Бывает, что степень первичной реактивности организма, та, с которой человек родился, очень обостряется при туберкулезе. На этом благодатном фоне развивается аллергический процесс такой силы, что его можно сравнить разве что с пожаром. «Пламя» охватывает то один орган, то другой, и, как говорят врачи, туберкулез принимает «генерализованную форму». С легких болезнь перекидывается на почки, мозг, изъедает суставы. При таком туберкулезе уже не помогают никакие лекарства — столь велик аллергический «накал» организма.

Феноменально много феноменов!

Изучение аллергии, по существу, бесконечная вереница загадок. По числу феноменов, открытых ею, эта наука прямо чемпион, так их много! Почти каждый феномен именной — носит фамилию врача, который впервые описал его. При туберкулезе он называется пробой Пирке, при бруцеллезе — пробой Берне, есть феномен Дика, Санарелли, Шварцмана, Беринга… Только, пожалуй, при сапе аллергический феномен обозначается просто как «малеиновая проба».

Вот, например, что происходит при феномене Артюса. Кролик и лошадь, как известно, родственники не очень близкие. Даже если их попытаться сроднить общей кровью, все равно не выйдет. Скажем, кролику ввести кровь лошади.

Делается небольшой укол в кожу, в чисто выбритый кроличий бок. День проходит, ничего вроде бы не меняется. Кролик подвижен, здоров и с завидным аппетитом очищает свою кормушку. На следующее утро он получает еще один такой укол и опять «не замечает» его. На третий день зверек начинает беспокойно метаться по клетке, ничего не ест и жалобно стонет. Еще бы: на боку, в месте укола, зияет ужасающая глубокая язва. Это сработала аллергия. Ведь в крови лошади содержится много веществ, которые для кролика сильные аллергены. Тоже самое будет, если лошади ввести сыворотку кролика (разумеется, в несравненно большой дозе) или поставить этот опыт на двух других животных разного вида.

А при феномене Шварцмана наблюдается такая картина. Кролик получает в кожу один-единственный укол. Обычно вводится лошадиная сыворотка, но можно взять сыворотку морской свинки или небольшое количество каких-нибудь микробов — это дела не меняет. Прошел день. Кролик чувствует себя превосходно, и на его боку нет ни малейших следов от укола. Если теперь сделать второй укол (только лишь второй!), но не в кожу, а в вену кролика, чтобы аллергены сразу попали в кровь, начинаются удивительные превращения. Как на фотографической пленке происходит «проявление» первого укола на коже: отек, краснота, омертвение тканей, а затем огромная зияющая язва. Но ведь второй укол был сделан совсем не рядом, а в вену! Почему так получается? Непонятно.

Совсем уж парадоксальные вещи обнаруживаются в феномене Беринга. Если очень маленькие дозы ядов болезнетворных бактерий ежедневно давать какому-нибудь животному, например лошади или мыши (всего одну сотую либо тысячную долю смертельной дозы), то звери начинают болеть, чахнуть и в конце концов обязательно погибают. Если тот же бактерийный яд ввести не дробно, а всю дозу сразу, животные остаются в живых. Казалось бы, такое единовременное поступление ядовитых веществ должно оказать более сильное действие, как концентрированный удар, однако все происходит наоборот.

Кожная аллергическая проба, о которой было уже так много рассказано, по существу, тоже феномен. Это своеобразные «позывные» аллергии.

Кожа — экран, на который проецируются внутренние процессы, происходящие в нашем организме. «Запомните, что никаких кожных болезней нет, а есть только общее заболевание, которое отражается на коже», — слышит студент-медик, едва переступив порог дерматологической клиники. Волдыри, сыпь, язвы — всего лишь наружное проявление «аллергического вулкана», который бушует внутри человека. Это «лава», которая в зависимости от характера течения аллергии самопроизвольно изливается на кожу. Весь организм при этом находится в состоянии большого напряжения, значительной «наэлектризованности», а кожная проба как бы отблеск при пожаре. Стоит добавить к аллергенам, которые работают внутри, самую их малость на кожу, как сразу же вокруг укола появляется краснота.

