Времени на уговоры у меня не было, потому я просто взял его шею подмышку, зажал нос и, слегка придушив, влил жидкость в рот. Захлебываясь и подвывая, он выпил все до дна. Вторую кружку он уже опорожнил безропотно.

Когда все было кончено, я его отпустил и наблюдал, что будет дальше. Увы, дальше началось такое, что противно даже описывать. Бедолага так кричал и корчился на полу, что мне стало его почти жалко. Потом он затих. Я проверил пульс. Сердце у него не билось.

– Ты еще хочешь пить? – спросил я Прасковью. Она не ответила, глядела остановившимися глазами на то, что осталось от пастыря и ловца душ.

Говорить с ней, пока она находилась в таком состоянии, было бессмысленно. Я просто взял ее за руку и вывел во двор. Там, как и говорила старуха, никого не оказалось. Мы дошли до конюшни, я оседлал лошадь, закинул девушку на круп, и мы тихо, мирно отправились восвояси.