— Я не могу забыть тебя, Тесме.

— И я.

Она стояла в дверях, наблюдая, как он исчезает у пруда. Ощущение легкости, мира и тепла пронизало ее душу. Она сомневалась, что когда-либо решится навестить Висмаана, Турном и их вылупившихся ящериц, но все было правильно. Висмаан понял. Тесме начала собирать свое имущество и укладывать в мешок.

Была еще только середина утра, и можно спокойно идти в Нарабал.

Она добралась до города после полудня.

Прошел год с тех пор, как она покинула город, и много месяцев, когда была здесь в последний раз. Ее удивили перемены: округу заполонила гудящая суета, повсюду росли новые здания, в Проливе стояли корабли, улицы шумели. Нарабал, казалось, захвачен чужаками: множество чаурогов, хьертов, сотни гигантских четырехруких скандаров, целая круговерть странных существ, занятых своими делами. Тесме с трудом добралась до дома матери, где застала обеих сестер и брата Далкана. Они глазели на нее с изумлением, чуть ли не со страхом.

— Я вернулась, — сказала Тесме. — Я знаю, что выгляжу, как дикий зверь, нужно привести в порядок волосы, надеть новую тунику и снова стану человеком.

Она переехала жить к Раскелорну Ювалу спустя несколько дней, а в конце года они поженились. Иногда она думала признаться ему в том, что произошло между нею и чаурогом, но не решалась, и постепенно случившееся стало забываться, стало казаться не столь уж важным, как и то, откроется она мужу или нет. Она призналась, наконец, десять или двенадцать лет спустя, во время обеда в одном из новых ресторанов в квартале чаурогов в Нарабале за жарким из билантона; много выпила, слишком много золотистого вина, слишком сильно навалились старые воспоминания. В конце своей исповеди Тесме спросила:

— Ты хоть что-нибудь подозревал?

И он ответил:

— Я понял это сразу, едва увидел тебя с ним на улице. Но какое это имеет значение?

Несколько недель после поразительного опыта Хиссун не осмеливался возвращаться к Счетчику Душ. Нужно было время, чтобы все переварить, впитать в себя. За какой-то час в маленькой комнатке он прожил несколько месяцев жизнью женщины, оставившей зарубку на сердце. Странные новые образы возникали теперь в сознании.

Во-первых, джунгли; Хиссун не знал ничего, кроме заботливо управляемого ровного климата подземного Лабиринта; если вычеркнуть время, когда он ездил в Замок Горы, чей климат был вполне идентичен Лабиринту. Поэтому так поразили сырость, густая листва, дожди, птичьи трели и гудение насекомых, ощущение влажной грязи под ногами.

Во-вторых, то, кем он был. Женщиной! Потрясающе! И взять в любовники чужака! Хиссун даже не находил слов, он просто воспринял все, как есть, как данность, чтобы не терзать себя понапрасну и не запутаться. Много и кроме этого оставалось для раздумий, например, ощущение Маджипуры как развивающегося мира с дикими, неисследованными областями, с грязными немощеными улицами в Нарабале. Хиссун размышлял часами, пока бездумно готовил для архива отчеты сборщиков налогов, и постепенно приходил к мысли, что сильно изменился благодаря Счетчику Душ и никогда уже не станет прежним. Каким-то непостижимым образом будет теперь не только самим собой, но и женщиной Тесме, жившей и умершей девять тысяч лет назад на другом материке, в жарком дождливом местечке, которое он никогда не увидит.

И, разумеется, жаждал еще раз прикоснуться к Летописи. Когда он решился на вторую попытку, дежурил другой чиновник — хмурый коротышка урун, косо поглядывающий на приближающегося посетителя.

Хиссун протянул пропуск и быстро очутился внутри. Задумался, что выбрать, и в конце концов решил остановиться на временах Властителя Стиамота, на последних днях покорения армией человеческих поселенцев метаморфов Маджипуры.

Я стану солдатом армии Венценосца, подумал он, и, возможно, даже увижу Властителя Стиамота.

Сухие предгорья полыхали кривым гребнем от Милиморна до Хэмфиси, и даже здесь, наверху, в пятидесяти милях восточнее, на Зугнорском Пике капитан Еремайл ощущал горячие порывы ветра и привкус гари в воздухе.

