— Ненормальная температура тела? Да. У меня сейчас высокая.

— Больно?

— Немного. Но главное, мои системы дезорганизованы. Можешь принести воды?

— Конечно. А ты не голоден? Что ты обычно ешь?

— Мясо. Вареное или жареное. Фрукты. Овощи. И побольше воды.

Она принесла воды. Висмаан с трудом присел — он казался гораздо слабее, чем тогда, когда хромал через джунгли, видимо, все больше страдал от болезненного перелома — и осушил чашу тремя большими глотками.

Как зачарованная, Тесме смотрела на яростное мелькание раздвоенного языка.

— Еще, — попросил он, и она налила вторую чашу. Кувшин почти опустел, и она вышла наполнить его из ручья. Заодно сорвала несколько ягод токки и принесла с собой. Он подержал одну сочную сине-белую ягоду в вытянутой руке, словно лишь так мог должным образом рассмотреть ее, и покатал на пробу между пальцами. Руки у него были почти человеческие. Тесме обратила внимание, что на каждой есть по одному большому пальцу, зато ногтей совсем не было, а только поперечные чешуйчатые перепонки, до двух первых фаланг.

— Как называется этот фрукт? — спросил Висмаан.

— Токка. В Нарабале их лозы растут повсюду. Если тебе понравится, я принесу сколько хочешь.

Он осторожно попробовал. Потом язык замелькал еще быстрее, он жадно доел ягоду и потянулся за второй. Лишь тогда Тесме вспомнила репутацию токки как средства, возбуждающего половое влечение, но отвернулась, пряча усмешку, и ничего не сказала. Он назвался мужчиной, стало быть, у чаурогов есть секс, но как они им занимаются? Внезапно по какой-то прихоти она представила, как самец-чаурог испускает струю семенной жидкости из некоего скрытого отверстия в ванну, куда погружаются самки оплодотворяться. Эффективно, но не очень романтично, подумала она, любопытно узнать, поступают ли они так, и действительно ли оплодотворение происходит раздельно, как у некоторых рыб и змей.

Она приготовила для него еду из токки, поджаренных калимботсов и небольшого многоногого нежно-ароматного хиктияна, которого поймала сетью в ручье. Вино у нее кончилось, но был забродивший после двух дней на открытом воздухе сок большого красного дерева, чье название Тесме не знала, и она дала ему немного.

Аппетит у него был, как у здорового. После еды спросила, не осмотреть ли ногу, и он согласился.

Перелом был где-то посередине широкой части бедра. Толстая опухоль выделялась под чешуйчатой кожей. Она легонько ощупала ее кончиками пальцев. Чаурог издал еле слышный свист, но больше ничем не выказал, что она делает ему больно. Тесме показалось, будто под ее пальцами что-то внутри его бедра сдвинулось. Сломанные концы кости? Я знаю так мало, уныло подумала она, о чаурогах, об искусстве исцеления, вообще обо всем.

— Будь ты человеком, — пробормотала она, — мы использовали бы машину, чтобы посмотреть перелом, свели бы вместе сломанные кости и оставили до полного заживления. У твоих сородичей так не делают?

— Ничего, — отозвался Висмаан. — Я их соединил сокращением мышц и буду держать так, пока не срастутся. Только придется полежать несколько дней, чтобы кости не разошлись. Можно мне остаться у тебя?

— Конечно. Оставайся, сколько понадобится.

— Ты очень добра.

— Завтра я пойду в город. Тебе что-нибудь нужно?

— У тебя есть развлекательные кубики? Музыка? Книги?

— Здесь почти ничего нет. Завтра принесу.

— Пожалуйста. Ночи будут очень долгими, если лежать без сна. Мой народ — большой любитель развлечений.

— Я принесу, что найдется, — пообещала Тесме.

Она дала ему три кубика: игровой, для подборки цветовой композиции, симфонический, — и занялась послеобеденной уборкой.

Ночь пришла рано, как и всегда здесь, вблизи экватора. Слышался легкий шелест дождя снаружи. Обычно она немного читала, пока не становилось совсем темно, потом ложилась спать. Но нынче ночью все изменилось. Загадочное существо заняло ее постель, и ей пришлось устраивать себе новое ложе на полу, да и все эта разговоры, в которые она вступала впервые за много недель, — все заставило держаться напряженно и немного настороже. Сам Висмаан, казалось, с головой ушел в кубики.

