Мур вскрикнул. По всему его телу пробегали языки пламени. Он снова закричал и попытался сбить пламя горящими руками. Языки огня были бледными, мерцающими, прозрачными. Они рвались сквозь одежду, ботинки, загорались в волосах, на лице, так что в считанные секунды Мур был охвачен призрачным пламенем с головы до ног. Он упал и катался по полу, крича и пылая огнем.

Дженет сохранила присутствие духа. Ухватившись за ближайший край ковра, она набросила его на Мура. Когда-то она слышала, что так можно потушить огонь. Но только не этот… К ужасу Дженет, бледные призрачные языки пламени прорывались сквозь ковер, словно его и не было, и с еще большей свирепостью плясали на его изнанке. Однако огонь не прожигал ковра и не обжигал рук Дженет, которая лихорадочно обертывала ковром Мура. Напрасно — пламя по-прежнему рвалось наружу, и Мур все кричал и пылал. Его голова торчала из этого горящего свертка и казалась огненным снопом. Дженет видела перекошенное лицо Мура — он кричал, объятый пламенем.

И тогда она сделала единственное, что пришло ей в голову. Она закричала: «Крестоманси, Крестоманси! Появись! Скорей!»

Она еще продолжала звать, а дверь уже настежь распахнулась. Дженет забыла, что дверь заперта, но замок для Крестоманси не помеха: щеколда щелкнула, и дверь отворилась сама собой. Дженет забыла и о приглашенных к обеду, гостях, о которых ей напомнили кружевное жабо Крестоманси и его черный бархатный костюм, переливавшийся, подобно опалу, голубым, малиновым, желтым и зеленым. Крестоманси, казалось, тоже не думал о гостях. Он увидел пылающий сверток на полу и воскликнул: «Силы небесные!» Опустившись на колени, он принялся разворачивать ковер так же лихорадочно, как Дженет его сворачивала.

— Мне ужасно жаль. Я думала, это поможет, — пробормотала девочка.

— Должно было помочь, — сказал Крестоманси, переворачивая Мура. Языки пламени змеились по бархатным рукавам волшебника и пробивались сквозь них. — Как он это сделал?

— Он чиркнул одной из спичек. Я говорила ему…

— Глупый ребенок! — Крестоманси так рассердился, что Дженет зарыдала. Он сорвал ковер с Мура, пылающего, как пук соломы. Мур больше не кричал, но так пронзительно завывал, что Дженет пришлось заткнуть уши, Крестоманси сунул руку в самое пламя и нашел книжечку спичек. Мур крепко сжимал ее в правой руке. — Какое счастье, что не в левой, — сказал волшебник, — Беги включай душ, да побыстрей!

— Конечно, конечно, — всхлипнула Дженет и помчалась выполнять приказание.

Она порядком намучилась с кранами, и когда Крестоманси влетел, держа на руках Мура в ревущем огненном коконе, мощная струя холодной воды еще хлестала по дну глубокой голубой ванны, наполняя ее. Волшебник погрузил Мура в воду и поворачивал его там то одним, то другим боком, чтобы тот хорошенько вымок.

Валил пар, раздавалось шипение. Струя воды сверкала, словно на солнце, золотая, как само солнце. Она падала, подобно лучу света. Ванна наполнялась, и казалось, что Мур бултыхается и бьется в луже солнечного света. Вода закипала золотыми пузырями. Комната наполнялась паром. Плотные и сладковатые клубы дыма уплывали прочь. Этот запах Дженет запомнила с того самого утра, когда впервые оказалась здесь. Сквозь дым Мур казался черным на фоне золотой ванны. Но вода все-таки была мокрой, и Крестоманси не на шутку вымок.

— Неужели ты не понимаешь? — сказал он Дженет через плечо, с трудом удерживая голову Мура под струей воды. — Нельзя говорить ему такие вещи, пока Замок не окажет на него должного влияния. Он еще не способен понять, что к чему. По твоей вине он испытал чудовищное потрясение.

— Честное слово, мне безумно жаль, — проговорила Дженет, заливаясь слезами.

— Посмотрим, что хорошего можно извлечь из этой истории, — произнес Крестоманси. — Я попытаюсь ему объяснить. Беги-ка к переговорной трубе для вызова слуг — там, в конце коридора, и скажи, чтобы мне прислали бренди и чайник крепкого чая.

Дженет бросилась выполнять поручение. Мур, вымокший до костей, понемногу приходил в себя. Он хотел увернуться от хлещущей на него струи, но что-то ему мешало. Над самым ухом он услышал настойчивый голос:

— Мур, Мур, послушай меня. Ты меня понимаешь? Мур, у тебя осталось только три жизни.

Голос был Муру знаком.

— Вы сказали, что у меня их пять, когда разговаривали со мной через мисс Ларкинс, — пробурчал он в ответ,

— Да, но теперь у тебя их всего три. Нужно быть осторожнее, — возразил Крестоманси.

Мур открыл глаза и взглянул на волшебника. Тот был жутко мокрый. Его черные волосы, обычно гладко причесанные, свисали со лба спутанными прядями, с которых стекала вода.

— Ой! Это вы? — спросил мальчик.

— Да. Долго же ты не мог меня узнать, а? — с иронией сказал Крестоманси. — А думаешь, я тебя легко узнал? Ладно, вылезай из воды.

Мур был слишком слаб, чтобы выбраться из ванны самостоятельно. Но Крестоманси молниеносно вытащил его, сорвал с него мокрую одежду и закутал в сухое полотенце. Ноги Мура подкашивались.

— Ничего, держись, — подбодрил его Крестоманси, на руках отнес его в кровать и удобно уложил на голубой бархат. — Ну как, уже лучше?

Мур, ослабевший, но умиротворенный, прислонился к изголовью и кивнул:

— Спасибо. Раньше вы никогда не звали меня Муром.

— Пожалуй, следовало. Может быть, тогда бы ты понял, что к чему. — Крестоманси с серьезным видом уселся возле кровати. — Теперь-то понимаешь?

— В книжечке спичек были мои девять жизней, — проговорил Мур. — И я только что сжег одну из них. Я знаю, что сглупил, но я просто не мог поверить. Разве у меня может быть девять жизней?

— У тебя их три, — напомнил Крестоманси. — Заруби это себе на носу. У тебя были девять. Кто-то каким-то образом вложил их в эту книжечку спичек, которую я теперь спрячу в мой секретный сейф и запечатаю сильнейшими из известных мне заклинаний. Правда, это лишь помешает другим людям использовать спички, но не предохранит от того, что ты сам можешь их потерять.

Тут вбежала Дженет. Она все еще плакала, но была рада, что ее услуги понадобились.

— Сейчас все принесут, — сказала она.