Дорнли по праву снискал свою репутацию. Над воротами этого возвышающегося на фоне серого холодного неба зловещего строения следовало бы высечь надпись: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Трот отпрянула от окна кареты, не зная, радоваться ей тому, что томительная поездка завершилась, или печалиться, что ее конечная цель так негостеприимна, как и предупреждал Кайл.

Она сидела напротив мужа и его отца в массивной, роскошной карете Рексхэма. Это тесное пространство они делили Два долгих дня, стараясь не встречаться взглядами.

Последние две недели выдались особенно утомительными. Через два дня после возвращения блудного сына к воротам Уорфилд-парка подкатил экипаж лорда Рексхэма. Двумя часами раньше прибыла леди Люсия. Под обычными резкими манерами граф скрывал волнение наседки, под крыло которой только что вернулся потерянный цыпленок. Кайл принимал всеобщие знаки внимания устало, но любезно, а Трот подозревала, что он предпочел бы побыть один.

Но ее мнение никого не интересовало. С тех пор как он появился в поместье и занял отдельную комнату, Трот вдруг почувствовала, что к ней относятся иначе, чем когда Кайла считали погибшим. Нет, никто не был груб с ней, никто не говорил вслух о том, что ей не место в кругу семейства Ренбурн, но Трот казалось, что она вдруг стала никому не нужна. Долгие дни и ночи она постоянно напоминала себе, что Кайл отдалился не только от нее.

Оживлялся он лишь в обществе брата. Доминик стал резким и нетерпеливым со всеми, кроме Кайла, и Трот чувствовала, что от одного брата другому передается энергия ци, силы Доминика питают его близнеца. А может, все это ей просто мерещилось. В практичной Англии обычаи и поверья далекой родины порой казались Трот смешными суевериями.

К счастью, Мериэл по-прежнему была добра к ней. Она не давала Трот скучать, поручала ее заботам детей, брала с собой на прогулки, вместе с ней работала в оранжерее, предвкушая возможность с наступлением теплых дней пересадить растения в сад.

Но в Дорнли Трот не могла рассчитывать даже на поддержку Мериэл. Проведя в Уорфилде десять дней, Кайл оправился настолько, что согласился вернуться в родовое гнездо. Старик Рексхэм так спешил перевезти сына к себе, словно не верил в его возвращение. А может, он стремился разлучить Кайла с Домиником и впредь держать наследника при себе. Трот догадывалась, что в планах графа ей вообще не отведено места.

Несмотря на желание постоянно быть рядом с мужем, Трот терпеливо выжидала и надеялась, что со временем Кайл переменится к ней. Она одевалась, говорила и вела себя, как подобало английской леди, стремясь заслужить одобрение Рексхэма. Порой она ловила озадаченный взгляд Кайла, который будто не узнавал ее, и догадывалась, что он удивлен тем, как быстро она переняла манеры знатной дамы. Трот с детства была наделена талантом подражания, а от матери унаследовала утонченную женственность.

Карета остановилась перед крыльцом Дорнли, лакей поспешил открыть дверцу и опустить подножку.

Очутившись под дождем, Трот вздохнула с облегчением. Она была бы рада провести два дня в пути наедине с Кайлом, но присутствие Рексхэма все меняло. Несомненно, и граф хотел побыть вдвоем с сыном. А Кайл? Вероятно, он радовался тому, что в дороге его избавили от разговоров.

В холле Дорнли – холодном, гулком, совершенно пустом – выстроилась длинная шеренга слуг, почтительно встречающих наследника графа. Из вежливости Кайл поздоровался с каждым, пройдя вдоль шеренги, а Трот в это время ждала в сторонке, замечая, с каким любопытством посматривают на нее обитатели замка.

К ее удивлению, Кайл, покончив с приветствиями, подошел к ней, взял ее под руку и подвел к слугам. – Моя жена, леди Максвелл.

При этих словах в ее душе вспыхнула искра надежды. Но пока Кайл представлял ей старших слуг, она заметила, что Рексхэм недовольно поджал губы. Экономка повела Трот в ее комнаты, и Трот мысленно вновь поклялась быть терпеливой и вести себя безупречно, как подобает английской леди.

