провел рукой по волосам. – Да я и сам не могу несерьезно относиться к такому пророчеству. Последнее, чего бы мне хотелось, так это потерять тебя, братец.

 – Но ты вырос с этой мыслью, стоило бы уже привыкнуть.

Патрокл хотел что-то возразить, но Ахиллес перебил его:

 – Я и сам начал уже к этому привыкать. Я должен погибнуть, не дожив до тридцати лет, перед воротами Трои, после того как убью Гектора, но зато мое имя будет жить в веках. Да, именно такой выбор я сделал, когда был юн и когда слава и бессмертие имени были единственным, о чем я думал. Но потом я повзрослел и понял суть того, что выбрал, и познал сожаление, но моя судьба была подобна камню, катящемуся с кручи. Я мог лишь катиться вместе с ним. А потом появилась она, и все начало меняться.

 – Да! Я как раз это и имел в виду! Теперь все меняется! Богини вселили в другие тела души Катрины и Джаскелины, живших в другом мире, в другом времени и как раз для того, чтобы все изменить! Да разве они могут теперь допустить твою гибель?

 – Могут, наверное, если я окажусь настолько глуп, что не обращу внимания на все то, что они мне даровали, и безоглядно ввяжусь в сражение.

 – Ахиллес, ты сегодня говорил, что сумел удержать берсеркера и он не завладел тобой. Это, должно быть, тоже дар богинь. Но разве они не могли подразумевать, что ты используешь эту силу и в битве? Что ты сможешь сражаться и вести вперед своих воинов, не теряя самого себя, не поддаваясь берсеркеру?

 – Мой дар – это Катрина. Это она научила меня сопротивляться берсеркеру. А она не отправится вместе со мной на поле битвы. Никогда. Я люблю ее. Я хочу провести с ней всю оставшуюся жизнь, и я хочу, чтобы это не оказалось несколькими короткими днями.

Патрокл закричал в разочаровании:

 – Я тоже люблю! Джаскелину! Но это не значит, что я не хочу сражаться во славу Греции!

 – А ты и не будешь сражаться во славу Греции. Ты будешь сражаться во славу Агамемнона.

 – Но в истории эта война сохранится не благодаря Агамемнону, – возразил Патрокл.

 – Да будь проклята эта история! Я уже достаточно пожил ради того, что скажут или чего не скажут обо мне в будущем!

 – Но воины нуждаются в твоей помощи, Ахиллес. Ты мог бы спасти много жизней.

 – Я и спас уже кое-какие жизни, – процедил Ахиллес сквозь зубы, не отрывая взгляда от залитого лунным светом моря, – Агамемнон снова и снова использовал меня, чтобы одерживать победы. Но я наконец решил побеспокоиться и о своей собственной жизни. Я впервые получил шанс обрести то будущее, о каком мечтал. И я не откажусь от него – уж во всяком случае, ради Агамемнона и его жадности.

 – Ну, я по-другому смотрю на все это, – сказал Патрокл, – Я сражаюсь не ради Агамемнона. И готов всегда сражаться за славу Греции.

 – Если ты настолько глуп, чтобы отказаться от шанса, дарованного тебе раз в жизни, и отказаться от предложенной богиней любви, тогда сражайся! Я не собираюсь тебя останавливать.

Ахиллес повернулся и пошел вдоль берега.

 – Но воины не пойдут за мной! – крикнул Патрокл. Они готовы следовать только за тобой! Я не Ахиллес!

 – Вот и оставайся самим собой! – через плечо ответил ему Ахиллес, – А хочешь – давай поменяемся. Я был бы только рад воспользоваться твоей долгой, плодотворной жизнью, а ты можешь торчать на поле боя со своей твердой башкой и искать бессмысленной, но славной смерти!

Патрокл, глядя в спину удалявшегося двоюродного брата, подхватил с песка круглую ракушку и с возгласом разочарования запустил ее в волны.

 – И он еще называет меня твердолобым! – пробормотал Патрокл себе под нос, расхаживая взад-вперед вдоль линии прибоя, – Я вообще не понимаю, зачем он решил когда-то надеть свой золотой шлем...

Молодому воину хотелось завыть от ярости. Ну почему Ахиллес не слушает голоса разума? Ведь если он еще раз, всего раз поведет греков в сражение – последнее сражение Троянской войны, – это его не погубит! Богини уже все изменили. И они, конечно же, не допустят, чтобы их усилия пропали напрасно. Патрокл был искренне благодарен богиням. Не только за то, что он поверил: его кузен останется в живых, но и за то, что он наконец нашел женщину своей мечты. Он не собирался отказываться от Джаскелины просто потому, что ему хотелось сражаться. Нет, для него война была делом чести. Но Джаскелина ведь все равно будет его ждать. А потом перевяжет его раны, и отдаст ему свое нежное тело, и исцелит его...

