– А сколько брать? – деловито уточнил Густав.

– Двух тебе хватит? Вот и давай!

Селение покидали под аккомпанемент воплей сжигаемых жертв. Уже в воротах услышали близкий крик, отряд ощетинился оружием. К Робину подошла древняя, крючконосая старуха, с ног до головы увешанная клыками, когтями и другими фенечками, ткнула крючковатым пальцем, прошипела:

– Цохван!

– Чего тебе, красавица? Мы спешим.

Обернувшись назад, бабулька бодро присвистнула, из-за хижины показалась совсем еще зеленая девчонка, тонкая, как тростинка, с огромными перепуганными глазами. Еле передвигая ноги, она подошла к старухе, встала, не поднимая глаз. Та шикнула на нее змеей, отвесила короткую затрещину, вновь повернулась к Робину:

– Цохван! Ямуга пронато эйко спег горо паитукуна. Бирнако вер горо арасапиг.

– Бабка, ты сама-то поняла, что сказала? – не выдержал Мавр.

С затаенным ужасом покосившись в сторону негра, старуха ухватила девчонку за руку, подтащила ее к Робину:

– Цохван! Тэй горо анакра эйко.

Оставив до полусмерти перепуганную девчонку, старуха бодренько удалилась. Густав заржал:

– Эгей, командир! Какую тебе ляльку подогнали! Знать, уважают!

– Нам хватит двоих, эта же почти ребенок. Уходим, пока местные нам еще чего-нибудь не подарили. Между лопаток.

Поняв, что ее бросают, девочка минуту постояла, затем догнала отряд, пошла рядом с Робином, не поднимая головы. Ее действия остались без комментариев, в это время командир как раз оглашал бойцам дальнейший план действий:

– Сейчас возьмем тело Ульфа, негоже своих бросать. Похороним на берегу реки, там камней хватает. Мавр, сколько человек участвовали в вашем сборе?

– Да не меньше сорока своих и еще гостей куча.

– Мы вернемся к месту вашего появления и поищем остальных. Петрович – егерь и отличный следопыт, так что успех вполне возможен. Нам очень необходимы люди. Здесь полно опасных зверей, аборигены настроены враждебно. Нас слишком мало, любая серьезная заварушка – погибнем все. А у ваших ребят к тому же есть доспехи и оружие. Боец в самой плохонькой кольчуге по местным меркам – что танк. Стального оружия здесь не знают, стрелы в основном деревянные, если есть наконечники, то из кремня или кости, я нашел один нефритовый и восемь медных, но в наших доспехах они не опасны. В общем, программа минимум – вернуться в район вашего прибытия.

В нужное место вышли к вечеру. Витязи клялись, что все появились где-то поблизости. Лагерь разбили на берегу небольшого ручья, поужинали трофейными припасами – копченым мясом и рыбой, рыхлыми лепешками, пирогами с грибами и мясом. Распределили ночные вахты. Робин поставил себя первым. Решив не терять времени даром, он направился к пленницам, возле которых укладывался на ночлег его «подарок». Подняв перепуганную девчонку, он подвел ее к костру, усадил на кучу лапника, сел рядом. Та тут же поднялась и, помертвев лицом, принялась стаскивать платье. Чертыхнувшись, Робин вскочил, решительно прервал начинающийся стриптиз, опять усадил вконец растерянную пленницу. Подбросив веток в огонь, он приступил к освоению местного языка:

– Робин, – медленно произнес он, показывая на себя.

Несколько раз повторил. В карих глазищах последовательно сменилась целая гамма чувств от страха до удивления, наконец мелькнула искра понимания, девочка указала пальцем на своего страшного хозяина и мелодично прозвенела:

– Роб-бин!

– Примерно так. А тебя как звать? – Робин указал на нее пальцем.

Та поняла, ткнула пальцем себе в грудь:

– Сата Неомо Кайя.

– Больно много для такой пигалицы. Ты будешь Сата. Поняла? Ты – Сата, я – Робин.

– Сата, Робин.

– Вот мы и познакомились.

Робин ободряюще улыбнулся, девчонка робко улыбнулась в ответ. Он подумал, что если она перестанет испуганно сутулиться и наведет порядок на голове, то выглядеть будет весьма ничего. А приодеть, так вообще красавица. Начало было положено, теперь можно приступать к изучению языка. Робин около часа допрашивал Сату, пока не увидел, что девушка откровенно трет глаза. Отправив ее спать, он замер у костра, упорядочивая полученные знания, стараясь сохранить приобретенный словарный запас.