Больше она ничего не могла поделать, разве что молиться и надеяться.

Проведя в Дорнли неделю, Трот поняла, почему Кайл сбежал отсюда. Любой знаток фэн шуй пришел бы в ужас от многочисленных острых углов, тесноты в одних комнатах и зияющей пустоты в других, общей атмосферы мрачности и уныния.

Но, наверное, этот дом вполне устраивал ее мужа, который блуждал по комнатам, как привидение, – любезный, но настолько отчужденный, что даже во время разговоров оставался погруженным в свои мысли. Очевидно, его терзала болезнь похуже малярии и истощения. Болен был его дух, а не плоть. Любопытство и жажда жизни, которые так поразили Трот при первой встрече с Кайлом, улетучились, от него словно осталась пустая оболочка.

Трот хотела помочь ему, но не знала, как, и боялась ошибиться. К тому же ей было нелегко поддерживать свой дух, упавший за целую неделю, проведенную в доме, похожем на мавзолей, за окнами которого непрерывно лил дождь.

Чтобы скоротать время, Трот читала, осматривала комнаты, осторожно знакомилась со старшими слугами, но больше всего ждала хоть какого-нибудь ободрения со стороны мужа. Власть над ее сомнениями и надеждами находилась в его руках. Именно ему полагалось сделать первый шаг.

Выдержит ли он пышный прием, который Рексхэм решил устроить назавтра в честь возвращения сына? В Дорнли была приглашена вся знать округи. Кайл знаком почти со всеми гостями, но многолюдное сборище наверняка утомит его. Саму Трот перспектива приема ужасала, она решила остаться в своей комнате. В отличие от рождественского бала в Уорфилде здесь ее никто не хватится.

Неожиданно сквозь тучи выглянуло солнце. Расчесывая волосы, на ночь заплетенные в косу, Трот любовалась в окно великолепными холмами Нортхемптоншира. После дождя вся зелень пошла в рост, под деревьями расцвели ярко-желтые нарциссы, живые изгороди покрылись первой листвой. Теперь Трот понимала, почему Кайла так тянуло на родину – но не в унылый отцовский дом, а к удивительной природе.

Пока Трот скручивала волосы в скромный узел на затылке, ей в голову пришла удачная мысль – предложить Кайлу верховую прогулку. Может быть, он будет рад показать ей поместье. Рексхэм, страдающий подагрой, не сможет сопровождать их, и они с мужем побудут час-другой вдвоем. Если повезет, они разговорятся и смогут насладиться обществом друг друга, как когда-то в Китае.

Предвкушая удачную прогулку, она позвонила, зовя Бесси, свою новую горничную, и приказала подать амазонку. Если Кайл откажется, она прокатится одна. После длительного бездействия ее тело жаждало движения.

Упражнениями, поддерживающими поток ци, она не занималась с тех пор, как они покинули Хошань.

Сначала путешествие пешком отняло у нее слишком много сил, потом ей пришлось ютиться в тесной корабельной каюте. В Уорфилде, где любую ее причуду восприняли бы как должное, она порывалась возобновить тренировки, но, подумав, решала, что им нет места в жизни чопорной леди Максвелл.

Трот поспешно позавтракала чаем, поджаренным хлебом и джемом. Обедала она в столовой, в обществе Кайла и Рексхэма, но завтрак попросила подавать ей в комнату, чтобы не усиливать напряжение, царящее в доме.

С помощью Бесси Трот облачилась в амазонку, сшитую из скромного темно-синего сукна. Изобретательная портниха отделала ее золотым галуном на манер армейского мундира, и результат получился поразительным.

Подхватив длинные юбки, Трот сбежала по лестнице, чувствуя прилив веселья и оптимизма. Может, Кайлу настолько понравится прогулка, что он проявит интерес и к другому, более интимному галопу…

Упрекнув себя за недостойные мысли, Трот подумала, что они приходят к ней в голову слишком часто. Желание Кайла угасло, но ее по-прежнему влекло к нему, ей приходилось сдерживаться, чтобы поминутно не касаться его руки. Еще труднее было не броситься к нему в объятия, надеясь поцелуем воспламенить страсть.

Всему свое время. Встретив в холле дворецкого, Трот спросила: