Дилемма номер два: неприятности в понимании Элинор и его, Бьорна, понимании – это одно и то же или разные вещи? Иными словами, на чьей стороне находится Элинор – Света или Тьмы? Определиться в этом вопросе с ведьмами очень сложно, потому как в массе своей они совершенно аполитичны и выражают мировоззрение сентенциями типа: «В природе вообще нет Добра и Зла, их выдумали люди, для того чтобы находить оправдание собственным поступкам». Бьорн, сам не будучи ортодоксом, полагал эту позицию легкомысленной и малодушной, но в текущий момент у философских дебатов перспективы не видел, поскольку был уверен, что дебатировать будет в одиночестве. Куда более обещающим тут представлялся дедуктивный подход, поскольку известно, что при каких угодно декларациях ведьмы сознательно или исподволь симпатизировали стороне, к которой принадлежал источник их силы. К сожалению, с даром ясновидения полной четкости не было – чаще он встречался у черных чародеев, но знавал Бьорн и пророков, являвших собой цвет сил Света…

Конечно, чародей мог провести осторожное изучение способностей Элинор и, наверное, поступил бы так, если б не дилемма номер три. Собственно, это была не дилемма, а вопрос: имеет ли он, великий волшебник, моральное право обречь Джерри на смерть? Даже если будет точно знать, что это правильно, что иначе Джерри, к примеру, погубит их всех и отдаст мир в лапы Черного?.. Нельзя сказать, что Бьорну в его долгой жизни, прямо-таки переполненной судьбоносными решениями, не приходилось сталкиваться со схожими ситуациями. Еще как приходилось. Проблема заключалась в том, что он действовал в них по-разному. Чувствовал, что право есть – губил, чувствовал, что права нет – спасал. А сейчас он вообще ничего не чувствовал. Как с ним приключился такой конфуз, Бьорн объяснить не мог – раньше интуиция всегда срабатывала, – но усердные попытки нащупать твердую почву в зыбучей трясине, где он оказался по вине Элинор, пока что к успеху не приводили, а минуты бежали…

И в какой-то момент это окружающих достало. Они не понимали высот раздумий волшебника и приписывали его молчание банальной гордыне, не позволяющей так вот взять да и попросить о помощи, однако никто не хотел лишний раз злить Бьорна, общение с которым в ближайшем будущем казалось неизбежным. Даже когда терпение наконец лопнуло, и Эрик, подбадриваемый взглядами остальных, раскрыл рот, обратился он к ведьме:

– Уважаемая Элинор, зачем вы так в самом деле. Джерри ведь и вправду помирает. Не надо у волшебника требовать, если он такой… – Ведьма даже не взглянула в его сторону, и Эрик продолжил откровенно заискивающим тоном: – Ну, раз без этого нельзя, давайте я вас попрошу. Помогите Джерри! Пожалуйста!

Лицо ведьмы приняло почти человеческое выражение, но лишь на мгновение, затем она вновь насупилась и полностью проигнорировала Эрика. Элли, от которой мимика ведьмы не ускользнула, тут же подхватила эстафету:

– Ну, пожалуйста! Мы все вас просим. Очень!

Голос Элли мог разжалобить камень, и ведьма таки

дрогнула. С явной неохотой она покачала головой и буркнула:

– Здесь все не так просто, детка. К тому же всего я и не знаю.

Несмотря на отсутствующий вид, Бьорн слушал очень внимательно, и последняя вроде малозначительная фраза сказала ему многое. Настолько, что разом положила конец всем его колебаниям, и, опередив следующего оратора, коим намеревалась стать Фин, волшебник торжественно заявил:

– Хорошо. Элинор, я, волшебник Дарн-о'Тор, прошу у вас помощи в спасении этого человека!

– Быть по сему! – Ведьма с секунду постояла, как будто прислушиваясь (если гром где и грянул, то до присутствующих не донесся), после чего обернулась к Эрику и Бугаю: – Ладно, хлопцы, тащите его в дом.

