Тэм о'Гленвейл был моряк,

Сильный и бесстрашный,

Тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла,

Парень бесшабашный.

Проход через ворота оказался чем-то вроде разрядки, так как корабли могли пройти только по одному, и началась толкотня. Судно капитана Тобиаса, каравелла под названием «Вероника», одной из последних прошла через систему каналов и шлюзов, связывавших высокие воды Бертфэйна с низкими водами моря. Поскольку лето было в самом разгаре, уровень воды в море опустился ниже обычного, и Финн получила необычный опыт плавания по узкому проходу, заключенному между высокими каменными стенами, по обеим сторонам которых высились кучи песка, заваленного вынесенным на берег мусором. По некоторым каналам корабли тащили две упряжки массивных лошадей, потных и взмыленных.

В конце концов «Вероника» спустилась из последнего шлюза в залив. Солнце уже почти зашло, и вода приобрела странный фиолетовый оттенок, мерцающий в закатном свете солнца. Финн некогда было смотреть, поскольку надо было поднимать паруса. Боцман короткими резкими свистками отдавал команды. Ему сказали, что Финн отлично умеет взбираться на высоту, и ее послали на мачту, чтобы помочь матросам отдать рифы, велев держаться крепче. Те, кто были на палубе, тянули канаты, белые паруса один за другим развернулись, наполнившись ветром, и каравелла легко заскользила по волнам.

Мир заколыхался, и Финн крепко вцепилась в грот-мачту. В последних лучах заходящего солнца она видела возвышавшиеся по обеим сторонам огромные скалы, на острых вершинах которых все еще играли отблески света. Белые песчаные отмели высовывали из воды, казавшейся совершенно прозрачной и зеленой, свои гладкие бока. Там, где разные течения сталкивались друг с другом над рифом, вода вздымалась странными завихряющимися гребешками или кружилась, образуя миниатюрные воронки. Перед «Вероникой» плыл флот, паруса наполнял свежий ветер, и они старались покинуть опасные прибрежные воды до того, как солнце окончательно сядет.

«Вероника» внезапно легла на другой галс, мачта резко накренилась, и Финн чуть не полетела на палубу. Один из матросов приказал ей спускаться, сказав отрывисто:

— Снасти — не место для салаг, парень, пусть ты даже и ловко по ним лазаешь. Спускайся вниз, а не то еще свалишься.

— Почему корабль так внезапно изменяет направление? — с любопытством спросила Финн, сползая по вантам.

— Здесь повсюду скалы и рифы, которые пропорют ему брюхо, если мы наткнемся на них, — пояснил молодой матрос. — Чтобы выйти из залива, нужно знать секреты. Эта бухта называется Бухтой Обмана, потому что кажется такой гладкой и красивой, но под водой скрываются скалы, беспощадные, как зубы морского змея.

Финн быстро слетела вниз, вздохнув с облегчением, когда ее ноги коснулись досок палубы. Гоблин ждала ее, свернувшись клубочком на мотке каната. Финн наклонилась и взяла ее на руки, и маленькая кошка печально мяукнула.

— Да, должна признаться, что у меня и у самой живот подводит от голода, — прошептала в ответ Финн. — Как думаешь, в какое время здесь едят?

Гоблин больно расцарапала ее, устраиваясь поудобнее, пока Финн искала своих товарищей. Матросы улыбались, глядя на черную кошку, свернувшуюся вокруг ее шеи. К огромному облегчению Финн, появление на корабле эльфийской кошки ни у кого не вызвало возражений, поскольку по всей видимости черная кошка на корабле считалась хорошей приметой, чего нельзя было сказать об Энит. Присутствие на борту старой женщины заставило многих матросов хмуриться и ворчать, что это к несчастью, несмотря даже на строгий приказ капитана относиться к старой циркачке с уважением.

Своих друзей Финн обнаружила на камбузе, крохотной тесной конуре на носу корабля. Дональд, облаченный в большой белый фартук, что-то мешал в котле, бурлившем на железной плите. Помещение было заставлено большими бочонками с припасами, а с потолка на веревках свисал небольшой деревянный столик. Вокруг него сгрудилась толпа матросов, часть из которых сидела на трехногих табуретках или бочонках, а остальные стояли в ожидании своей порции ужина, которую затем уносили на одну из нижних палуб, где и ели, поскольку в камбузе было слишком мало места. Все пили из огромных оловянных кружек, а Дайд рассказывал им историю, периодически прерываемую взрывами грубого хохота. Устроившись на табуреточке рядом с ним, Бранг тоже улыбалась, и Финн поразилась, насколько она отличалась от прежней Брангин, со своей короткой косицей и в грубой одежде, с коричневым лицом, озаренным веселой улыбкой.

