Учитывая все вышесказанное, хочу сообщить, что ступаю на новую стезю не с пустыми руками. Я прекрасно понимаю, что в дополнение к словам и идеям необходимо представить убедительные доказательства, подтверждающие слова. У меня они есть. И есть твердая решимость делать свое дело.

Естественно, что Пеньковский начал свои «Записки» с изложения сухих фактов собственной биографии. Она безупречна. Даже прокурор на процессе 1963 года признал, что «Пеньковский производил впечатление отличного работника. Он стремительно, поднимался по ступеням своей карьеры…». Биография его служит стержнем и главным содержанием «Записок». До 1949 года они представляют собой обычный рассказ об офицере-артиллеристе Советской Армии, с достоинствами выше среднего, которые позволили ему в тридцать один год стать полковником. В том году Пеньковский поступил в Военно-дипломатическую академию. Это стало поворотным моментом в его жизни. В последовавшие месяцы новоиспеченный полковник расстался с относительно простой и ясной жизнью профессионального солдата и поступил на службу в разведку.

Советская разведывательная служба не имеет ничего общего с американской, английской или французской, которые представляют собой организации, созданные на более или менее конфиденциальной основе и предназначенные для выяснения военных секретов других государств и предотвращения утечки или похищения своих собственных. Разведслужба в советской системе — это зловещее четвертое измерение общества, неизменно и органично присутствующее в нем в соответствии с принципами организации этого общества. У Комитета государственной безопасности (КГБ) и у Главного разведывательного управления (ГРУ) советского Генерального штаба есть свои специфические задачи, своя сфера деятельности, но, как не раз отмечает Пеньковский, из этих двух организаций КГБ — более крупная, разветвленная и мощная. Но и ГРУ само по себе — отнюдь не исключительно орган военной разведки. Оно осуществляет не только политический шпионаж, но и грандиозную по своим масштабам диверсионную и подрывную деятельность.

В течение трех лет учебы в Военно-дипломатической академии Пеньковский зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, равно как и позже, во время службы в военном атташате в Анкаре. Он существенно отличался в лучшую сторону от других сотрудников атташата. Он обладал привлекательными личностными качествами, достаточно свободно владел английским. Его жена, знавшая французский, не отличавшаяся особой разговорчивостью, была весьма миловидна и отличалась деликатностью и воспитанностью.

В Анкаре Пеньковский сумел установить с сотрудниками военных атташатов западных стран доверительные отношения, о последствиях которых те и не догадывались. Турки же воспринимали его как обычного советского атташе, за которым надлежит вести слежку. Кроме единственной поездки в Трапезунд, на место крушения советского военного самолета, он предпочитал не выезжать из столицы, где вел рутинную жизнь члена дипломатического сообщества. Первые несколько месяцев своего пребывания в Турции Пеньковский исполнял обязанности резидента, то есть на него были возложены начальственные полномочия, что ему весьма импонировало. Он занимался привычными делами военной разведки и осуществлял контроль за работой агентов ГРУ.

Скрытая от внешнего мира под покровом благопристойности деятельность советских разведывательных миссий в Анкаре оставляла желать много лучшего, не говоря уже о поношениях друг друга, наветах и склоках. (Вавилов, шеф местной резидентуры КГБ, сделал жене Пеньковского гнусное предложение, и Пеньковский был возмущен этим до крайности.) С появлением нового резидента ГРУ Рубенко (он же Савченко) дела пошли далеко не лучшим образом. Он был груб, властен и, кроме того, носил генеральские погоны. Он постоянно отвергал рекомендации Пеньковского, касавшиеся работы с агентурой, и в конце концов Пеньковский доложил об этом в Москву.

Неприятности Пеньковского в отношениях с начальством вряд ли были исключением в советской системе, где конфликты между соперничающими чиновниками были скорее правилом, чем исключением. Тем не менее поведение полковника Генерального штаба, пользующегося доверием и обладающего высокими связями, который бросил вызов власти своего начальника-генерала, напоминало действия упрямого шофера, который погиб, избрав из упрямства заведомо опасный путь. ГРУ — это военная организация, и ни один генерал не потерпит, чтобы кто-то из подчиненных через его голову обращался к партийному руководству.

