Я почти совсем пал духом и отчаялся, но кто-то, на мое счастье, все же позвал Деррика с Кондрадом. Королеву беспокоить слуги побоялись, а мужчин озадачить судьбой знакомого — видимо, в самый раз. Деррик был сонный и злой, его взгляд пылал осуждением, но бывший зам Кондрада был хотя бы вменяем. Их сопровождал ординарец Деррика с трехсвечником.

Второй… Кондрад был и сонный, и злой, и не… вменяемый. Сильно. Причем на меня даже не посмотрел, тратил свою энергию исключительно на зевак. Эффектно так тратил… со знанием дела.

Черный Властелин (ну и прозвище! Кстати, теперь понимаю, за что его так зовут!) медленно и страшно повел глазами по сторонам, рявкнув хорошо поставленным голосом:

— Н-ну?!

И толпа мгновенно поредела. Не скажу, что они бежали со всех ног, но как-то само собой тихо и мирно рассосались. Даже не так — испарились! Через минуту остался один бледный мажордом, скрыться которому не позволяла то ли гордость, то ли должность, зять с приятелем и ординарец.

Когда настало время вопросов и ответов, я, понимая, насколько идиотски будут сейчас звучать мои оправдания, приготовился к длительному допросу. Но он не понадобился.

Кондрад Дорсетский повернулся к мажордому и ледяным голосом спросил:

— Девка… из чьих будет?

Мажордом затрясся и заблеял:

— О-о-о… э-э-э… не могу знать…

— ЧТО-О-О?! Так ты, собачий сын, из-за незнакомой девки собрался порешить моего шурина? — взревел Кондрад.

Мажордом окончательно сник и закланялся низко-низко:

— Ваш велицтво, не извольте гневаться, подменный я… заместо дядьки маво, временно взяли. Надоть у економки поспрошать, она усех знаить…

В это время в коридоре раздался громкий женский возглас:

— Боженьки, что стряслось?! — К нам стрелой летела та сама злополучная экономка.

Я уже имя ее забыл… как ее… А! Брячеслава!

Могучая женщина подошла ближе и всплеснула руками:

— Ой, батюшки светы! Клена!

Я облегченно вздохнул. Кондрад и Деррик переглянулись.

А Брячеслава тарахтела:

— Племяшка моя, единственная. Всем хороша. Девка что надо — и крепкая, и смазливая, и в работе ухватиста, да вот беда… Сновида. По ночам повадилась шастать. Все ищет кого-то, по коридорам в потемках шатается. Я завсегдой ее будила, гулять средь людей не пущала — мало ли… али напугает кого, иль сама напугается… Да вот сегодня не поспела. Вы уж простите, — обратилась ко мне, — не со зла на вас люди подумали, по недомыслию…

Хорошенькое «не со зла»! А что тогда со зла? Три дня пыток и гильотина? Или тоже не со зла?..

Главный помощник старшего дворника, то бишь коварный сменщик мажордома, от испуга совсем слился с окружающей мебелью. Без бинокля не найдешь.

— Клена, Кленушка, просыпайся! — Экономка тронула свою родственницу за плечо. Судя по всему, племяннице ее прикосновение не особо понравилось. Она открыла глаза, пулей взлетела с моих рук, оскалилась и зашипела:

— МОЙ!!!

Я тут же возразил без особых церемоний:

— Я свой! — встал наконец и преспокойно продел ремень в брюки.

А чего волноваться? Кто бы меня чьим не называл — до лампочки! Я на то согласия не дал. Я вольный. Ко мне неприменимо крепостное право.

Реакция тетушки была немного нестандартной. Я не рассмотрел точно, что случилось, — племянница Брячиславы стояла ко мне спиной, но успел заметить: глаза у тетки заметно округлились, а волосы приподнялись, словно от контакта с динамо-машиной. Кондрад с Дерриком вновь похватались за сабли.

— Свят-свят-свят, — как заведенная, твердила Брячеслава непослушными губами, пятясь от родственницы. — Господи помилуй, арианэ!

— Денис! — Кондрад был на удивление серьезен. — Денис, она тебя целовала?

Я удивленно воззрился на зятя, воспылавшего странной любознательностью.

— Это имеет какое-то значение?

— Имеет! — Голос Черного Властелина был на редкость мрачен.

Ладно, в принципе это не секрет.

— Ну… было такое. Один раз.

Кондрад с Дерриком дружно застонали.

— Тебе понравилось? — опять спросил этот моральный вуайерист.

