Я мог бы развлечь вас историей своих взаимоотношений с гномами в качестве Черного Властелина, ибо они всегда оставались двойственными. С одной стороны, мне импонировали присущие гномам жадность, коварство, холодная расчетливость, но упорное нежелание однозначно встать на мою сторону и совсем уж непримиримое отношение к моим вернейшим подданным (в первую очередь оркам) не давали моему чувству приязни перерасти в устойчивое дружелюбие, ведущее к взаимовыгодному сотрудничеству. Вследствие чего периодически у нас получалось довольно забавно – то я их подставляю, то они меня.

Однако сейчас речь пойдет о другом. Дело в том, что когда кто-то говорит (или пишет) «гномы», то в девяносто девяти процентах случаев под этим подразумеваются именно гномы. То бишь, вольно перефразируя известное изречение, худшая половина рода гномьего. А как же лучшая (назвать ее прекрасной, честно говоря, язык не поворачивается)? Почему ее обходят молчанием столь глубоким, что у людей, не сведущих в биологии, может сложиться превратное впечатление, будто гномы размножаются почкованием?

На мой довольно искушенный взгляд, так происходит отчасти из-за поверхностности наблюдателей, считающих, что если кто-то не лезет им в глаза и не орет громче других, то он ничего не значит. Но главная причина, безусловно, в том, что такова сознательная политика гномих. Они старательно уклоняются от общества чужеродных элементов, а если им не удается его избежать, то прикидываются скромными, безмолвными мышками (а точнее, исходя из обычных габаритов, свинками). Почему, из каких побуждений они так поступают, мне не известно. Но вот то, что в отсутствии посторонних гномихи разительно меняются – это факт, сам лично подсматривал. Куда только исчезают застенчивость и благочинность? Поза «руки в боки», горящий взгляд, рот не закрывается, а то, что оттуда доносится, по тембру и интонациям неприятно напоминает рев слона, неудачно усевшегося на кол. В общем, зрелище не для эстетов.

При этом гномы вовсе не забитые подкаблучники. На уровне рядового домашнего скандала они способны принять бой и даже при случае навязать свою волю, но вот в вопросах глобальных… Как вы думаете, чем занимаются все эти высокородные, длиннобородые гномы, когда съезжаются на советы, посвященные жизни своей расы и всего мира в целом? В муках (в смысле – на трезвую голову) рождают судьбоносные решения? Ничуть не бывало! Они только обсуждают, вдумчиво и неспешно, решения, которые давно уже приняты. Сами понимаете, кем… Возможно, вы мне не поверите, считая такое положение вещей надуманным и неправдоподобным. Как говорится, дело ваше, но я нахожу эту ситуацию логичной и подтверждающей мое давнее наблюдение: чем агрессивнее патриархат, тем чаще он маскирует собственную противоположность.

Ладно, давайте не будем разворачивать дискуссию, а посмотрим лучше, что представляет собой среднестатистическая гномиха в спокойном состоянии. И увидим суровую, уверенную в себе особу, обеими ногами крепко стоящую на земле (в чем немало помогает низко расположенный центр тяжести), всецело поглощенную заботами о своем хозяйстве. Ей в равной (абсолютной) степени чужды романтизм и авантюризм, наибольшей жизненной неудачей считается быть беднее, чем соседи, успехом – богаче. Особо горячих чувств к отпрыскам, как правило, гномихи не испытывают, но и на самотек воспитание не пускают, всячески поощряя проявления типовых гномьих качеств, а маломальские отклонения пресекая жесткими дисциплинарными санкциями. И, наконец, такая еще деталь – обычно гномихи управляются с оружием не хуже своих мужей…

Картина, думаю, ясна. И интересной ее не назовешь, но я хотел предоставить материал для сравнения с принцессой Финндувиахор, или, как она любит говорить, «просто Фин». По-моему, даже после первого знакомства вполне очевидно, как катастрофически мало общего было у нее с нормальной гномихой. Сравнительно веселый нрав, любовь к путешествиям и приключениям, удивительная благожелательность по отношению к не гномам, бунт против старших – все это не укладывалось ни в какие рамки.

