И опять, когда пришли на плавбазу, уже с другими инструкциями Виктор лазил по лодке. Он уставал, опять мало бывал дома, но настроение уже было не тем. Лодка стала его кораблем. Турбинный отсек работал, авралил и засыпал по команде лейтенанта Макарова. Командовать стало его дыханием. Не кричать, не приказывать, а внутренне руководить. Иногда он ощущал, что нужны не только слова, но даже молчаливое присутствие. Нужно, чтобы моряки знали, что у них есть командир. И защитник.

Виктор не доложил тогда никому о том, что Корнеев струсил. Несколько раз после этого он ловил полуиспуганный, полувопросительный взгляд матроса, а малоподвижное лицо Корнеева неуверенно улыбалось.

На второй или на третий день после прихода на базу Корнеев попросился в городок. Когда через час или через два Виктор шел по шоссе, Корнеев ждал его у одного из поворотов.

— Товарищ лейтенант, — сказал он и покраснел, как тогда в отсеке. — Вот я набрал тут… Возьмите.

Это были цветы, желтые, пахучие цветы тундры.

— Это не вам. Это жене вашей, — сказал Корнеев. — Сейчас их мало еще… Она обрадуется…

И, огромный, неуклюжий, он пошел обратно на плавбазу.

Виктор принес Тане цветы — сейчас они были очень кстати. В их отношениях близился тогда какой-то перевал. Они оба тянули вверх, тянули изо всех сил, но оба задыхались. Это действительно был «перевал», потому что потом стало легче… Но этого они еще не знали.

По извилистому шоссе троллейбус спускался к Ялте. Дорога была голубоватой от люминесцентных ламп.

— Татьяныч, — сказал Виктор. — Море. Смотри.

Она подняла голову с его плеча и улыбнулась в стекло.

— Да нет, — сказал Виктор. — С другой стороны. Вон там.

Курортное море лежало за огнями Ялты. У мола стояли теплоходы, и среди них один огромный, с многоэтажьем светящихся палуб, с приземистыми наклонными трубами, и хотя отсюда, с подъездного шоссе, не было слышно, но, наверно, по палубам теплохода гремела музыка, танцевали, что-то праздновали, иначе зачем бы тогда по палубам, мачтам и трубам блуждали лучи прожекторов и почему время от времени с палуб взлетали, отражаясь от притаившегося теплого моря, яркие, рассыпчатые огни ракет?

В воспоминаниях маршала С. М. Буденного есть примечательные строки: «…Разговор вновь зашел о Конной армии, и я видел, с каким интересом слушал нас Владимир Ильич. Рассказывая о составе нашей армии, я упомянул, что в ее рядах есть и моряки, которые с палубы кораблей пересели на коней и стали отчаянными рубаками. Глаза Ленина как-то по-особому заискрились.

— Вы подумайте, какие герои! — воскликнул Владимир Ильич. — Они как будто созданы для революции и начали ее выстрелом «Авроры». Вот это образец борьбы за социализм!»[27]

Беззаветная преданность революции, душевная стойкость, доблесть, мужество и отвага революционных матросов и вдохновила многих писателей на создание произведений о море и моряках.

В истории развития советской художественной литературы маринистика занимает один из важных разделов. Она вобрала в себя лучшие традиции литераторов, пишущих на морские темы.

Патриархом советской маринистики по праву считается Алексей Новиков-Прибой. Он много лет прослужил матросом, участвовал в Цусимском сражении, и его первые рассказы появились еще до революции.

Правдивое изображение действительности царского флота, которую Новиков-Прибой в полной мере испытал на себе, привело к тому, что некоторые произведения его в те годы были изъяты.

Особо ярко раскрылись грани таланта А. Новикова-Прибоя после Октябрьской революции. Он создал много произведений, которые обогатили советскую литературу. Прежде всего, это эпопея «Цусима», роман «Капитан первого ранга», который автору не удалось закончить, другие романы, повести, рассказы.

