А как поживает Фернанда? — спросил человек по имени Рэггинбоун.

Все–таки решилась на замужество, — ответил Уилл. — Из–за этого очень нервничает. Прошлым вечером устроила настоящую битву со мной, только чтобы убедиться, что поступает правильно.

Она сделала свой выбор, — сказал старик. — Ни ты, ни я не имеем права удерживать ее или что–то советовать.

Гэйнор нашла его авторитетный тон несколько неуместным, но прежде, чем успела как следует подумать об этом, к ее удивлению, он обернулся к ней и стал расспрашивать о работе, выказав удивительные познания в этой области. Они долго шли вместе, а собака крутилась у их ног. Уилл почти не принимал участия в беседе. Затем они повернули назад, к Ярроудэйлу, перешли на другую тропинку, которая привела их в долину и, несомненно, вела к реке. Для деревьев уже начиналась весна, хотя под ними еще лежал толстый слой опавших осенью листьев.

Именно здесь утонула Элайсон? — внезапно спросила Гэйнор.

И да, и нет, — ответил Уилл. — Здесь ее нашли. В Ярроу. Чуть подальше.

Рэггинбоун промолчал, но Гэйнор почувствовала на себе его взгляд.

В том месте, где тропинка разделилась надвое, человек и собака пошли своим путем.

Ты будешь поблизости? — спросил Уилл у старика.

Я ничего не могу поделать.

Я знаю. Но…

Тебя что–то тревожит? Нечто большее, чем упрямство сестры?

В воздухе чувствуется слишком сильное напряжение. Не думаю, что оно исходит только от нее. — Он обратился к Гэйнор: — Ты тоже это ощущаешь, верно?

Гэйнор вспомнила кошмар, возникший перед телевизором, и сон с совой, и у нее заболел живот, ее затошнило.

Я чувствую, как что–то или кто–то наблюдает… шпионит. От этого неприятно пощипывает затылок. Может быть, все это лишь мои фантазии…

Я буду здесь, — сказал Рэггинбоун.

Он широкими шагами зашагал прочь, молчаливая собака побежала за ним.

Полагаю, что он — колдун? — саркастически спросила Гэйнор.

О, нет, — ответил Уилл. — Теперь уже — нет.

Ферн сидела у кухонного стола. С одной стороны от нее лежала груда распечатанных конвертов и карточек, подарков и оберточной бумаги, с другой стороны — кипа надписанных конвертов. Рядом стояла почти полная чашка кофе. Когда Гэйнор и Уилл вошли в кухню, она рассеянно глянула на них, чуть улыбнувшись. Лицо ее выглядело очень напряженным, может быть, потому, что не было подкрашено. Резко обозначились скулы, вокруг глаз лежали темные тени. Но она вовсе не была похожа на ведьму. Представление Гэйнор о волшебниках двадцатого века черпалось из книг и фильмов. Это должен быть кто–то похожий, например, на Шер в одной из ее известнейших ролей, с ее удлиненным профилем и длиннющими спутанными волосами. Ферн выглядела очень собранной, практичной и весьма деловитой. Невеста, которая нервничает перед свадьбой.

Я измучилась. Нужно было все это делать на компьютере, — заявила она, — заняло бы вдвое меньше времени и было бы написано более разборчиво. Мой почерк стал похож: на арабскую вязь.

Почему же не поступила именно так?

Это оскорбило бы старшее поколение. Этикет все еще не признает новейших технологий.

Хочешь, я пойду куплю для тебя марок? — предложила Гэйнор. — Почту я найду, видела ее вчера.

Это будет замечательно, — тепло отозвалась Ферн, — но ты ведь только что вошла в дом после прогулки. Сначала выпей кофе. Кофейник — на плите.

Я приготовила настоящий кофе, подумала, что нам всем это не повредит. Растворимка так не бодрит.

Гэйнор налила кофе себе и добавила вместо уже остывшего кофе новую порцию в чашку Ферн.

—Как тебе общение с моим братом? — спросила Ферн, автоматически двигая ручкой по очередному листу бумаги.

—Он мне нравится, — осторожно ответила Гэйнор.

Мне тоже. Несмотря на то что он бездельник.

Он живет в своем мире, ведь так? — полюбопытствовала Гэйнор.

Не совсем, — ответила Ферн, ее голова все так же была опущена над письмом. — Он живет в чьем–то мире — в мире, которому он не принадлежит. Вот в чем беда.