Джей приветственно кивнул и отодвинулся, чтобы она могла сесть рядом с ним на бочонке, но Финн не обратила на него внимания, втиснувшись между Бранг и Эшлином. Волынщик с робкой улыбкой хотел уступить ей свою табуретку, но Финн нахмурилась и покачала головой. Присоединившись к болтовне и веселью, она старалась приспособиться к колышущейся комнате и странно качающемуся столу. Она заметила, что матросы слегка, покачиваются вместе с кораблем, и попыталась подражать им, но ее желудок бунтовал против запаха табачного дыма, рома, потных подмышек, несвежего дыхания и вздымающегося под ногами пола.

— Ты что-то бледненькая, Финн! — прошептал ей на ухо Дональд, раскладывая рагу на толстые ломти хлеба для команды. — Как ты себя чувствуешь?

— Я в полном порядке, — слабо ответила она, осторожно придерживая живот рукой. — Или, по крайней мере, буду через минуту. — Она судорожно сглотнула, а когда Дональд передал ей оловянную тарелку с рагу, зажала рот руками и поспешно вскочила. — Я на воздух, — выдавила она и выбежала из комнаты.

Но на полпути к палубе бедный желудок взбунтовался окончательно, и ее вывернуло наизнанку на собственные башмаки. Джей вышел следом, и она без единого слова поднялась с его помощью на палубу, где скорчилась под грот-мачтой, подставляя покрытое испариной лицо прохладному ночному ветру.

Звезды над головой казались огромными, такелаж походил на гигантскую черную паутину, затянувшую луну. Финн смотрела, как мачты колышутся взад-вперед, взад-вперед, и пыталась подавить тошноту.

— Ты привыкнешь, и все будет хорошо, — сочувственно сказал Джей, загрубелой рукой откинув волосы с ее лба.

Финн дернула головой.

— А почему тебя не тошнит? — обиженно спросила она. — И Бранг?

— В морской болезни нет ничего стыдного, — твердо сказал Джей, опустив руку. — Легенды говорят, что Лахлан Мореплаватель лежал пластом каждый раз, когда выходил из бухты, и все равно он был величайшим моряком, которого когда-либо знали в Эйлианане.

Финн в ответ лишь доковыляла до деревянного фальшборта, вцепилась в него и перевесилась через борт. Ее снова начало выворачивать. Джей держал ее за плечи, потом проводил обратно на полубак.

— Попытайся поспать, — сказал он. — Утром тебе станет легче.

— Спать прямо здесь? — спросила Финн, оглядывая голые доски.

— Разумеется, — ответил Джей. — Ты же не думаешь, что тебе полагается каюта, как у капитана, правда? Мы все будем спать здесь. Я принесу тебе одеяло.

— И воды, — слабым голосом попросила Финн, снова почувствовав приступ тошноты.

— Хорошо, и еще схожу узнаю, может, кто-то из ребят знает какое-нибудь средство от морской болезни. Сиди тихо, я вернусь через минуту.

Финн без сил прислонилась к мачте, закрыв глаза. Кто когда-нибудь слышал о героине, которая оказалась такой глупой и слабой, что стала жертвой морской болезни?

Ночь она провела отвратительно. Деревянная палуба была тверже камня, одеяло, принесенное Джеем, кололось и пахло плесенью, корабль постоянно качало и било, а пронзительные трели боцманской дудки каждые четыре часа возвещали о смене вахты. Когда же ей все-таки удавалось забыться тревожным сном, россыпь брызг тут же заставляла ее резко очнуться. В конце концов, совершенно вымотанная, она заснула, лишь для того, чтобы с рассветом быть разбуженной зовом боцмана. Ее вахта снова заступала на дежурство.

Горячая каша с капелькой рома и быстрое умывание в ведре соленой воды помогли ей немного собраться с духом, хотя все тело ломило, а глаза щипало от соли. Их с Эшлином, вопреки ожиданиям, проставили драить палубы. У нее быстро устали руки, и Финн, воспользовавшись тем, что первый и второй помощники находились под палубой, облокотилась на фальшборт и немного передохнула.