В двадцатые годы началась творческая деятельность Бориса Житкова, человека, тесно связанного с морем. Его морские повести и рассказы и посейчас пользуются огромным успехом, особенно у юных читателей.

Несколько особняком стоят произведения рыцаря мечты — Александра Грина. Он нарисовал свой романтический мир верных и отважных людей, действующих в вымышленных городах и портах вымышленной страны, которую исследователи назвали «Гринландией».

Всеволод Вишневский известен, прежде всего, как автор пьес «Оптимистическая трагедия», «Незабываемый 1919-й», «Первая Конная» и ряда других, сценария замечательного фильма «Мы из Кронштадта», романа-фильма «Мы, русский народ», неоконченной документально-художественной эпопеи «Война», которым присущи стремительность и напряженность сюжета, романтическая патетика, мастерство в изображении массовых сцен, резкая очерченность образов. Эти же творческие приемы характерны и для рассказов Всеволода Вишневского о военных моряках революционной эпохи, людях беззаветной храбрости, без колебаний отдающих свою жизнь ради торжества правого дела.

Самоотверженность и мужество, верность Отчизне проявляют герои произведений погибшего на фронте в боях с белофиннами писателя Сергея Диковского. Советские моряки-пограничники дальневосточных рубежей нашей Родины проявляют изумительную выдержку, подлинный героизм, находят выход из самых сложных положений, отстаивают неприкосновенность границ.

Характерен в этом отношении публикуемый в сборнике рассказ «Конец «Саго-Мару» из книги «Приключения катера «Смелый».

С большой любовью писал о море Константин Паустовский. Его привлекали и сильные натуры — «красный лейтенант» Петр Петрович Шмидт, один из руководителей ноябрьского восстания 1905 года в Черноморском флоте, и писатель-маринист Александр Грин, биографии которых он пытался воссоздать, и рядовые труженики моря. Но главное в его произведениях — это ощущение праздничности, счастья при соприкосновении с морской стихией.

Характерно, что все советские писатели-маринисты сами были тесно связаны с морем. Как уже говорилось выше,

Алексей Новиков-Прибой много лет прослужил в царском флоте. Всеволод Вишневский подростком добровольно пошел служить в действующую армию, а в период гражданской войны был пулеметчиком бронепоезда, затем флотским политработником. Александр Грин и Константин Паустовский немало проплавали на судах. Борис Житков по образованию кораблестроитель. Недавно автору этих строк посчастливилось обнаружить в архивах следующую справку: «Выдано сие студенту Петроградского Политехнического института императора Петра Великого — Борису Житкову в том, что он отбывал практику в судостроительном отделе наших заводов…» Справка выдана в 1914 году дирекцией николаевских заводов и верфей. А потом он был морским офицером, штурманом, капитаном научно-исследовательского судна, ихтиологом.

Эта традиция не нарушалась и в дальнейшем. Признанным флагманом маринистской литературы стал бывший морской офицер Леонид Соболев. Его роман «Капитальный ремонт», повесть «Зеленый луч», многочисленные рассказы посвящены морю и морякам.

Автор с гордостью говорил: «Я пишу флот…» Особым успехом пользуются рассказы, объединенные в книгу «Морская душа». В них с исчерпывающей глубиной показаны любовь к Родине, героизм и стойкость советских моряков в период Великой Отечественной войны.

Включенный в данный сборник публицистический рассказ «Моря и океаны» как бы определяет идейно-художественную концепцию писателя.

Кораблям и морякам, людям флота, мужественным характерам, овеянным романтикой революционной борьбы, посвящено творчество одного из мастеров советской маринистики Бориса Лавренева. Родился он в Херсоне, городе, хотя и стоявшем на Днепре, но по-настоящему портовом. В детстве ему довелось побывать в Севастополе, Одессе, других приморских городах, и желание стать моряком зародилось у Лавренева еще в ту пору. И ничего, что мечта эта не осуществилась, страстная любовь к морю, романтическая приподнятость отразились во всех его произведениях. Большинство повестей, рассказов, пьес посвящено героике гражданской и Великой Отечественной войн.