Давным–давно, когда Гэйнор было всего пять или шесть лет, она жила в доме, где часто появлялись привидения. Она до сих пор очень живо помнит женщину, которая, склонившись над ее кроватью, уставилась на Гэйнор глазами, видевшими, казалось, что–то или кого–то еще. На женщине было длинное темное платье. Она приносила в комнату Холод, от чего Гэйнор начинала дрожать даже под теплым одеялом. Но Гэйнор помнила, что в женщине но было ничего злобного. Чувствовались лишь ее Присугствие и этот необъяснимый холод.

— Она очень восприимчива, — часто говорили о Гэйнор ее матери. И некоторое время это ее расстраивало, пугало тем, что еще могла она почувствовать. Но больше ничего не происходило, и со време нем воспоминания затуманились, хотя и не ушли вовсе из ее памяти. И вот она обнаружила, что образ этой женщины снова ожил, благодаря ее так называемой восприимчивости или чувствительности. Гэйнор ощущала и страх, и надежду на отклик дома, но дом не откликался. Она решила, что в нем, скорее всего, привидения не живут, просто он населен, у нее все время было впечатление, что в доме больше народу, чем было в действительности.

После того как Гэйнор вернулась с почты, Ферн собралась в Уитби разрешать проблемы с поставщиками.

Хочешь поехать со мной? — предложила она, но Гэйнор отказалась. Уилл где–то рисовал, и ее порадовала возможность побыть в одиночестве. Она стояла у себя в комнате, глядя в зеркало — зеркало Элайсон, надеясь, что оно ей что–нибудь покажет. Но, ожидая чего–то волшебного, она тем не менее своим скептическим взглядом видела в зеркале только себя. На нее смотрело длинное, бледное лицо. Может быть, чуть средневековое, или так ей хотелось думать, поскольку средневековое лучше, чем простецкое, с печальными губами, хотя почему она считала, что они печальные, — неизвестно, просто ей так говорили. И, как капюшон плаща, на плечи падали длинные, очень темные волосы — ее гордость. Мэгги сказала, что такие волосы были у Элайсон Редмонд, хотя Гэйнор представлялось, что у той они были светлее и не такие блестящие.

Вы так упорно смотрите в зеркало, что оно может треснуть, — раздался голос от дверей.

Гэйнор совершенно забыла о миссис Уиклоу. Она вздрогнула, покраснела и забормотала что–то невразумительное, но домоправительница не дала ей договорить.

— Надо быть осторожной, зеркала все помнят, во всяком случае, так говорила моя маменька. Никогда не знаешь, что оно тебе покажет. Это–то ведь висело в ее комнате. Я уж и мыла его, и полировала, да много раз, но мне все равно не нравится, как оно выглядит.

— Какая она была? — спросила Гэйнор. — Я имею в виду Элайсон.

— Не такой, какой должна была бы быть, — ответила миссис Уиклоу. — В этом доме полно старых вещей — старинных, драгоценных вещей, привезенных капитаном из дальних путешествий. Ее глаза прям засверкали, как увидела их. Жадюга! Не удивлюсь, если выяснится, что она имела дело с настоящими преступниками. Ей не нравилось, чтоб хоть кто–нибудь заходил в ее спальню, когда ее там ту. У нас тут ведь нет ключей, так она что–то сделала с ручкой двери — что–то электрическое. Прям смешно. — Миссис Уиклоу повернулась, чтобы уйти. — Спускайтесь–ка вниз да поешьте, время ленча. Вы, молоденькие, уж очень худые. Слишком заботитесь о фигурах.

Гейнор покорно последовала за ней.

— Мне сказали, что Элайсон утонула, — сказала Гейнор с осторожностью. — Было какое–то наводнение?

Это они так говорят, — сказала миссис Уиклоу. — Должно быть, открылся подземный источник, хотя раньше я ничего подобного в этих местах не слыхивала. Смыло почти весь амбар. У нее там работали строители, может, они выдернули какую–нибудь затычку.

Я и не знала, что здесь был амбар, — заметила Гэйнор.

Капитан хранил там кое–какие свои вещи. На мой взгляд — сплошь мусор. Он там держал половину корабля, которую притащил откуда–то, да с женщиной впереди. Ферн считала, что надо отдать это в музей. Уилл хотел, чтобы она осталась здесь, да негоже это для молодого человека. Он и так со своим искусством все тут запачкал.