– Да нет. Выбора у тебя нет. Пока.

– Чудесненько. Тогда скажи же мне скорее, что я должен делать?

– Лечиться. В первую очередь я бы посоветовала легкое средство, снимающее раздражительность, но можно и сразу что-нибудь покрепче…

– Слушай, ведьма…

– Нет, это ты послушай! Чего ты ерничаешь? Зло срываешь за то, что слова мои не по душе пришлись? Ну, извини тогда. Только все это я не придумала и, представь себе, говорила не за тем, чтобы тебя позлить. Мир в опасности, в настоящей опасности, и для всех, кому он дорог, было бы очень неплохо, если бы один волшебник, от которого многое зависит, продрал наконец глаза и внимательно посмотрел вокруг, а не повторял про себя: «Ах, опять придется с Черным воевать, вот скука-то какая…» Ты способен это усвоить, или с тобой вообще бессмысленно разговаривать?

От Бьорна потребовалось значительное усилие, чтобы удержать себя в руках, но он справился.

– Все я могу усвоить, – проворчал Бьорн. – Даже столь новую информацию, что ведьмы на голову превосходят волшебников в понимании мироустройства, и последние должны внимать их словам как откровениям Светлого…

Элинор молча взялась за ручку двери, но уйти не успела.

– Да погоди ты! Ну злюсь я, злюсь, признаю. А что тут, скажи мне, удивительного? Думаешь, приятно так вот запросто услышать, будто ты идиот, который не видит дальше собственного носа? И ведь, заметь, в былые-то времена этот идиот как-то ухитрялся добиваться своих целей без посторонних подсказок и помощи… Но по большому счету дело не в этом. Я мог бы тихонько, без злобы и раздражения, наплевать на все твои заявления и лечь спать в прекрасном настроении, если бы на полном серьезе не чувствовал в твоих словах правоты. И ты ошибаешься, полагая, будто мне теперь совершенно необходимо сказать тебе парочку гадостей для восстановления попранного самолюбия. Отнюдь. Просто если я и раньше не очень-то знал, что делать, то теперь и подавно. И меня это злит. Злит и пугает, если уж быть совсем откровенным.

Бьорн ожидал, что ведьма как-то прокомментирует его тираду, однако она молчала. Правда, и попыток уйти больше не предпринимала.

– Значит, никаких конкретных подсказок так и не будет, – усмехнулся волшебник. – Но на это, ты опять же права, обижаться просто нелепо. Я не так уж беспомощен. Или, точнее, не настолько беспомощен, чтобы заламывать в отчаянии руки и молить о помощи. Бывало, честно говоря, и такое в моей жизни, но сейчас еще явно не пора.

– Поздно уже, спать пора. Давай ближе к делу.

– Хорошо, – легко согласился Бьорн. – Если я чему-то и научился в прежних битвах за спасение мира, так это тому, что суетиться и дергаться не надо. Все запуталось, не знаешь, что предпринять? Так ничего и не делай. Предоставь инициативу врагу, союзнику – словом, кому-нибудь другому, а там, глядишь, ситуация начнет проясняться потихоньку… Я ведь, собственно, и раньше предполагал так действовать, но допустил просчет – думал, в этой глуши мы сможем затеряться, остаться на время предоставленными сами себе, и тут на тебе. Враги – а мне трудно поверить, что мантикор по вашу душу посылают друзья, – чересчур охотно воспользовались моим приглашением и взялись за нас с такой активностью, какой в былые времена не наблюдалось… Ладно, сыпанем пару щепоток пепла на голову, ну а дальше? Принципиально ничего не изменилось, и по-настоящему мне нужно лишь безопасное место, где тактика выжидания не будет наказана. Самый лучший и, пожалуй даже, единственный вариант – это укрыться в одном из эльфийских анклавов. Там ждут тысячелетиями, делают это качественно, и проникнуть во владения эльфов не смогут ни прислужники Черного, ни люди Ордена – никто. Конечно, с остроухими бывает нелегко договориться, но во времена возрождения Черного они не откажутся принять у себя героя… Есть только одна небольшая проблема – эльфы живут далеко на западе, за горами, и как туда добраться, я пока не представляю.

– Правда? – Ирония в тоне ведьмы была столь явной, что в душе Бьорна вдруг закопошилось нехорошее подозрение, будто она не только умеет видеть будущее, но заодно и читать чужие мысли. Причем без помощи магии – такое он сразу бы заметил, – а интуитивно или, в чем ведьму никогда бы не заподозрил, используя чистую логику…

– Правда, дьявол забери, неправда… Чтобы попасть отсюда к эльфам, нужно уметь летать, никак не меньше. А ни у кого из здесь находящихся я крыльев за спиной не заметил. Чем не правда?

– Нет, это-то правда. Может, и остальное тоже. Нельзя исключить, что ты еще не придумал способ. Значит, скоро придумаешь.

