Она не уйдет. Она чует голову и будет ждать, пока мы не спустимся вниз. Ты должна бросить свою добычу.

Нет. — У Ферн крепкие нервы. Она старается привести в порядок мысли и ощутить свою силу.

Твое мастерство здесь не поможет. Теперь нам уже не спрятаться, даже если бы это было возможно, и на свинью колдовство не подействует. Заклинания для нее — то же, что орешек для слона. Бросай свой фрукт.

Нет.

Кэл слышит в ее голосе решительность и перестает уговаривать. Они ждут. Свинья хрюкает и сопит, роет землю, втягивает носом воздух.

Мы определенно не можем здесь оставаться, — говорит Ферн и представляет себе Моргас, вздымающуюся на своей соломенной кровати. — Может, нам спрыгнуть и побежать?..

Бежать по такой земле? — Он отодвигается, даже не ожидая ответа на свой вопрос, прыгая с ветки на ветку, сбивая этим массу листьев. Ферн глядит вниз, но свинья перестала беситься, просто сидит, уставившись на ветки Древа. Ферн бормочет заклинание, швыряя стрелы огня, которые опаляют щетину свиньи, но они не могут пробить толстую шкуру. Свинья корчится и брыкается, воет от боли, но не уходит.

Кэл возвращается как раз тогда, когда Ферн вспоминает об огненных кристаллах. Кэл принес еще одну большую голову с белыми волосами и массивными надбровными дугами над глубоко посаженными глазами. Когда–то это был кто–то сильный и злобный, теперь же — просто голова среди сотен таких же других, фрукт, который зреет только для того, чтобы сгнить. Как многие из голов, эта непрерывно, напыщенно и высокомерно что–то говорит, но Кэл игнорирует ее слова. Он прыгает на самую крепкую из нижних ветвей и, сидя на ней верхом, свешивает говорливую голову почти над свинячьей мордой. Свинья замечает ее и начинает с бешеной скоростью кругами носиться по низинке. Наконец, будто у нее закружилась голова, она останавливается, как вкопанная. Кэл начинает раскачивать голову взад–вперед, выбрав момент, с силой швыряет ее далеко в сторону. Голова летит, со свистом рассекая воздух. Свинья кидается вслед за ней. Голова где–то с гулким звуком стукается о землю, и раздается пронзительный крик.

—Ну вот. — Кэл снова рядом. — Теперь пошли. — Он спрыгивает с ветки и помогает Ферн спуститься. Они выбираются из низинки, и преодолевая сплетение корней, стараются двигаться вперед как можно быстрее. Крик головы и хрюканье свиньи постепенно затихают вдали. За узким лучом света темнота стоит непроницаемой стеной. Кэл ступает очень уверенно, а Ферн постоянно спотыкается. Они все еще идут рядом со стволом Древа. И Ферн начинают путать его размеры, ствол кажется бастионом какой–то крепости, башни которой исчезают в темноте. Кэл говорит, что они должны добраться до определенной точки, место это еще далеко, корни кажутся непроходимыми, ствол — бесконечно высокой колонной, вздымающейся до космоса.

Затем Кэл ступает куда–то в сторону, в глубокую расщелину между волокнами корней, в очень узкий проход, и ему приходится двигаться боком, как крабу. Ферн это дается легче, ведь она меньше. Но свет, созданный ею, постепенно угасает.

—Не создавай другого, — говорит Кэл, снова беря ее за руку. — Побереги свою силу. Она нам может понадобиться.

Этот узкий лаз, ступенька за ступенькой, ведет их вниз. Свободная рука Ферн скользит по стене, дотрагиваясь до холодящей поверхности камня, на которой рельеф образован постоянно бегущими струйками воды. Становится все холоднее, но Ферн это знает, а не ощущает, потому что ей передается тепло руки Кэла — полукровки, неловкого соединения человека со зверем, кому она доверяет только потому, что он ненавидит свою мать. Есть нечто, не поддающееся объяснению. Ей темнота кажется абсолютной, но Кэл ведет ее очень уверенно, и легкий звук его дыхания, сильный запах, исходящий от него, становятся единственной связью с существованием и с жизнью в этой мертвой черноте. Ферн цепляется за его руку, будто это некий талисман.