Она вышла наружу, нарвала с пузырчатого кустарника две охапки листьев и уложила их на полу возле двери. Подойдя к чаурогу, поинтересовалась, может ли еще что-нибудь сделать для него. Тот, не отрываясь от кубиков, коротко покачал головой. Тесме пожелала ему доброй ночи и легла на импровизированную постель, которая оказалась удобней, чем она ожидала. Но уснуть не могла.

Ворочалась с боку на бок: чувство стесненности и неудобства в присутствии чужака не давало покоя. И еще запах чаурога, острый и непривычный. За день она как-то притерпелась и перестала обращать на него внимание, но теперь, лежа в темноте со взвинченными нервами, воспринимала его, как бесконечно повторяющийся звук трубы. Время от времени садилась и всматривалась сквозь темноту в Висмаана, лежавшего неподвижно и молча. Но в конце концов сон постепенно овладел ею, и она задремала. Звуки нового утра разбудили ее привычной мелодией множества писков и криков, и первый свет просочился в открытую дверь. Тесме проснулась, ничего не понимая, как это с ней часто случалось, когда она крепко спала в незнакомом месте. Несколько минут ушло на то, чтобы вспомнить все, что случилось.

Он наблюдал за ней.

— Ты провела ночь без отдыха. Мое присутствие тебя тревожит.

— Ничего, привыкну. Как ты себя чувствуешь?

— Не очень, но уже начинаю поправляться. Ощущаю, как внутри идет процесс заживления.

Она принесла ему воды и тарелку фруктов. Затем вышла во влажный туманный рассвет и быстро скользнула в пруд. Когда вернулась в хижину, то, как пах чаурог, поразило ее с новой силой: контраст между свежим утренним воздухом и его резким запахом внутри хижины был разителен.

Одеваясь, она сказала:

— Я вернусь из Нарабала только к ночи. Ты как, продержишься?

— Если оставишь пищи и воды, чтобы можно было дотянуться. И что-нибудь почитать.

— Почти ничего нет. Но Я принесу. Надеюсь, день у тебя пройдет спокойно.

— Возможно, заглянет какой-нибудь гость?..

— Гость? — удивленно воскликнула Тесме. — Никто сюда не придет. Или хочешь сказать, что с тобой был еще кто-то, и он будет тебя искать?

Нет-нет, со мной никого не было. Я подумал, может быть, твои друзья…

— У меня нет друзей, — торжественно объявила Тесме. И сразу же слова эти показались ей глупыми, полужалобными и мелодраматичными. Но чаурог ничего не сказал, и, пряча свое смущение, Тесме принялась тщательно затягивать ремнем мешок.

Он молчал до тех пор, пока она не собралась в дорогу, потом поинтересовался:

— Нарабал красив?

— Разве ты его не видел?

— Я шел с другой стороны, из Тил-омона. В Тил-омоне рассказывали, как красив Нарабал.

— Ничего особенного, лачуги. Грязь на улицах. Повсюду растут виноградные лозы, опутывая дом за год целиком. Тебе говорили в Тил-омоне? Ну, над тобой подшутили. Жители Тил-омона не выносят Нарабал. Это города-соперники. Два главных тропических порта. Если кто-то в Тил-омоне расхваливает красоты Нарабала, он просто лжет.

— Но для чего?

Тесме пожала плечами.

— Откуда я знаю? Может, чтобы убрать тебя подальше от Тил-омона. В любом случае, в Нарабале нечего смотреть. Тысячу лет назад он, возможно, и был чем-то, но теперь это просто грязный город.

— Все же я надеюсь повидать. Когда нога окрепнет, ты мне покажешь свой город?

— Разумеется, — кивнула она. — Почему бы и нет? Но ты будешь разочарован, уверяю тебя. А теперь пойду, хочу добраться до него пока прохладно.

Быстро, представляя на ходу, как однажды войдет в город с чаурогом, шла Тесме по тропе. Интересно, как на это отреагируют в Нарабале? Начнут забрасывать их камнями или навозом? Будут тыкать пальцами и ржать, а заодно и поносить ее, когда попробует здороваться со знакомыми? Вероятно. Чокнутая Тесме, станут судачить, привезла в город инородца; не занимаются ли они в джунглях непотребством? Да, да. Тесме улыбнулась. Забавно будет пройтись по Нарабалу с Висмааном. И она попробует, как только он сможет одолеть долгую дорогу через джунгли.