Нет возможности рассказывать о других аллергических феноменах — их слишком много. Общая черта роднит все эти загадки природы: неясность, даже какая-то абсурдность происходящего, не укладывающаяся в рамки наших известных медицинских знаний. Феномены описаны много лет назад, но и до сих пор не находят объяснения. И даже счетно-вычислительные машины не могут здесь помочь биологам.

Лягушки помогают по-прежнему

Дело было так. Однажды немецкому натуралисту Фрейлиху пришла в голову счастливая мысль. Что, если лягушке, обыкновенной прудовой лягушке, сделать укол чужеродной сыворотки? Под рукой у него оказалась только лошадиная сыворотка, и он набрал ее в шприц. Проколов тонкую лягушачью кожицу, нажал на поршень. Появился небольшой желвак, который потом постепенно рассосался.

Прошел день, второй. Квакушка вела себя как ни в чем не бывало. Фрейлиху не терпелось узнать, что же все-таки с ней происходит. Неужели так ничего и не изменилось? Лягушка не собиралась ни болеть, ни умирать. Тогда Фрейлих оставил эту лягушку для наблюдения, а сам взял другую и проделал с ней то же самое. Он все думал и думал, как заглянуть внутрь лягушачьего тела, чтобы узнать, что там творится.

И тут Фрейлиха осенило: надо же посмотреть в микроскоп на брызжейку! Это тончайшая пленка, которая тянется во всю длину кишечника. Она прозрачна и пронизана сетью кровеносных сосудов, питающих кишки. Ученый усыпил лягушку, вскрыл ее и растянул на предметном столике микроскопа брызжейку.

Ну, теперь видно хорошо! Вот основной ствол кровеносного сосуда, а это ветви — капилляры. По ним быстро струится кровь. Наталкиваясь друг на друга плывут в ней эритроциты, лейкоциты, тромбоциты. Некоторые шарики, подталкиваемые другими, выписывают замысловатые дуги.

Надо сказать, Фрейлих погубил немало лягушек, но все же не нашел в них ничего особенного.

Но вот однажды он придумал новый опыт. Сделав лягушке укол, он растянул под объективом микроскопа брызжейку и капнул на нее сверху маленькую каплю той же лошадиной сыворотки, которая осталась в шприце. Взглянул в микроскоп и — ахнул. Кровяные шарики, которые до этого быстро бегали внутри сосудов, внезапно остановились. Они не желали больше двигаться. Лейкоциты, эритроциты, тромбоциты сиротливо прижались к стенке сосуда. А жидкая кровь, в которой они плавали, начала стремительно просачиваться наружу. Вокруг кровеносного сосуда нарастал отек.

Так было сделано очень важное открытие.

Стенка кровеносного сосуда пронизана множеством крохотных дырочек и поэтому проницаема, как решето. Аллергены, бывшие в той капле, которую Фрейлих уронил на брызжейку, моментально всосались в кровь. Где-то там в глубине лягушачьего тела они встретились с теми, которые попали в нее раньше, из шприца. Теперь же их стало значительно больше, и они соединенными силами атаковали бедную лягушку.

Фрейлих первым увидел, что происходит при аллергии в крови. Он узнал, что самая примечательная ее черта — выход жидкости из кровеносных сосудов и обширные отеки. Отек развивается со скоростью стихийного бедствия. Если дать волю воображению, отек можно было бы сравнить с наводнением.

То, что Фрейлих увидел в маленькой лягушке, происходит и в человеке. Кровеносные сосуды «мелеют», жидкая кровь уходит в ткани, а кровяные тельца застревают на «мели». Они теперь не могут выполнять работу, которую природа им поручила. И ткани организма голодают.

Когда начинается аллергическое «наводнение», стенки сосудов не в силах удержать напор плазмы крови, которая стремится выйти наружу. Аллергены буквально изгоняют ее из капилляра. Жидкость покидает сосуды и превращает полости, где лежат наши органы, в настоящие внутренние «озера». А легко ли дышать легким, когда кругом наводнение? Как работать отекшему сердцу?

Теперь мы знаем, что происходит при аллергии в крови. А в других органах — что там?