О магическом плаще в замке не знал никто. Финн бережно хранила его секрет.

Этот плащ она нашла в сокровищнице Башни Двух Лун, в день восстания, произошедшего в Самайн и свергнувшего Майю Колдунью, в результате чего на престол взошел Лахлан. В благодарность за помощь он позволил каждому из восьми членов Лиги Исцеляющих Рук выбрать себе по одному сокровищу. Финн приглянулся старинный охотничий рог с чеканной фигурой бегущего волка, поскольку на медальоне, который она носила на шее, была та же эмблема. Тогда она еще не знала, что волк — символ клана Мак-Рурахов, а рог обладает свойством вызывать души мертвецов клана. Она обнаружила заключенную в роге магию позже, когда подула в него в отчаянной попытке позвать на помощь и получила ее — но только совершенно не такую, какой могла ожидать.

Старшие мальчики выбрали себе мечи или кинжалы, кроме Джея Скрипача, который взял прекрасную старую виолу, и Парлена, чей выбор пал на серебряный кубок с хрусталем в ножке. Джоанна Милосердная оставила себе браслет с драгоценными камнями, а ее младшему брату Коннору понравилась музыкальная шкатулка.

По воле случая Финн прихватила из сокровищницы еще и плащ. Тогда она сказала себе, что поскольку именно она совершила рискованный подъем на Лукерсирейскую стену, ей полагается и большая награда, чем всем остальным. О плаще она никому ничего не рассказала, сама не зная почему.

Как и рог, плащ тоже оказался волшебным, делая любого, кто его надевал, невидимым, да так, что ни один даже самый могущественный колдун не мог разглядеть того, кто под ним скрывался. Финн воспользовалась им, чтобы сбежать от Оула, а потом Лахлан спрятался в нем, пробираясь к умирающему брату. Потом Майя Колдунья похитила плащ, сбежав в нем от гнева Лахлана. Все считали, что магический плащ все еще у нее, поскольку во время уборки после победы его так и не нашли. Правду знала одна лишь Финн, которая воспользовалась своим даром ясновидения, чтобы отыскать плащ в лабиринте, обнаружив его в конце концов под кустом у Пруда Двух Лун, где состоялось последнее противоборство Лахлана и Майи. Она сложила его и спрятала в карман, ничего никому не сказав даже тогда, когда Мегэн в поисках плаща-невидимки перевернула вверх дном весь дворец и парк. Финн привезла этот плащ и в Касл-Рурах, часто пользуясь им для того, чтобы уходить от бдительных глаз своих слуг или подслушивать их разговоры.

В этот миг Финн увидела свою служанку Райну, что-то шепотом говорящую главной фрейлине ее матери, леди Энн Монтгомери. Старое пухлое лицо фрейлины вытянулось. Финн подобралась. Она увидела, как леди Энн позволила Райне приблизиться к высокому столу. Та почтительно присела, потом наклонилась к уху банприоннсы. Гвинет побледнела так, что на миг показалось, будто она вот-вот упадет в обморок. Она отдала несколько торопливых приказов, потом откинулась обратно на спинку кресла, потягивая вино и пытаясь скрыть тревогу. Райна поспешила уйти, а нескольких офицеров вызвали из-за стола. Они с озабоченными лицами вышли, и Финн довольно потерла руки. Она удобно расположилась в кресле и продолжала смотреть представление, с удовольствием думая о том, что половина дворцовой стражи теперь займется ее поисками. И никто не догадается, что она сидит среди них, в свете люстры и всего через несколько стульев от своей матери.

Блюда с жареным мясом и овощами убрали, и слуги внесли подносы с медовыми кексами, сластями и сушеными фруктами. Все циркачи окружили хрупкую старую женщину, которую вынесли в центр зала в кресле, украшенном резьбой и росписью в виде листьев, цветов и птиц. У нее были белоснежные волосы и смугло-оливковое морщинистое лицо. Скрюченные руки, лежавшие на резных подлокотниках, напоминали скорее птичьи лапки. На высохшей груди висело множество янтарных ожерелий, и некоторые камни были размером с яйцо, а другие — с зуб.

Глаза Финн изумленно расширились. Она узнала эту старуху. То была Энит Серебряное Горло, подруга Хранительницы Ключа Мегэн Ник-Кьюинн. В последний раз Финн видела ее в Лукерсирее пять лет назад, поющей для Ри и Банри. Говорили, что она умела песнями сзывать птиц к себе на ладонь и доводить людей до смерти. Услышать пение самой Энит Серебряное Горло было поистине великой честью.

