На палубе и на крыльях мостика вспыхнули мощные прожектора. И сразу же стало ясно: пользы от них никакой. Лучи упирались в стену тумана и растворялись в нем.

Тоскливо и надоедно ревел сигнал. Маленький прибор-автомат через определенные короткие промежутки времени включал сирену, и эта методичность выворачивала душу наизнанку.

Прошло уже три часа с того времени, как начались поиски. Многим на судне казалось, что ночью, да еще в таком густом тумане, искать что-либо бессмысленно. Можно пройти в трех-пяти метрах и не заметить.

Время от времени на полубаке, на правом или левом бортах появлялся боцман и проверял — бдительно ли смотрят моряки.

На левом борту стояли два матроса. Один был очень молодой и потому легкомысленный, а другого боцман еще не успел как следует изучить. Он пришел на плавбазу в море несколько дней назад: списался с промыслового траулера.

Боцман увидел, что матросы, разговаривая, невнимательно следят за морем.

— Зря все это затеяли… Ищи ветра в поле, — посетовал один.

Услышав эти слова, боцман рассердился:

— Скомандовал бы я тебе по шее за такие твои дурацкие слова, да…

— Да жаль, что правов нету, — с безобидной усмешкой закончил фразу молодой матрос.

Боцман, когда бывал недоволен, всегда произносил эту фразу. Матросы ее давно знали и нередко, не давая ему договорить, заканчивали фразу сами. И каждый раз старый моряк искренне удивлялся, как это они догадываются, что именно он хотел сказать. В душе ему хотелось, чтобы матросы считали его строгим и даже сердитым. И часто недоумевал: почему его хоть и слушаются беспрекословно, но сердитым не считают.

За три часа капитан только один раз покинул мостик, и то лишь за тем, чтобы надеть короткую меховую куртку, которую обычно носил в море. Плавбаза уже несколько раз меняла курс. При других условиях давно можно было бы разыскать загадочную посудину. Если бы не туман… Капитан, как всегда, был спокоен и хладнокровен. Помполиту он напоминал иногда прибор, который автоматически включает туманный сигнал.

Почувствовав, что начинает зябнуть, помполит спустился к себе в каюту. Здесь светло и тепло. Взглянув на койку, подумал: как славно было бы сейчас нырнуть под одеяло и вытянуться. Но он быстро надел ватник и вышел. Спустился этажом ниже. В конце длинного коридора, где находилась столовая палубной и машинной команд, помполит увидел сквозь матовые стекла дверей свет. Почему свет? Ведь сейчас глубокая ночь. Открыл дверь. За одним из столов, вокруг большого никелированного чайника, сидели моряки. Перед тем как заступить на вахту, они «заправлялись». Чаепитие — особое занятие на кораблях. Хорошим, крепким чайком моряка можно соблазнить в любое время суток.

Помполит обладал счастливой особенностью: где бы он ни появлялся, он всегда был кстати, всегда вовремя. И к нему шли по самым разным делам. С одних он снимал тяжелый груз сомнений, в других поддерживал слабо мерцающий огонек надежды, у третьих как бы принимал на хранение наиболее хрупкие чувства.

Моряки сразу потеснились, освобождая место. Один принес большую кружку, другой пододвинул тарелку с селедкой, третий поставил кастрюльку с картошкой, сваренной в мундире.

— Чайку?

— От чая кто же откажется.

— Вопросик можно, товарищ помполит? — спросил моторист.

Механик заворчал на него:

— Хватит тебе. Дай человеку чаю попить.

— Хороший чай помогает беседе, — заметил помполит.

— Вот скажите, товарищ помполит, вы сами-то верите, что мы найдем что-нибудь в этой мути?

Помполит на секунду задумался. Он и сам задавал себе этот вопрос. И совершенно неожиданно понял весь смысл того упорства, которое он втайне назвал капитанским упрямством. Удивительно это бывает, мелькнуло в голове у него, когда сам задаешь нелепые вопросы — считаешь, что все правильно, а вот когда их задают тебе, понимаешь их нелепость. Хотя что нелепого в этом вопросе? Пожалуй, он даже справедлив. В устах рядового моряка. А в устах первого помощника — он нелеп. И поведение капитана все больше прояснялось. Да, поиски, может быть, ничего и не дадут. Но дело не только в этом.