Туннель слегка расширяется, но уходит еще глубже. Ферн не может даже предположить, что сейчас над ними и где именно они находятся. Присутствия Древа больше не ощущается, они в том царстве, где нет ничего живого, даже временно замершего. Ей начинает представляться, что конец туннеля создан из растворившихся секунд, просочившихся вниз сквозь какую–то лазейку в реальности, существующей наверху. Голова ее наполнена молчаливыми каплями веков…

Перемена так незаметна, что Ферн сначала в ней сомневается. Быть может, только в ее сознании тьма уходит, но нет, уже можно различить косматую гору туловища Кэла, горб его плеч, завитки рогов. Она видит проблески света в расщелинах скалы и мерцание кристаллов кварца в породе. Внизу свет усиливается, все еще оставаясь лишь чуть более ярким, чем окружающая их тусклость, но уже сверкающим для глаз, привыкших к темноте. В конце туннеля внезапно открывается пещера.

Она — необъятных размеров. Стены теряются из виду, потолок невозможно разглядеть, впереди — простор. Это не подземное углубление, а просто какая–то новая область, другая форма пространства. Пещера наполнена рассеянным, пришедшим неведомо откуда полусветом. Здесь нет теней, очертания предметов расплывчаты, перспективы смягчены. После узкого туннеля это зрелище производит головокружительное впечатление, но оно быстро блекнет. Прямо перед ними возникает край пропасти, которая тянется и направо, и налево, а над ней перекинут единственный мост. Кажется, что он сделан из куска скалы неправильной формы и такой разрушенный, что местами его ширина — не более ярда. Очевидно, когда–то там были перила, но единственный столбик для их поддержки пьяно валяется на боку и перила уже нечем поддерживать.

Перед нами древний Подземный Мир, — сообщает Кэл. — Когда перейдем мост, то окажемся в границах этого мира. Помни — что бы ни случилось — не оглядывайся назад. Говорят, что давным–давно, когда Древо рождало яблоки, а не головы, именно здесь, где умершим надо было пройти Врата, и поджидали их духи. Это было в те дни, когда люди все еще поклонялись бессмертным. Здесь остались, вцепившись в стены, старые воспоминания — фантомы — по большей части никчемные слабые существа, но ты ведь смертна и уязвима, а они возжаждут тебя.

А тебя? — спрашивает Ферн. — Ты пройдешь безнаказанно?

Их притягивает твоя душа, колдунья. — Кэл безобразно улыбается. — У меня нет души. Что, нервы сдают?

У меня нет нервов, — не задумываясь, отвечает Ферн.

Она лжет. Ее не беспокоят фантомы — пока, — но ее ужасает мост. Из пропасти вздымается страшный холод, она его почувствовала еще в туннеле, но здесь ничто уже ее не греет, и холод вгрызается в ее косточки. Где–то внизу, в глубине видны потоки белых испарений, будто это плывет призрак реки.

— Да, — подтверждает Кэл, — это река. Великая река легенд. Есть еще много других рек, с множеством названий, но теперь они высохли и стали безымянными. Существует только эта. — Он медленно ступает на мост, поддразнивая ее, молчит, ожидая, когда она попросит помощи, чтобы он взял ее за руку. Но Ферн знает, что должна пройти по мосту самостоятельно, не показывая страха. Кэл получил в наследство дикий дух, инстинкт велит ему охотиться на слабого. Ферн раскинула руки, чтобы удерживать равновесие, и упрямо смотрит прямо в лицо Кэлу. Тот же, шагая задом наперед, вовсе не боится упасть, и она, осторожно делая шаг за шагом, следует за ним, не глядя вниз. Ни разу не глянув вниз. Лицо ее, как маска, ничего не выражает. Только тогда, когда Ферн достигает другого берега, она понимает, что все это время даже не дышала, что, стараясь контролировать каждое свое движение, накрепко, до боли, сжала челюсти.

И вот теперь они в Подземном Мире. Перед ними раскинулась огромная пустошь с серой тусклой травой, которая волнуется под ветром, хотя Ферн не чувствует его дуновения. Ферн видит краем глаза, как на краткий миг вдруг мелькает что–то белое, изо всех сил удерживается, чтобы не оглянуться. Возможно, это шутки света, если свет там хитер и знает подобные трюки. Затем Ферн видит что–то гораздо ближе, совсем рядом с тропой, это бледная тень, похожая на звезду или цветок… и вот еще одна… и еще… Лепестки цветков эфемерны, как туман, они свободно держатся в чашечках цветов, под ними изгибаются стебельки. Рядом с Ферн толпятся уже пять или шесть теней, но ветер сдувает лепестки и гонит их прочь, и они летят по воздуху, как бабочки. Тут же Ферн начинает слышать накатывающуюся волну звуков, музыку без мелодии, пение без слов, загадочно возникшее где–то позади.