– Я пойду с вами.

Бьорн здорово удивился – вся симптоматика указывала на обратное решение – и нейтрально поинтересовался:

– И чем ты руководствуешься, если не секрет?

Элли покраснела и явно не могла подобрать нужных слов, а волшебник подумал, что если услышит сейчас про любовь до гроба, то все-таки пошлет ее. И всего лишь домой, ежели настроение не испортится.

Но Бьорн снова не угадал, Элли выразила свою мысль так:

– Ну, неизвестное будущее лучше никакого.

Старый волшебник приоткрыл рот (причем нет никакой уверенности, будто он хотел что-то сказать), затем скептически поджал губы и двинулся в направлении гномов. Там дела пошли не столь гладко – беседа у Балрокзора с Бьорном выходила куда более равноправной и оживленной…

Через несколько минут вернулся Эрик, еще через несколько старый барон вместе со своими рыцарями убрался восвояси, а на дальнем конце площади консенсусом и не пахло. Более того, Бьорн уже спешился, и теперь они с вожаком гномов стояли друг против друга, грозно уперев руки в боки и весьма напоминая двух петухов. Наконец Джерри не выдержал и поинтересовался у Фин, настроение которой ничуть не улучшилось:

– В чем там загвоздка, а? Насчет волшебников я все понял, а теперь просвети меня насчет гномов.

– Балрокзор никогда не согласится меня отпустить.

– Почему? Волшебник подходящую брехню состряпать не может?

– Представь, Балрокзор возвращается к моему отцу и сообщает: «Ваше Величество, я тут встретил одного волшебника, и он уговорил меня отдать ему принцессу». Угадай, что произойдет!

Джерри не стал напрягать воображение и заметил только:

– А волшебник, по-твоему, этого не понимает?

– Вот у него и спроси!

Трактирщик промолчал, хотя и не счел аргументацию убедительной. Пусть уж сам волшебник подъедет и скажет, что все в порядке.

Однако, к неприятному удивлению Джерри, на этот раз возвращение Бьорна не осенялось знаменем победы. Напротив, отрицательный результат явственно слышался в интонациях, с которыми он бормотал себе в бороду какие-то непонятные слова… Тем не менее Фин на всякий случай спросила:

– Не соглашается?

– Ни в какую.

– И что будем делать?

– Гм, – Бьорн чуть закусил губу, обвел взглядом компанию и остановился на Джерри: – Вот ты, к примеру, что бы сделал?

«Отдал бы чертову принцессу, и поминай как звали! Это вам она зачем-то занадобилась, а я б в глаза ее не видел!» – так подумал наш потенциальный герой, но почему-то не вслух. То ли присущий ему дух противоречия, то ли странное нежелание сразу демонстрировать волшебнику свои лучшие качества заставили его слукавить:

– Ну как… Можно сбежать попробовать. Только вот трудновато отсюда – на людях, да и света больно много…

– И верно, – Бьорн не слишком по-доброму усмехнулся. – Надеюсь, ты всегда такой находчивый?

Прежде чем Джерри хотя бы задумался над ответом, волшебник поднял руки с посохом над головой, соединил их и резко дернул вниз – на площадь пала непроглядная тьма.

Давайте поговорим о волшебниках. Не то чтоб момент особенно подходящий, но как-то вот настроение появилось. Да и сказать по этому поводу могу многое – повидал я на своем веку чудотворцев, с большинством из них был хорошо знаком (особенно с собой, м-да…), а главное, потратил на размышления об этих материях массу своего очень свободного времени.

Разумеется, здесь я могу изложить лишь малую толику своих мыслей, поэтому, как и в случае с героями, ограничусь некой общей классификацией. В то же время, согласитесь, хотелось бы чего-нибудь свеженького, а то ведь всем известно, что волшебники бывают добрые и злые, белые и черные, узкого профиля и широкого, крутые и не очень и т. д. В связи с чем предлагаю взять в качестве базы такой основополагающий неволшебный принцип, как отношение к миру. Тогда, с моей точки зрения, все объекты исследования достаточно легко и четко поделятся опять-таки на три группы: волшебники-диктаторы, волшебники-демократы и волшебники… м-м… назовем их волшебники-похренисты.

