Акт капитуляции, подписанный после бомбардировок и кровопролитного штурма комендантом Лашем (когда передовые части русских добрались до его бункера), знаменовал банкротство политических сил, которые годами разжигали в Германии ксенофобию, укрепляли дух высокомерия и имперские амбиции, готовили и в конце концов развязали войну. Но к памятнику Канту и на его могилу российские жители возлагают цветы, воздавая должное тому, кто разработал мудрое, полезное (и достойное куда большего к себе внимания) учение о мирном и свободном от предрассудков сосуществовании народов — речь идет о его основополагающем и актуальном трактате «К вечному миру».

Сегодня гостям Калининграда не стоит надеяться найти Кенигсберг. Как было кем-то замечено, Кенигсберг, к сожалению, не пережил последней войны. Увы, генералам, чиновникам, всему народу не посчастливилось избавиться от диктаторской клики, которая очевидным для всех образом проигрывала преступную войну. А ведь будь заговор 20 июля успешным, война закончилась бы, Кенигсберг не превратился бы в груду руин, восточнопрусское население — в беженцев, и у русских не было бы оснований для аннексии края.

В Калининграде сохранились отдельные места и здания, напоминающие о прошлом, но эти реликты кенигсбергской жизни напоминают кладбищенские останки. Больше всего меня удивило то, что посреди полностью разрушенного города уцелело здание еврейского сиротского приюта, куда я, после того как в ноябре 1938 года варварски осквернили прекрасную большую синагогу либеральных евреев, ходил учиться и где знакомился, в частности, с произведениями Лессинга, Гете, Шиллера и Шекспира. А члены Гитлерюгенда бросались камнями и выводили «жид, сдохни!» на школьной стене. Мы, дети, не могли понять, почему столь многие взрослые немцы разжигали ненависть к нам, к соседним народам, ко всем инакомыслящим, но мы уже знали, что ненависть любого рода неизбежно выливается во вражду, бессердечность и уничтожение людей и всякий, кто разжигает ненависть к кому бы то ни было, несет ответственность за последствия. Трагический пример последствий этой ненависти являют сегодня гнетущие своей беспомощностью руины кафедрального собора.

Казалось бы, ошибки прошлого должны учить. Однако до чего неприятно вели себя наши ровесники и бывшие земляки, тоже решившие посетить отчизну. С немецкими марками в кармане они ко всему вокруг относились высокомерно, а антисемитское замечание, отпущенное по нашему адресу, обнаружило живучесть старых предрассудков. Некоторые из этих людей чувствовали себя помещиками, приехавшими проверить, как нанятый управляющий смотрит за их владениями. Понятно, что не так хорошо, как законный владелец, но все-таки русским следовало бы делать это получше. У одной из бывших жительниц Восточной Пруссии даже вырвалось со вздохом, что только Гитлер мог бы справиться с этим хаосом. (Это слышала госпожа Ф., прилетевшая из Израиля с мужем, уроженцем Кенигсберга. Сама она родом из российского города, еврейское население которого, в том числе ее родителей, расстреляли, поставив на краю ямы. Ей и ее младшему брату удалось незаметно спрыгнуть туда, а ночью выбраться.) Итак, новый Гитлер должен помочь! Как если бы не Гитлеру мы обязаны разрушением и потерей Восточной Пруссии. Я все чаще с грустью, даже с отчаянием замечаю, что, несмотря на гибель пятидесяти миллионов в последней войне, т. е., казалось бы, совсем недавно, сегодня некоторые не в состоянии вспомнить, что стало причиной этой катастрофы.

Было бы несправедливым не отметить, что многие среди туристов ведут себя иначе: ищут контактов с местными жителями и бескорыстно им помогают. Так, госпожа профессор С. отправилась в сельскую местность с рюкзаком, наполненным предметами гуманитарной помощи, чтобы раздать их бедным и нуждающимся, которых там хватает и которых, как правило, забросила в Восточную Пруссию нелегкая судьба (если они там не родились). Никогда не забуду сердечных объятий женщины, живущей сейчас в нашей бывшей и теперь уже переделанной квартире и рассказавшей нам о своей судьбе и гибели отца и братьев. Она угощала нас яблоками и радушно предлагала остановиться у нее.