— Неужели бы вас не беспокоила совесть, если бы мы нарушили закон моря и хладнокровно прошли мимо судна, которое терпит бедствие?

— Но ведь мы даже не знаем, есть ли там люди или нет?

— Потому и ищем, что не знаем.

— Все ясно, — сказал механик, решительно поднимаясь с места. — Закругляемся. Пора на вахту. — И, подходя к двери, обернулся: — Спасибо за науку, Алексей Иванович.

Помполит почувствовал, что мысль дошла. Больше ничего и не нужно. И перевел разговор в шутку.

— За чай спасибо…

Обойдя всю палубу, помполит пробрался на полубак сквозь груды всякого хлама: сломанные бочки, бухты старого троса, тюки изорванных сетей, принятых от траулеров. Здесь, съежившись от сырости и холода, сидели впередсмотрящие.

— Какая жизнь, хлопцы?

— Мутная, Алексей Иванович, — отозвался один. — Тут хоть назадсмотрящих ставь, все равно ничего не видно.

— Ревун этот туманный смертельно надоел, — подхватил второй.

— Вы-то чего не спите, товарищ помполит?

— А вы?

— Мы вперед смотрим.

— А мне приходится и вперед и назад.

— У каждого своя служба.

— Служить хорошо, когда видишь смысл, — продолжал второй матрос.

— При спасании на море ищут не смысл, а возможности.

— Понятно, только противно вот так, в тумане…

Подошли двое, чтобы сменить впередсмотрящих.

Один спросил насмешливо:

— Что, рябцы, нашли чего?

— Нашли. Полное море тумана.

— Ох ты, как вам повезло!

— И на вашу долю хватит. Ну, мы пошли. Хорошей вахты!

— Спасибо!

Здесь, на носу корабля, помполиту еще яснее стала бесполезность впередсмотрящих, ведь если наклониться через фальшборт, то даже воды не увидишь. И капитан, конечно, понимает это, однако своего распоряжения не отменяет… Снова мелькнула мысль об упрямстве, но тут же ее заслонила другая: это — урок. Капитан преподает всему экипажу урок — как должен вести себя в подобных случаях советский моряк…

Прямо с палубы помполит поднялся на мостик. Здесь тоже произошла смена. Заступивший на вахту старший помощник капитана, увидев помполита, пошутил:

— И чего это, Алексей Иванович, на вахту слабаков ставят? — И он указал на только что сменившегося второго помощника. — За четыре часа не могли разыскать какую-то посудину.

— Посмотрю, что вы скажете через четыре часа, — мрачно пробурчал второй. — Я ушел. Хорошей вахты!

— Спасибо, — ответил старпом и тут же сообщил помполиту: — Капитан только что спустился к себе. Спрашивал вас.

Капитан встретил помполита вопросом:

— А почему вы не спите?

— У меня над койкой в рамочке висят правила: что помполит должен иделать в случае пожарной, шлюпочной и водяной тревог. И везде там сказано одно и то же: обеспечивать политико-моральное состояние экипажа. Буквально не помню, но смысл таков.

Помолчали. Помполит в раздумье следил за тем, как извивалась тонкая ленточка дыма от сигареты.

Капитан, взглянул на часы, висящие на переборке:

— Ого, уже шесть. Скоро светать начнет. Идите спать, Алексей Иванович.

— А вы? — не удержался помполит.

— Я подожду до рассвета. Хочу, наконец, увидеть свет, черт побери!..

Помполит насторожился. Что-то неладное почудилось ему в негромких, напряженных словах капитана.

— И мне торопиться некуда.

— Тогда пойдем на мостик.

На мостике было все по-прежнему. Только здесь громче и надоедливей ревел сигнал. Старший помощник уже не таким бодрым голосом, как вначале, доложил капитану, что сделал третий поворот.

— Туман, товарищ капитан.

— К черту туман!