Бьорн хотел было разразиться очередной тирадой насчет того, как он относится к подобным намекам, предопределенности будущего и тому подобному, но время и впрямь было позднее…

– Хм. Вообще-то у меня мелькнула днем одна идея. Но она бредовая.

– Вот так бы сразу, – удовлетворенно кивнула ведьма. – У тебя получится, волшебник. Я тебе помогу.

– Здорово. Спасибо. За все. А если я вдруг из принципа откажусь идти тем единственным путем, который для меня проложен? Что тогда?

Но на этот раз Элинор почин не поддержала.

– Не будем начинать по новой – все важное уже сказано. А так… Да, всегда можно поступить наперекор здравому смыслу. Вопрос в том, приведет ли это к чему-нибудь путному. Поразмышляй и над этим тоже, если хочешь, а я пойду. Спокойной ночи, волшебник!

– И тебе того же, – с прохладцей отозвался Бьорн и неожиданно усмехнулся. – Знаешь, на мой вкус, концовка слабовата. По-моему, тебе напоследок стоило бы осчастливить меня каким-нибудь зловещим и непонятным пророчеством. Все ведьмы так делают, разве нет?

Вместо ответа Элинор открыла дверь, вошла в проем, и Бьорну с досадой подумалось, что вот и последняя шпилька пропала втуне, но тут ведьма, не оборачиваясь, глубоким бесстрастным голосом прорицательницы произнесла:

– Остерегайся Черного Властелина, волшебник! Ибо каждый из нас несет в себе его частицу. Но кто-то больше, чем другие.

Элинор ушла, а Бьорн еще долго пялился в темноту, пока наконец не обратился (видимо, к прятавшимся в отдалении волколакам):

– Нет, слыхали вы это? – Спустя несколько секунд из глубины леса долетел одинокий тоскливый вой, и волшебник мрачно буркнул: – Да, правильно говоришь: полное дерьмо!

Лето выдалось чрезвычайно жаркое – к двум часам пополудни лужайка, на которой стоял домик ведьмы, раскалялась, как сковородка, превращая воздух вокруг в тяжелое неподвижное марево. Однако Джерри, с самого утра сидевший у крыльца на самом солнцепеке, не делал ни малейших попыток перебраться в тень или вернуться в дом. Конечно, он давно уже сомлел, а с течением времени и вовсе начал страдать от жары, но, по сути, это только доставляло ему некое не совсем здоровое удовольствие. Виной тому были последствия встречи с мантикорой, из которых самым ясным оставалось скверное самочувствие. Даже теперь, четыре дня спустя, Джерри был еще очень слаб, вял, практически ничего не ел и нормально спал только после того, как волшебник наводил на него чары. И не удивительно – яд мантикор оказывает чрезвычайно разрушительное воздействие на центральную нервную систему, и Джерри отходил от него ничуть не хуже и не лучше, чем ожидалось. Но вот куда менее очевидные психологические последствия приключившегося оказались весьма серьезны и в известной степени неожиданны.

Главным тут было то, что Джерри внезапно уверовал в реальность творящихся с его участием событий. Причем «внезапно» – это еще мягко сказано, вполне уместны были бы и такие определения, как «мистически» или «трансцендентально»… До своего знакомства с мантикорой трактирщик воспринимал всю историю, как местами дурацкое, а местами страшноватое недоразумение. Его прагматичный ум отказывался признать, что из глухой деревушки можно в одночасье перенестись в мир древних легенд. Казалось, что вскоре все закончится, развеется, словно предрассветный туман, и можно будет вернуться к привычным делам. Надо только быть достаточно хитрым и осторожным, чтобы до этого счастливого момента башку не снесли… Но вот когда печальное происшествие едва не случилось, все разом изменилось, и Джерри ощутил эти перемены, едва очнувшись. Он сам не смог бы объяснить как и почему, но теперь в нем возникла вера. И отнюдь не в собственную героическую сущность, да и спасителем мира он себя не возомнил. Нет, он просто осознал, что действительно оказался втянут в борьбу высших сил, что ни с того, ни с сего она не закончится и в Сонную Хмарь его назавтра никто не вернет. Что ему придется действовать, сталкиваясь с противниками, чье могущество трудно принизить, сколь угодно скептически ни относись к легендам, что одной хитростью тут явно не обойдешься, а осторожность – штука, конечно, замечательная, но вряд ли ее дадут проявлять. Взять хотя бы мантикору, задним числом Джерри понимал всю опрометчивость и безрассудность своего поступка, но в итоге-то все остались живы. И какие выводы? Трактирщик вовсе не был уверен, что смог бы повторить свой прыжок, если б знал, чем он обернется, и совсем не горел желанием это проверить, а между тем результаты вроде говорили, будто именно подобным образом надо поступать и впредь.