Я чуть пальцем у виска не покрутил.

— Понравилось?!! — Голос Кондрада сорвался. — Отвечай, не дури! Это не шутки!

После этого вопроса все обратились в слух — и воины, и заместитель мажордома, и тетя с племяшкой.

Я молчаливо пожал плечами. Не хватало еще обсуждать такие вещи вслух!

— Ничего особенного. Наверное, ей приснился кто-то, а поцелуй достался мне.

— Похоже, нет! Не понравился! — мрачно резюмировал Кондрад. Он прислонился спиной к стене и начал методично биться об нее затылком со словами: — Илона меня убьет!

Да, бедные мозги! Сейчас закончит взбивание пудинга с телячьим субпродуктом — и в духовку! Мама так часто делает… Я глянул на представление, которое он устроил, и начал улыбаться.

Кондрад удивился моей реакции и уточнил:

— Она… — Брезгливое движение поджатых губ. — …Арианэ, достигшая полной силы!

Я опять пожал плечами. Он думает, я шарю в мифологии этого мира? Он ошибается.

Илона

Когда я увидела, кто нас посетил, то забыла все свои проблемы и обиды. Помимо воли мои губы расплылись в зловещей многообещающей улыбке. У меня просто душа запела. И вы меня поймете!

Из дымового лифта выпал Форсет. Я чуть не запрыгала от удовлетворения. Вот здорово! Это он удачно зашел, это ему подфартило со страшной силой. И этой страшной силой буду я!

— Рицесиус! — радостно завопил толстячок, широко распахивая пухлые ручонки для иудиных объятий. — Дорогой друг! Как мне тебя не хватало! — и к трону, к трону…

Очки дяде нужно срочно купить! Или поставить два фингала для улучшения освещения дороги, куда я собралась ненавязчиво, но твердо спровадить этого лысоватого индивидуума.

Пока Форсет пытался нежно обнять и сладко облобызать пустой трон, я спокойно встала с места, где сидела. Правда, встала — это громко сказано. Скорее, меня бережно подняли парфенушки. Тихо прошептав добровольным помощникам: «Спасибо!», я летящей, качающейся и колыхающейся походкой приблизилась к богу с тыла и, шлепнув по плечу ладонью в мягкой перчатке, проорала:

— Алее капут! Хенде хох!

Форсет подпрыгнул от неожиданности, сделал замысловатый пируэт и оказался лицом к моему «телевизору».

— Шнеле-шнеле! — удовлетворительно крякнула я. — Их бин ферштейн?

— Ты-ы к-кто?

Толстяк упорно вглядывался в знакомые черты, но опознать меня в этом фотороботе не мог. Впрочем, я и сама себя не узнавала. Но мне простительно — в конце концов, я женщина, существо нестабильное и переменчивое… Ага, а еще зыбкое, нетвердо стоящее на ногах и крайне неустойчивое! Но не морально — физически. Морально я крепче любой скалы! Правда, скала об этом не знает!

— Я — телепузик с ракетным двигателем пониже талии! Ужас здешних мест! Гроза Парфенона! Призрачный мститель!

Глаза божественного «Краника» стали квадратными. Редкие волосики поднялись шаром вокруг лысины, превращая просто дедушку в дедушку — божьего одуванчика.

— Да-да! — поддержали меня мохнатики. — Великая! Красивая! Ужасная!

Последнее могли бы и не говорить! Но… что сказано, то сказано!

Я погладила ближайшую, яростно подскакивающую парфенушку по голове и снова вернулась к Форсету:

— Проникся, несчастный?

— Почему несчастный? — вкрадчиво поинтересовался бог справедливости и защиты. И вдруг у него открылись глаза: — Илона?!!

— А ты кого ждал, болезный? — в свою очередь поинтересовалась я, надевая кадуцей на шею во избежание потери ценного имущества и в знак своего высокого положения.

— Рицесиуса, — растерянно ответил Форсет и попер танком: — Ты как здесь оказалась? Где главный бог? И почему у тебя символ верховной власти?

— Я за него! — спокойно подложила богу противотанковую гранату. — Так что «стоять — бояться, упасть — отжаться!».

На пару-тройку минут Форсета закоротило от свалившейся на него информации. Причем оригинально так закоротило… У него закрывались глаза, открывался рот. Закрывался рот — открывались глаза. В конце концов я заподозрила неумелую подтяжку лица. Когда у жертвы косметической хирургии остается очень мало кожи, и, чтобы что-то открыть, ему требуется что-то другое срочно захлопнуть.