Калининградские писатели, пригласившие меня на встречу в дом своего союза, пребывали, как мне показалось, в нерешительности относительно того, что предпочтительней — работать с гарантированной оплатой, но подцензурно, или без гарантий оплаты и без цензуры. Они рассказали мне о встречах с молодыми немцами, заявившими, что для них Восточная Пруссия не принадлежит России. После таких высказываний живущие там сегодня, естественно, чувствуют себя неуверенно и неуютно. А один из отставных офицеров, получающих жалкую пенсию, выступая по телевидению, горько, но предостерегающе заметил, что еще не разучился обращаться с оружием. «На все требуется время», — сказал русский переводчик Максим, но не пояснил, что же за это время должно произойти.

В одном из интервью для местного телевидения меня спросили, что, на мой взгляд, нужно Калининграду, чтобы стать культурным городом, похожим на тот, каким некогда был Кенигсберг. Что можно было на это ответить? До тех пор, пока люди вынуждены тратить столько времени на поддержание собственного существования, ясно, что сил и времени на музыку, литературу и живопись будет не хватать. Так было всегда. И все-таки, когда мы исполняли Моцарта, Шумана, Бетховена и Сарасате, зал филармонии был полон. И все-таки детей учат в городской музыкальной школе, и в их способностях нельзя усомниться, даже если им приходится играть на скверных инструментах.

В сущности, я человек не избалованный, поэтому мне не слишком мешало то, что в гостинице «Калининград» протекала крыша, не работал лифт, время от времени отключали холодную воду, а горячую подавали лишь изредка. Но если такое положение сохраняется десятилетиями, несмотря на стремление его исправить, то, конечно, призадумаешься, что же здесь не так. Ответ не вызовет затруднений у тех, кто привык смотреть за животными или растениями, — они знают: главное, чтобы условия ухода отвечали природе питомцев. Коммунистическое представление о людской природе было неверным, отчего и не работали общественные структуры, выстроенные в соответствии с этим представлением. Недостижимость идеалов предопределила крах усилий.

Наше посещение тех мест, где прежде был Кенигсберг, напоминало иррациональное чередование сцен у Феллини. В ресторане гостиницы всего за три марки, а то и меньше подают несколько блюд, а у гостиницы попрошайничают дети, снуют уличные торговцы, зазывают проститутки, стоят такси. С утра я репетирую с русской пианисткой сонаты Шумана, Моцарта и Бетховена, а после обеда мы едем в бывший концлагерь Ротенштайн, где некогда истязали немецких гражданских лиц. Вечером слушаем трогательное пение еврейского детского хора, а сестра напоминает, что делали с такими милыми детьми полвека назад. Председатель местного фонда культуры Иванов рассказывает, что хорошо помнит, как в 1947 году на танцах я играл на скрипке, а он танцевал.

Вся эта смена настроений слишком стремительна, приспособиться к ней непросто, и только поездка на Куршскую косу позволяет расслабиться — главным образом, благодаря ландшафтам, которыми мы так восхищались еще в детстве. Светлый балтийский пляж, большие песчаные дюны на берегу залива, приветливые леса — все это почти не изменилось, а вот бывшие рыбацкие поселки вынуждены были уступить место многочисленным домам отдыха. Прогулка на весельной лодке по тихому заливу, мимо светло-желтых дюн, вспыхивающих, стоит проглянуть солнцу из-за бегущих по небу облаков, успокаивает нервы и навевает счастливые думы. И когда вечером дорогу нам вдруг перебежала лосиха, остановившись шагах в двадцати от шоссе и позволив себя сфотографировать, это показалось чуть ли не эффектной инсценировкой — или то был, на самом деле, отчаянный призыв животного, становящегося редким видом, не уничтожать его в нашей безоглядной погоне за материальным благополучием?

Дорогие друзья, в 1945 году нашему Кенигсбергу исполнилось бы 690 лет, если бы высокомерие, ненависть и разрушительные инстинкты не погубили его. Так что погибшему Кенигсбергу стоило бы стать призывом людей к сотрудничеству и грозным предостережением для всех тех, кто снова разжигает ненависть, не задумываясь о ее ужасных последствиях, для всех тех, кто мысленно, или вслух, или на бумаге повторяет агрессивные лозунги типа «Вернуть Германии ее земли!» и «Долой иностранцев!», не отдавая себе отчета в том, к каким катастрофическим результатам это может привести.