По возвращении Пеньковского в Москву в штаб-квартире ГРУ на Арбате ему ясно дали понять, что лавров героя он не получит. Его жена Вера была огорчена и разочарована, что долгожданное пребывание за границей так быстро закончилось — они пробыли в Турции чуть больше года; она лишилась возможности бывать на приемах, беседовать по-французски с иностранцами. А решение судьбы экс-полковника артиллерии было отложено в долгий ящик; ему придется бесконечно долго ждать нового назначения. И как признается Пеньковский, потребовалось вмешательство маршала Варенцова, чтобы его направили на девятимесячные курсы по ракетному вооружению.

Хотя Пеньковский закончил курсы с самыми лучшими результатами, назначения на командный пост в строевой части он не получил. Вместо этого его вернули в 4-е (азиатское) управление ГРУ. Советская разведка представляет собой нечто вроде монашеского ордена. Однажды вступив в него, расстаться с орденом очень трудно. Пеньковский мог получить пост военного атташе в Индии — ответственная работа, на которой можно было получить генеральское звание.

Именно тогда, после двадцати трех лет постоянных тайных проверок, чьими-то стараниями в КГБ появилась информация, что его отец был офицером Белой армии. Когда начальник отдела кадров ГРУ генерал-майор Шумский встретился с Пеньковским по этому поводу, тот представил заявление матери, объясняющее обстоятельства его рождения, — оно и хранилось в его личном деле. Сам Пеньковский не мог предположить, что известна подлинная история его отца и об этом уже вовсю судачат. Подозрения были весьма серьезны, и его назначение в Индию не состоялось.

Два томительных месяца он провел в резерве, пока изучался вопрос о его «контрреволюционных» корнях. Для советских разведслужб ситуация была просто скандальной. В конечном итоге на властном уровне решили, что Пеньковский — слишком ценный специалист, чтобы терять его из-за сомнительного происхождения. Его вернули к активной деятельности в качестве старшего офицера одного из отделов 4-го управления.

В июне 1960 года Пеньковский стал членом мандатной комиссии, которая отбирала лучших из числа претендентов для зачисления в Военно-дипломатическую академию, высшее учебное заведение ГРУ. Он был назначен руководителем подготовительного курса, своего рода старшим военным наставником; эту должность обычно занимает генерал. Тем не менее Пеньковскому даже не намекнули, что его могут произвести в генералы.

За спиной у него были десять лет пребывания в одном звании и пять лет учебы в высшем учебном заведении по штабной работе. Это новое унижение нелегко далось Пеньковскому. С его работоспособностью он предпочитал работать «в поле». Наконец он убедил генерала Шумского перевести его на оперативную работу. 15 ноября 1960 года Пеньковский был направлен в специальную группу офицеров ГРУ, работающих в различных советских правительственных учреждениях, напрямую связанных с зарубежными странами. Так Пеньковский оказался в Государственном комитете по науке и технике (ГКНТ)[14]. Этот пост был всего лишь «крышей» и предполагал многочисленные зарубежные поездки.

Опыт работы в разведке Пеньковский обрел, будучи атташе, инструктором, научно-техническим экспертом и т. п. В очередной главе «Записок», посвященной ГРУ, он излагает весьма любопытный взгляд изнутри на советские разведывательные операции в зарубежных странах, а также открывает завесу над мерами по пресечению деятельности иностранцев в СССР. Поскольку писал он эту главу примерно четыре года назад, люди, которых он упоминает, находятся и по сей день на оперативной работе, а цифры, которые он приводит, достаточно точны. Надо четко себе представлять, что из 5200 советских сотрудников в посольствах и консульствах семидесяти двух некоммунистических стран 3000 — кадровые офицеры разведки. По подсчетам Пеньковского примерно такое же количество советских граждан привлекается к работе органов разведки, так что «чистых» дипломатов остается менее двадцати процентов. Так и тянет спросить вместе с Пеньковским: «Куда делись истинные советские дипломаты?»