Рядом подсел егерь, пошевелил палкой огонь, подняв к небу столб искр.

– Что, Петрович, не спится?

– Как тут сопьешься? С воды пьян не будешь. День дурной был, сколько мыслей новых, думать не передумать. Ты-то как, язык освоил?

– Да что ты, не так быстро. Пока только в основном названия разных предметов. Но, судя по всему, это наречие не очень сложное, а на память я не жалуюсь.

Товарищи помолчали, Петрович подбросил в огонь щедрую порцию веток и тихо проговорил:

– Ты, паря, что сундук с двойным дном. Сам говоришь, даже в армии не служил, а баталию сегодня вел, как Кутузов, ты налево, ты направо, а ты вообще стой. Поселян этих бил, как на параде, будто и не люди они вовсе. А начальство их? Лютой смерти предал. Пересвет, вон, тот тебя больно хвалит. Говорит, славная тризна у ребят вышла. А Мавр, так тот чуть не побелел. Не хочешь рассказать, откуда ты такой взялся?

– Почему бы и нет, – Робин пожал плечами, – думаю, здесь все подписки отменяются. Я тебя не обманывал, просто всего не рассказывал. Да и мало мы с тобой лясы точили. Есть такая очень серьезная контора, которая испытывает постоянную потребность в специфически подготовленных парнях. Для подготовки таких парней однажды понадобился инструктор по работе с холодным оружием. Серьезные люди оглянулись, увидели меня, сделали предложение, от которого нельзя было отказаться.

– Так ты не только с луком могешь?

– С луком я не просто «могу». Я на олимпиаде совсем немного до золота не добрал. Отчим у меня бывший циркач, с детства учил ножи и топоры метать, на лошади джигитовать, в институте по фехтованию друг натаскал. В общем, я прошел что-то вроде специальной учебки, меня мельком прогнали по смежным дисциплинам – все, инструктор готов. В учебном центре я работал до последнего дня, а там чего только не было. Боевые приемы отрабатывают на трупах, свиньях, а то и живых людях – «куклах». Так что кровью меня не напугать.

Егерь подбросил в костер очередную охапку веток, хотя пламя еще не сожрало предыдущую порцию.

– Ну что ж, паря, все, что оно ни делается, то к лучшему. Здесь энти живодерские умения ох как не помешают! А я вообще-то вот чего подошел: следит за нами кто-то.

– Кто?

– Про то не ведаю, ночью зреть людям не дано. Ты головой не верти, краем глаза глянь, видишь, над лесом два высоких дерева небо зачерняют? От них прогалина меж кустов идет, по ней он и крадется, там чисто, шуму много не делает, но нет такого хитрована, чтоб меня в лесу обмануть. Ты сможешь его взять или я сам?

– Смогу.

– Тогда делаем так. Ты иди вправо, сделай вид, что ложишься, а я будто бы тебя сменил. Костер добро раскочегарен, за пламенем он тебя не увидит. Крадись к нему по опушке, в лес не забирай, там шуму больше. Я, как почую, что ты на прогалину вышел, ор заведу, будто кусило меня что. Ты под это дело к нему и выйдешь. Только иди от самого леса, а то перед костром тебя заметно будет.

Демонстративно стащив доспехи, Робин отошел от костра, прилег, отполз к опушке, далее двигался на полусогнутых, носками ботинок зондируя почву на предмет сухих веток и других шумоопасных предметов. На путь к прогалине ушло около десяти минут. Робин замер, достал из-за пояса трофейный пистолет, стал ждать концерта Петровича. Тот, до сего момента спокойно сидевший у огня, вдруг взревел белугой, вскочил, нелепо запрыгал:

– Ох, что ж за проститутка, ох уж мне! Да растудыть ее через моржовый хрен!

– Да ты чего, Петрович? – кричали разбуженные ребята. – Чего орешь?

– Как тут не орать, гадюка какая-то на спине лазает и кусает, что клещами. Ох, уберите ж ее с меня!

Под этот шум Робин скользнул на прогалину, призраком возник за спиной присевшего лазутчика, приставил ствол к стриженому затылку и спокойным голосом сказал: