— Лично мне идея насчет ожидания кажется более привлекательной, чем идея чистоты, которая перегружена техническими деталями, — сказала Элис. — Вся эта асептика будет совершенно непонятна публике. А вот «вам не придется ждать» поймет и оценит каждый.

— К тому же здесь есть поле для некоторых юмористических решений, — произнес чей-то голос.

— Мне тоже нравится эта идея, — добавила еще одна сотрудница. — Я терпеть не могу ожидания в очереди к гинекологу. Пока дождешься, нервы натягиваются, как гитарные струны.

По группе прокатился смешок. Напряжение спало.

— Мне нравится ваш настрой, — одобрила Тереза. — Молодцы, не падайте духом. Давайте покажем им, на что мы способны, когда нас загоняют в угол.

Люди начали расходиться, горя желанием поскорее занять свои рабочие места.

— Постойте! — воскликнула Тереза, стараясь перекричать поднявшийся шум. — Еще одно! Поменьше болтайте. Не стоит делиться нашими планами даже с другими членами творческого отдела. Экономисты не должны иметь ни малейшего понятия о том, что мы тут делаем. Идет?

Толпа одобрительно загудела.

— Вот и отлично, — крикнула Тереза. — Все по местам!

Кабинет опустел в мгновение ока. Тереза, обессиленная эмоциональным всплеском, опустилась в кресло Колин. Привычное дело — реклама: то взлеты, то падения.

— Они просто в восторге, — заметила Колин. — Ты сумела их зажечь. Жаль, что при этом не было никого из Национального совета.

— По крайней мере у нас есть неплохая идея для рекламной кампании, — отозвалась Тереза. — Вопрос в том, сумеем ли мы подготовиться к настоящей презентации.

— Люди сделают все, что могут. Ты на самом деле сумела их воодушевить.

— Господи, я тоже на это надеюсь, — вздохнула Тереза. — Ни в коем случае нельзя сдавать поле боя Баркеру с его дурацкой идеей насчет «говорящих голов». Это отбросит нас в добернбаховскую эпоху изготовления рекламы. Будет катастрофа, если клиент ухватится за подобную глупость, а нам придется ее делать.

— Бог не допустит, — убежденно произнесла Колин.

— Если это произойдет, мы лишимся работы, — продолжала Тереза.

— Давай не будем предаваться пессимизму.

— Ах, что задень, — жалобно проговорила Тереза. — В довершение всех бед мне еще приходится беспокоиться за Джека.

— Почему? — спросила Колин.

— Когда мы с ним встретились и он подал мне идею насчет ожидания, Джек сказал, что снова собирается в Манхэттенский госпиталь.

— Ой! — вырвалось у Колин. — Как раз против этого его и предостерегали те бандиты?

— Именно, — ответила Тереза. — Помяни волка, и он тут как тут. Джек такой упрямый и бесшабашный. Не стоило бы ему туда ходить. У них в управлении есть люди, обязанностью которых является выезд на место происшествия, как они это называют. Так нет, ему хочется быть героем. Я этого не понимаю.

— Ты, кажется, начинаешь привязываться к нему? — осторожно спросила Колин, не желая обидеть подругу. Колин знала, что ее начальница избегает романтических отношений с мужчинами, хотя и не могла понять почему.

В ответ Тереза только тяжело вздохнула.

— Он притягивает и одновременно отталкивает меня, — призналась Тереза. — Он заставил меня немного открыться и сам отплатил мне тем же. Мне кажется, нам обоим приятно общаться с людьми, которые искренне нас понимают и заботливо к нам относятся.

— Звучит обнадеживающе, — заметила Колин. Тереза пожала плечами, потом улыбнулась.

— У нас обоих на плечах лежит тяжелый эмоциональный груз, — сказала она. — Но хватит обо мне. Лучше скажи, что у тебя с Четом?

— Все просто великолепно, — ответила Колин. — Кажется, я готова влюбиться в этого парня.

У Джека было такое ощущение, словно он в третий раз смотрит один и тот же фильм. Снова он стоит на ковре у Бингхэма и выслушивает пространную тираду о том, что в течение дня ему, Бингхэму, звонили всякие чинуши из мэрии и каждый из них считал своим долгом пожаловаться на некоего Джека Степлтона.

