Как Прасковья не отказывалась, ссылаясь на то, что мало знает и помнит, но вытянуть из нее сведений удалось довольно много. Это и понятно, порой мы сами не знаем, сколько подробностей нам известно о Жизни окружающих. Наша беседа затянулась надолго, и кончили мы только тогда, когда пробудились наш бдительный страж со своей верной подругой. Аксинья, наконец, взявшая на себя хозяйственные хлопоты, занималась завтраком, а Ваня слонялся вблизи меня, ожидая начала разбора полетов. Я не обращал на него внимания, и это угнетало парня больше, чем упреки. Наконец он не выдержал и, жалко улыбаясь, стал каяться. Я рассеяно выслушал невразумительные оправдания и, когда он пошел на второй круг, коротко спросил:

– Помнишь, что я тебе сказал ночью?

– Помню, – ответил он, пряча глаза.

– Значит, и говорить больше не о чем, все в твоих руках. Я погибать из-за твоей расхлябанности не намерен.

Парень уныло кивнул и ушел.

– Что это он? – спросила любопытная девица. – Что ты ему такое сказал?

– Ты у него сама спроси, – посоветовал я, – захочет, скажет.

– А почему из-за него ты не хочешь погибать?

– Потому, что я хочу тебя поцеловать! – ответил я и взаправду поцеловал девушку, но исключительно по-отечески.