Если же вам интересно, откуда она такая взялась, то вынужден разочаровать – ничего оригинального ответить не смогу. По-видимому, оттуда же, откуда берутся и все остальные. Попросту говоря, такой уж уродилась.

Спустя примерно час Джерри с исключительно мрачным лицом наблюдал, как лучи восходящего солнца медленно ползут по площади перед трактиром. В комнате тем временем события развивались своим чередом, и выражалось это в том, что Эрик рассказывал Фин их собственную историю и в целом, несмотря на некоторую путаность в изложении, с задачей справлялся. У Джерри бесспорно получилось бы много лучше, но он передоверил право поболтать товарищу, чтобы в спокойствии принять решение. Собственно, даже не столько принять – по его разумению, оно было очевидно, – сколько набраться смелости для оглашения и подыскать подходящую для этого форму. И хотя ни с тем, ни с другим большого прогресса пока не наблюдалось, Джерри тешил себя мыслью, что Эрик будет трепаться еще долго.

Однако в дело вмешался новый фактор в виде всадника, подъехавшего к трактиру. Как отметил Джерри, мельком скользнув взглядом по вновь прибывшему, вполне заурядный рыцарь, очень похожий на тех, что служили в дружине их барона… Осознав последнее обстоятельство, юноша встревожился, присмотрелся повнимательнее и быстро обнаружил, что одним сходством тут не обойдется – это действительно был человек барона. Поднапрягшись, Джерри мог бы даже вспомнить его имя, но большого смысла в том не видел – вместо этого он прижался лицом к стеклу, пытаясь разглядеть, как будет действовать новая напасть, свалившаяся им на голову. Ничего неожиданного не произошло – спешившись, рыцарь вошел в трактир, пробыл там минут десять, после чего взобрался в седло и убрался в том же направлении, откуда появился. Этого оказалось достаточно, чтобы Джерри почувствовал, как сбываются худшие опасения. Старый барон решил-таки свои проблемы в С. Хмари и отправился вслед за Эриком с целью вправить ему мозги. Теперь он тоже был в Вудстоке, с утра пораньше разослал разведчиков, приказав установить место, где они остановились, и одному из посланцев только что это удалось. Теперь же в самое ближайшее время следовало ожидать визита, после которого все их мероприятие накроется медным тазом. И, черт возьми, никаких следов волшебника, чья помощь пришлась бы очень кстати!..

Впрочем, Джерри был далек от мысли сдаться и сидеть сиднем в ожидании барона. Плохо только, что он так ничего и не придумал, чтобы избежать осложнений.

– Ладно, слушай сюда! – Отойдя от окна, Джерри занял командирскую позицию в центре комнаты. – Элли, Бугай, быстро вставайте и собирайтесь! Ты, Эрик, то же самое, и кончай трендеть!

– С чего это вдруг? – запальчиво спросил Эрик, прерванный на описании весьма драматического момента – своего приезда на ночную встречу в лесу.

– Твой отец скоро к нам в гости пожалует! Хочешь пожелать ему доброго здравия?

Обсуждение приказа сразу завершилось, все (и даже Бугай) резво зашевелились, и Джерри повернулся к Фин, узнавшей уже достаточно, чтобы по достоинству оценить угрозу.

– Так… – Джерри помялся несколько секунд, но вдохновение не посещало. – Короче, ты извини, но мы тебя с собой взять не можем. Для нас это слишком опасно. Да и для тебя тоже.

Лицо Фин осталось бесстрастным, и Джерри уж было поверил в возможность лучшего исхода – принцесса, которая обязана быть гордой, обидится, развернется и уйдет. Но в принципе к двум вариантам похуже – просьбам и угрозам – Джерри тоже был готов… Однако гномиха его удивила, совершенно спокойно, даже кротко поинтересовавшись:

– И кто же так решил?

– Что решил?

– Что мое присутствие будет представлять для вас только опасность? И что поэтому мне нельзя отправиться с вами?

Джерри распознал примененный против него метод, но времени на рассусоливание не было и пришлось признать:

– Положим, я!