– А рубашка не запачкалась? – тревожно спросила она, пытаясь найти следы воска.

– А ты ее тоже сними, – посоветовал я.

– Стыдно при свете, – благоразумно отказалась .девушка. – Может, свечу задуть?

– Зачем? Я все равно ничего не вижу.

Она испытующе посмотрела на мой заплывший глаз, но забыла обратить внимание на здоровый.

– Правда не видишь?

– Ничегошеньки!

– Ну, тогда ладно, – вздохнула она и сняла рубашку.

У меня тотчас пересохло во рту. Видимо, сказалось сотрясение мозга.

– Тебе очень больно? – спросила Прасковья, рассматривая разбитое лицо.

– Ничего, до свадьбы заживет, – ответил я.

– Бедненький, – пожалела девушка, трогая пострадавшую щеку мягкой ладошкой, – здесь больно?

Я невольно перехватил ее руку и прижал к губам. Она смутилась, попыталась ее убрать, но, чтобы не тревожить раненого, покорилась.

– А здесь не болит? – поинтересовалась она, закидывая свободную руку мне за шею и прикасаясь губами к здоровой части.

– Нет, – ответил я, притягивая ее к себе. – Побудь со мной.

Предложение было, мягко говоря, нелогичное, мы и так были вместе, и расходиться не собирались, да это было и невозможно.

– Хорошо, – задумчиво ответила она, не замечая, что я глажу ее напрягшуюся спину. – Тебе нужно прилечь.

– Да, помоги мне раздеться.

Прасковья выскользнула из моих, уже давно не дружеских, объятий и, сосредоточено прикусив кончик языка, начала расстегивать пуговицы кафтана.

– У тебя вся рубашка мокрая, – предупредила она, осторожно стаскивая ее через голову, – смотри, не простудись!

– Постараюсь, – пообещал я. – Будем ложиться?

Она судорожно вздохнула, села на край лавки и, держа колени плотно сведенными вместе, перекинула ноги на лежанку. Проверила, вижу ли я ее подбитым глазом, переползла к стене и вытянулась на спине.

Я лег рядом. Нервное возбуждение спадало.

– Как ты? – спросил я.

– Ничего, только мне почему-то страшно. Можно, я буду спать?

Поворот оказался неожиданный, но я уже начал привыкать к скачкам ее настроения. К тому же момент для совращения девственницы был не самый подходящий, в голове продолжало звенеть, тошнило, саднило лицо, даже целоваться я мог только уголком губ.

– Хорошо, спи, спокойной ночи.

– Ты на меня обиделся? – спустя какое-то время спросила она.

Я не ответил.