Густой черный дым поднимался над всей областью. За час или два летатели протянут огненную линию от Хэмфиси до небольшого поселения в начале долины, а завтра зажгут зону с юга до Силтанмонда, и тогда заполыхает вся провинция, и горе тому Меняющему Форму, кто там замешкается.

— Теперь недолго, — сказал Вигган. — Война почти закончилась.

Еремайл оторвался от карт северной части континента и посмотрел на младшего офицера.

— Вы так думаете?

— Тридцать лет. Вполне достаточно.

— Не тридцать. Пять тысяч лет, шесть тысяч лет — с тех самых пор, как люди впервые пришли в этот мир. И почти все время шла война, Вигган.

— Но ведь какое-то время мы просто не сознавали, что ведем войну!

— Да, — согласился Еремайл, — да, мы не понимали. Зато понимаем теперь.

И он вновь обратил внимание к картам, низко склонившись над ними. Масляно-едкий воздух резал глаза и туманил взор, а карты были как назло мелкомасштабные. Медленно провел карандашом по контурным линиям предгорья под Хэмфиси, не задерживаясь на селениях.

Каждая деревушка вдоль огненной дуги была отмечена на карте (как он надеялся), и офицеры побывали во всех, предупреждая о скором испепелении…

Ему и его команде было очень тяжело при мысли, что картографы могли пропустить какое-нибудь богом забытое местечко. Властитель Стиамот издал указ, предупреждающий, что ни один человек не должен погибнуть в пламени колоссальной облавы: всех поселенцев следовало уведомить загодя, дать время на эвакуацию.

Метаморфы получили такое же уведомление. Нужно не выжигать врага, неоднократно повторял Властитель Стиамот, цель одна: заставить метаморфов подчиняться, и огонь, кажется, являлся самым лучшим средством. На самих носителях Огня может сказаться столь тяжкая обязанность, подумал Еремайл, но с этим затруднений не возникнет.

— Каттикаун — Визферн — Домгроув… Сколько же их! И отчего людям хочется тут жить, Вигган?

— Они уверяют, что земли плодородные, а климат мягкий для такого северного района.

— Мягкий? Я полагаю, вы имеете в виду не по полгода без дождя? — Еремайл закашлялся. Ему почудилось, будто он слышит треск далекого огня сквозь рыжевато-коричневую, до колен, траву. В этой части Альханроеля дожди шли всю долгую зиму и напрочь исчезали летом; можно было подумать, что природа бросала вызов земледельцам, но, очевидно, те как-то справлялись, учитывая, сколько ферм тянулось по склонам холмов и внизу в долинах до самого моря. Сейчас стояло самое засушливое время года, и местность несколько месяцев изнывала под летним солнцем — сухость, сухость и сухость, — чернозем растрескался и покрылся бороздками, выросшие за зиму травы поникли и высохли, густолиственные кусты пожухли и замерли. Самое подходящее время, чтобы поджечь местность и сломить упорного врага на самом краю океана, или сбросить его туда! И не потерять ни одной человеческой жизни, ни одной! Еремайл вновь принялся изучать список Чикмоуг, Фиэйли, Мичимэнд… Потом вновь поднял глаза.

— Вигган, чем вы займетесь после войны?

— У нашей семьи земли в долине Клайга. Наверное, снова фермерством, а вы?

— Мой дом в Сти. Я был инженером, строил каналы, водоводы и тому подобное. Могу опять этим заняться. А когда вы последний раз видели Клайг?

— Четыре года назад, — вздохнул Вигган.

— Я пять лет не был в Сти. Вы ведь участвовали в битве под Тримэйном?

— Был даже ранен, легко.

— И вам приходилось убивать метаморфов?

— Да.

— Нет, — Еремайл покачал головой. — Мне — нет. За все девять лет в армии не отнял ни единой жизни. Конечно, я офицер, но, подозреваю, убийца из меня никакой.

— Да и из всех нас тоже, — заметил Вигган. — Но когда они приближаются к вам, меняя форму раз по пять в минуту, или когда вы узнаете, что они совершили налет на земли вашего брата и перебили всех близких…