— А теперь я хочу выслушать вас, — произнес Бингхэм, выпустив пар. Он просто задыхался от возмущения.

— Я не знаю, что сказать, — честно признался Джек. — Единственное, что может послужить мне оправданием, так это то, что я ходил туда вовсе не для того, чтобы раздражать людей. Я отправился в Манхэттенский госпиталь в поисках недостающей информации. В этой серии инфекционных вспышек многое остается для меня загадкой.

— Вы не человек, а сплошной парадокс, — произнес Бингхэм. Он заметно успокоился. — С одной стороны, вы — заноза в одном месте, а с другой — великолепный диагност. Когда Кальвин рассказал мне, что вы поставили диагнозы туляремии и пятнистой лихорадки Скалистых гор, то должен сказать, это произвело на меня некоторое впечатление. Так что прикажете с вами делать?

— Уволить занозу, но сохранить диагноста, — посоветовал начальнику Джек.

Бингхэм чуть было не рассмеялся, но быстро взял себя в руки.

— С моей точки зрения, — хрипло произнес Бингхэм, — главный ваш недостаток — полное неподчинение дисциплине. Вы намеренно ослушались моего распоряжения не ездить в Манхэттенский госпиталь, причем сделали это дважды!

— Виноват. — Джек поднял руки вверх.

— И все это вы делаете ради личной мести «Америкэр»? — спросил Бингхэм.

— Нет, — ответил Джек. — С самого начала это был не самый решающий фактор, а теперь я и вовсе забыл о мести. Помните, в последний раз я говорил вам, что в Манхэттенском происходит что-то странное. Теперь я на сто процентов убежден в этом, а люди, работающие в госпитале, относятся ко мне очень враждебно, и это еще более убеждает меня в моей правоте.

— Враждебно, говорите? — проворчал Бингхэм. — Мне сказали, что вы обвинили заведующего лабораторией Манхэттенского госпиталя в преднамеренном распространении особо опасных инфекций.

— Эту историю непомерно раздули, — заговорил Джек. Он принялся объяснять шефу, что просто напомнил заведующему о том, что он, Мартин Шево, сам при первой встрече жаловался ему, Джеку, на скудное финансирование лаборатории.

— Он повел себя как форменный осел, — продолжал Степлтон. — Я попытался выяснить его мнение насчет возможности преднамеренного распространения инфекций, но он не дал мне и рта раскрыть, и я разозлился. Я знаю, что бываю несдержанным на язык, но иногда ничего не могу с собой поделать.

— Так выходит, что сами вы на сто процентов уверены в своей правоте и обоснованности ваших подозрений?

— Этого я бы не сказал, — признался Джек. — Но мне очень трудно допустить, что все это простое совпадение. Кроме того, настораживает поведение сотрудников госпиталя — всех, от директора до старших сестер.

Джек хотел было рассказать Бингхэму об избиении и угрозах, но потом решил этого не делать, не желая толкать шефа на необдуманные поступки.

— Когда я поговорил с членом комиссии Маркхэм, — продолжал между тем шеф, — я попросил соединить меня с доктором Абеляром, главным эпидемиологом. Я спросил его, что он думает по поводу преднамеренного распространения инфекций. Хотите узнать, что он мне ответил?

— Конечно, хочу, — встрепенулся Джек.

— Он сказал, что за исключением случая чумы, который он пока не может объяснить, хотя продолжает работать над этим вопросом вместе с Управлением по особо опасным инфекциям, все остальные вспышки объясняются вполне удовлетворительно. Больная Хард контактировала с дикими кроликами, мистер Лагенторп долгое время работал в техасской пустыне, а что касается менингококковой инфекции, то сейчас для нее самый подходящий сезон.

— Мне кажется, что временные интервалы между вспышками и особенности клинического течения заболеваний противоречат такому...

— Стоп, — прервал подчиненного Бингхэм. — Позвольте напомнить вам, что коллега Абеляр — эпидемиолог. Он — философии и доктор медицины. Это его прерогатива выяснять все почему и зачем инфекционных заболеваний.

— Я нисколько не сомневаюсь в его квалификации, — горячился Джек. — Но его заключения кажутся мне слишком поверхностными. Вообще он не понравился мне с самого начала.