Музыканты принялись медленно перебирать струны своих гитар и кларзахов, скрипач поднял смычок, а маленький клюрикон поднес ко рту серебряную флейту. По залу поплыла нежная мелодия, и все разговоры мгновенно стихли. Потом Энит начала петь, и в зале воцарилась благоговейная тишина.

Хотя временами ее голос дрожал, а однажды вообще сорвался на какой-то ноте, в нем звенела такая пронзительная тоска и боль, такое богатство интонаций и опыта, он был таким чистым и мелодичным, что у многих на глазах невольно выступили слезы. Финн услышала сдавленный всхлип, и увидела, как ее мать закрыла лицо рукой, а Брангин склонилась к ней, пытаясь утешить. Да и саму Финн пронзила такая грусть, что она с большим трудом подавила ее.

Наконец голос затих, и толпа неистово зааплодировала. На лице Энит блестели слезы, и черноглазая девушка, наклонившись, поцеловала ее в сморщенную, словно печеное яблоко, щеку. Старая женщина улыбнулась и подняла скрюченную руку, похлопав девушку по гладкой смуглой щеке. Циркачи заиграли одну из всеми любимых баллад, и молодой мужчина в малиновой шапочке снова затянул песню.

Эй, девчонка в желтенькой юбчонке,

Станешь ли Джоки милой женой?

Эй, девчонка в желтенькой юбчонке,

Будешь жить со мной?

У меня всего в достатке:

Пирогов и молока,

Дом я свой держу в порядке,

Только нет жены пока.

Он был очень красив со своими спутанными темными кудрями, смугло-оливковыми щеками и дерзкой улыбкой. Финн почувствовала, что не осталась равнодушной к его очарованию, и заметила, что все придворные дамы заулыбались и принялись обмахиваться веерами, слушая, как он обращается к ним со словами любви. Даже Брангин слегка зарделась, что немало удивило Финн. Лицо ее кузины обычно было бледным и безмятежным, а губы меланхолично сжатыми. Казалось, что ни гнев, ни страсть не могут поколебать этого мраморного спокойствия. Такая ее реакция на игривые взгляды циркача заставила Финн ухмыльнуться.

Пусть росточком я не вышел

И богатства не нажил,

Но зато все, чем владею,

Я к ногам твоим сложил.

Эй, девчонка в желтенькой юбчонке,

Ты беднягу Джоки пожалей,

Эй, девчонка в желтенькой юбчонке,

Стань женой моей!

Когда он закончил, все захлопали в ладоши и одобрительно зашумели, требуя еще песен. Лишь Гвинет, казалось, не поддалась на его чары, и Финн почувствовала укол совести при виде бледного и несчастного лица матери. В какой-то миг ей хотелось сбросить плащ-невидимку, заверить мать, что она жива и здорова, и попросить прощения за свое упрямство. Она подавила этот странный порыв и продолжала слушать музыку.

Она уже несколько лет не слышала таких искусных музыкантов. В Лукерсирее ее лучшим другом был скрипач, игравший столь же вдохновенно и страстно, как и этот юноша, хотя и без его отточенности и уверенности. Они даже были похожи, только Джей был худым, бледным и недокормленным, а этот юный скрипач — высоким, загорелым и смеющимся. Одетый в темно-зеленую куртку и малиновые атласные штаны, в шапочке того же цвета, он с удивительным искусством и воодушевлением играл на своей скрипке, и многие слушатели принялись отбивать ритм черенками ножей по столу.

Кухарка грузно поднялась и начала отплясывать джигу с дворецким, продемонстрировав все нижние юбки и толстые ноги, прочерченные голубыми дорожками вен. Восторженно крича, многие слушатели тоже пустились в пляс, а некоторые вскочили на столы. Скрипач играл все быстрее и быстрее, и танцоры кружились в бешеной пляске. Засмеявшись, молодой скрипач возглавил танцующую процессию и закружил ее по огромному залу, пока все не оказались на ногах, все, кроме Гвинет, одинокой и бледной в своем огромном резном кресле, и старой певицы, столь же одинокой, в своем. Даже Финн танцевала, хотя и понимала, что любой неосторожный шаг — и она останется без своей маскировки. Черный плащ волной вздымался вокруг ее ног в такт ее поворотам и прыжкам, и одно потное разгоряченное тело за другим врезались в нее к ее немалому смущению. Танцуя, Финн думала про себя: Да у этого скрипача тоже волшебные пальцы, прямо как у Джея…