Часом позже в горах к северу от Даланда (всего в паре часов лета от домика Элинор) можно было наблюдать картину, достойную кисти живописца. Хорошо выполненная, она украсила бы собой стену любого из немногих в этом мире музеев и должна была бы называться «Старый дракон отдыхает в лучах заходящего солнца». Вольготно развалившийся на уступе скалы дракон, чья медная чешуя переливалась причудливыми оттенками в красноватых предзакатных лучах, был красив и казался мирно дремлющим, сомлевшим от жара раскалившегося за день базальта…

Однако, как это нередко случается в жизни, внешняя красота и величественный покой нашей картины были обманчивы. Гораздо лучше отражающей реальное положение вещей стала бы другая подпись под шедевром – «Дракон Рандорф анализирует стратегические перспективы борьбы Зла с Добром». И при этом ему (Рандорфу, конечно же) глубоко было плевать на солнышко, лучики и даже тепло, полезное для ноющих долгими зимними ночами костей. Тащился-то он сюда из Цитадели Черного – почти сутки крыльями махал – вовсе не ради солнечных ванн и целебного горного воздуха. Его очень заинтересовала грядущая встреча мантикор с Бьорном Скитальцем и молодняком. Хотя увидеть ее воочию Рандорф, понятное дело, не мог, хотелось быть поблизости – на трупы потом взглянуть и мало ли еще что подвернется… Не подвернулось. Более того, и трупы-то неожиданно оказались нелюбопытными – единственным примечательным аспектом дохлых мантикор являлась выдающаяся по букету и насыщенности вонь, а Рандорф был не в настроении возглавить жюри конкурса парфюмеров. Отряд же волшебника, как доносили разведчики, никаких потерь не понес. Одного, правда, сильно подранили, но с учетом того, куда направлялся Бьорн, вряд ли насмерть. Вот так. Никаких потерь. После двух мантикор… Не очень веря своим ушам, Рандорф заставил дважды повторить рапорт, затем отослал связного нетопыря и взялся за обдумывание. Мозг дракона был стар, почти уже склеротичен, но все же мысли шустрили там будь здоров…

"Нет, выходит, не такой уж дурак был Черный. Не такой, как казалось. И как хотелось. Жаль… Говорил он, что герою надо с самого начала уделить пристальное внимание, что нельзя его недооценивать? Говорил, да еще сколько раз. А я кивал и думал: оттого это, батенька, что стратег ты бездарный, своими огромными возможностями пользоваться не умеешь, а неудачи валить на кого-то надо. Потешались мы, в общем, над старичком… А теперь что видим? Извиняться не пора? Может, и не пора, но двух мантикор уделать – это вам не на форточке кататься. Придется… Придется отнестись с уважением…

М-да. Неуютно как-то. А ведь чудненько все смотрелось. По всему миру уже мордобой начался, скоро совсем передерутся, а с нами при этом воевать-то никто не будет. Удобно. Только и надо, что подождать немного, грохнуть Лорда-Протектора, может, еще кого, кто выскочит высоко, а потом спокойно отъедать все эти дурацкие страны по одной. Толковый план, и исполняется хорошо. Но вот большая буза с героем тут ни к чему. Совершенно не нужна. И зря, похоже, я в нее не верил. Зря на это дело хвост положил…

Хотя чего с собой лукавить? Совсем-то я не клал, разве что самый кончик. Зачем? Наш девиз – всему можно найти полезное применение, а тут вообще такие возможности открывались!.. И тоже ведь считал, что толково придумал, да? А что? Из кучки деревенских засранцев столько пользы можно извлечь. Бьорна Скитальца – почитай, главного противника – они от по-настоящему важных дел полностью отвлекли на себя. Агенор на них силы и время тратит – пусть не столько, но уже неплохо. Нам, конечно, тоже в стороне оставаться негоже, не поймут. И не надо, главное. Наоборот, мы лучшие силы на героев кинем – Нимрааз, правая рука Черного, моща! А что он мне своей образиной все глаза обмозолил, и я давно гадал, куда б падлу отправить, чтоб и при деле был, и провалить его мог при случае, так про это вряд ли кто догадывается.

И надо быть справедливым – Нимрааз, как и планировалось, дело провалил, но это в порядке вещей, а ошибся-то я сам – дескать, окромя пользы никакого вреда от олухов с волшебником не будет. Ан нет. Вчера олухи свалили от Нимрааза, толком того и не заметив, сегодня двух мантикор замочили, завтра невзначай до Меча доберутся, а послезавтра, глядишь, и по мою душу пожалуют…