Почему всего три, можете удивиться вы. Все ж таки отношение к миру штука очень сложная и индивидуальная, и его вряд ли можно упаковать в три упомянутые категории так, чтобы ничего ниоткуда не торчало. И я с этим утверждением полностью согласен, когда речь идет о существах любой расы, любого возраста и любой профессии. Кроме волшебников. С ними ситуация другая, ибо они существуют для того, чтобы править. Чем – это зависит от способностей и амбиций. Скажем, деревенский колдун заправляет в округе, придворный маг – в королевстве, Черный Властелин – в мире… Э-э, извините. Для точности заменим последнее тире на «хотел бы», но сути это не меняет. Править – призвание волшебников, их работа (а совсем не только «строить козни и врать», как недавно утверждала Фин), этому их учат в первую очередь и об этом они всегда помнят. Допускаю, что в многообразии Вселенной могут найтись места, где данная аксиома не работает и волшебники приравниваются по социальному статусу к сапожникам и плотникам, на которых можно и начхать, но лично мне об этом ничего не известно. А у нас волшебники рулят. Все они смотрят на мир как на большой пирог, который нужно разрезать, и вопрос различия заключается лишь в том, как подойти к делу – вдоль или поперек. В смысле, тоталитарно или демократически… Если ваш скептицизм еще не окончательно развеялся, то самое время спросить: а как же похренисты? Уж не те ли это ренегаты, которые заявляют, что все мирское их не волнует и ничем править они не собираются? Ну да, частенько они именно так и говорят. И, возможно, их желание действительно таково. На деле же они принимают не менее активное участие в разрезании пирога, но режут, как попало, – по хрен им последствия… Ладно, к этому еще вернусь, а пока несколько слов о двух более распространенных типах.

Итак, волшебники-диктаторы. Они же тираны, деспоты и самодержцы (самодуры сюда тоже годится). Поскольку Черный Властелин самый что ни на есть классический представитель данной категории, то я ответственно могу заявить следующее.

Глубоко ошибочным является расхожее суждение, будто все диктаторы одержимы манией величия, желанием, чтобы окружающие пресмыкались перед ними, идеями шовинизма или расового геноцида и прочая. Нет, конечно, они могут быть одержимы. Хоть всем сразу, хоть чем-то в отдельности, пожалуйста. Просто это совершенно не обязательно.

Столь же ошибочным я полагаю и разграничение по степени жестокости пенитенциарной системы. Проще говоря, если один волшебник сразу превращает провинившегося (или неугодного) в жабу, а другой сперва дает шанс исправиться, то на первого ставят клеймо необузданного тирана, а второго превозносят как образец справедливости. Чушь. Знавал я многих диктаторов (сам, правда, к их числу не отношусь), которые вообще не стремились никого наказывать. Так только, по крайней необходимости…

А вот что действительно объединяет волшебников-диктаторов и, собственно, делает их таковыми, так это непоколебимая уверенность в своей компетентности. Такой волшебник – конечная инстанция в решении любых вопросов, он искренне полагает, что кроме него никто мыслить не может, а если вдруг кто и может, то все равно не так хорошо, логично, тонко, хитро, коварно и т. д. Порочность данного подхода очевидна – если таким образом думает n волшебников, то n-1 уже неправы по определению. На прикладном уровне (в жизни то бишь) это тоже подтверждается. Большинство диктаторов вне зависимости от того, насколько высоко им удалось забраться, плохо заканчивают, и даже те, кому не указали на несостоятельность при жизни, могут быть абсолютно уверены: стоит им исчезнуть, как все их труды рассыплются в прах. Потому что придут новые, с новыми гениальными идеями, как все переделать, предварительно разрушив до основания и глубже…

Все это достаточно печально само по себе, а ведь есть еще и главная беда диктаторов. Если паче чаяния в своих размышлениях о судьбах мира они доходят до высказанных только что мыслей, то им остается застрелиться из кривого ружья. Но изменить-то уж ничего нельзя – раз решив, что ты над всеми, принять обратное невозможно. Точнее, можно на словах, а в глубине души и на уровне действий все будет по-прежнему. Перефразируя известное изречение, рожденный глаголить внемлить не может.