Но вряд ли им предстояла почетная последняя битва. Если Ахиллес откажется возглавить мирмидонян, они не станут сражаться, и война, даже несмотря на внезапно проснувшийся военный дар Одиссея, будет все тянуться и тянуться.

 – Хотелось бы мне действительно стать Ахиллесом... всего лишь на один день! – вслух произнес Патрокл.

 – А знаешь, дорогой, это не такая уж плохая идея, – сказала Венера, внезапно материализуясь рядом с ним в облаке светящегося дыма.

 – Богиня! – Патрокл упал на одно колено, склонив голову перед Венерой.

 – Встань, Патрокл, и дай мне взглянуть на тебя.

 – Богиня? – вопросительно произнес Патрокл, изрядно смущенный, однако поднялся на ноги, как и велела богиня любви.

 – Хм... – Венера не спеша обошла вокруг ошеломленного молодого воина, – Ты почти такого же роста и сложения, и сразу видно, что вы состоите в родстве. Конечно, он поплотнее, а ты гораздо светлее, чем он, однако под латами и шлемом это будет не так уж и заметно. К тому же я добавлю немножко магии тут и там... Надень его шлем и все остальное – и никто не сможет вас различить, особенно в пылу сражения.

 – Богиня, я не понимаю...

Но еще не успев договорить, Патрокл уже знал, что именно задумала богиня любви, и его сердце от предвкушения забилось тяжело и быстро.

 – Так уж и не понимаешь, милый? Ты сказал, что хотел бы стать Ахиллесом, чтобы возглавить последнюю схватку греков с троянцами. Я могу исполнить твое желание. Если ты действительно этого желаешь, конечно. Так ли это, юный Патрокл?

Патроклу хотелось победоносно возопить и немедленно принять предложение богини, но ведь золотые олимпийцы частенько бывали так непостоянны, переменчивы, и их прихоть могла оказаться смертельно опасной...

 – Но почему ты решила помочь мне, Афродита?

Богиня нахмурилась, и воздух вокруг нее мгновенно нагрелся и ударил по коже Патрокла горячей волной, откликнувшись на ее раздражение.

 – Да что же это такое?! Почему вы, греки, никак не можете запомнить: я предпочитаю, чтобы меня называли Венерой!

Патрокл склонил голову.

 – Прости меня, великая богиня. Я не хотел проявить неуважение.

Венера глубоко вздохнула, и горячий ветер тут же утих, воздух снова наполнился приятной прохладой приморской ночи.

 – Разумеется, ты этого не хотел, милый. Да и мне не стоило так сердиться. Просто эта война измотала меня... и, кстати, давай-ка вернемся к твоему вопросу. Я желаю помочь тебе потому, что война тянется уже слишком долго. Мы хотим, чтобы она завершилась. А ты можешь этому поспособствовать.

 – Мы? Так боги действительно вмешались в это дело?

 – Вообще-то, богини.

Глаза Патрокла изумленно расширились.

 – Афина помогает Одиссею...

 – Ну да, кроме всего прочего, – пробормотала Венера и слегка откашлялась, – А я помогаю тебе.

 – Это для меня большая честь, богиня, – Патрокл улыбнулся чуть застенчиво, – Но почему именно я? Я ведь никогда не обращался к тебе с просьбами. По правде говоря, до недавних пор я и любви-то почти не знал.

Венера коснулась щеки воина, и он ощутил, как по всему телу пронеслась волна любви и счастья.

 – Но теперь-то ты ее нашел, не правда ли?

Патрокл кивнул, не в силах произнести ни слова.

 – Вот потому-то я и выбрала именно тебя. Только что обретенная любовь – могучее чувство! Оно несет в себе совершенно особую магию. Мне приходилось видеть, как оно отгоняло смерть, исцеляло души и полностью изменяло судьбы. И я намерена воспользоваться этой магией недавно обретенной любви и твоим сходством с двоюродным братом. Я объединю эти две вещи и благословлю, и это позволит тебе заменить Ахиллеса на остаточно долгое время, чтобы возглавить мирмидонян и греческую армию в борьбе с Троей. Ты возглавишь атаку, и великие стены Трои будут разрушены.